Воплощение Похоти 6 (СИ) - Некрасов Игорь

Формы Вротослава начали расплываться, расти и терять чёткость, превращаясь в слепящее сияние. Затем свет сконцентрировался, сжался, приняв новую, невероятную форму.

Когда свечение чуть угасло, над тем местом, где стоял Вротослав, парило существо из чистого, плотного света. Оно напоминало ангела из древних фресок, угадывались контуры могучего доспеха и огромных, распростёртых пламенных крыльев.

В его руках, вернее, в этих сгустках священной энергии, напоминающих руки, пылал меч, длиннее человеческого роста, выкованный из самого сияния.

Дух Света — последняя жертва и последнее оружие Вротослава — парил в воздухе. Внутри этой сияющей оболочки теплилась лишь тень его былого разума, и эта тень знала лишь две вещи.

Первое — он уже мёртв, его плоть и кости обратились в свет, и пути назад нет. Второе — времени до полного растворения его воли в безличной энергии оставались считанные мгновения.

Поэтому после превращения он не издал ни звука, не попытался отдать приказ или попрощаться. Он просто ринулся вперёд, игнорируя всё на своём пути, что не было прямой угрозой или помехой на линии к цели.

Отдельные зомби, изверги, даже «рыцари-некросы», пытавшиеся атаковать его с флангов, — всё это он оставлял позади, не тратя на них ни капли драгоценной, убывающей силы. Его единственной целью был Архилич.

Его движение было подобно падению звезды.

Трёхметровый костяной голем, пытавшийся преградить дорогу, просто… рассыпался. Он был разрублен одним движением пылающего меча, и его кости обратились в мелкий белый пепел, не успев даже упасть на землю.

Дух света нёсся прямо к Сайлону, оставляя за собой широкую просеку абсолютной чистоты в самом сердце армии тьмы — краткий, прямой и смертоносный путь, выжженный в толпе.

Исход битвы повис на волоске. Последняя, отчаянная жертва Света, чьё сознание таяло с каждой долей секунды, столкнулась с изощрённой, цепкой хваткой Тьмы, отчаянно цеплявшейся за существование.

И в этот миг было неясно, чья воля — краткая, жертвенная ярость или холодная, многовековая воля к выживанию — окажется сильнее.

Глава 13

Перед сжатым и малочисленным строем паладинов была последняя серьёзная сила Сайлона.

Впереди, в две ровных шеренги, находились некросы — бывшие солдаты и рыцари в почерневших, но не утративших прочности доспехах. Их пустые глазницы были направлены прямо на них, а в руках они сжимали щиты и длинные, проклятые алебарды или мечи.

Перед ними на четвереньках, словно звери, топтались изверги. Их тела, раздутые неестественной мускулатурой, лоснились от света выставленных жрецами барьеров, а вместо пальцев торчали мясистые клешни, способные раздробить железо.

Всё остальное пространство между и вокруг них заполняла кишащая масса: сотни простых зомби и десятки скелетов. С флангов наступали те же зомби, среди которых, словно зловещие спутники, находили раздутые, пульсирующие твари, готовые выплеснуть тлен при малейшем контакте. А из клубов струящегося тумана выскакивали, будто пружины, гончие — низкие, шипастые твари, способные сбить с ног при удачном прыжке.

Паладины и инквизиторы стояли плечом к плечу, стараясь сохранить строй. Их доспехи были иссечены, щиты помяты, а дыхание сбивалось от нечеловеческого напряжения. Каждый понимал: если сейчас не случится чуда, их строй падёт. Одна трещина, одна уступленная пядь — и тьма хлынет внутрь, превратив последнее организованное сопротивление в кровавую бойню, где у них не будет ни единого шанса.

Но в том же взгляде, которым они смотрели на надвигающуюся стену смерти, горела и странная, горькая надежда. Они видели, как Вротослав обратился в сияющую комету, рассекающую темное оскверненное небо. Все они знали легенды о Духах Света. Знали, что это не просто заклинание, а дар, доступный лишь избранным — тем, чья вера и воля чисты, как горный хрусталь.

И Вротослав оказался одним из них. Эта мысль заставляла сжимать эфесы туже и находить в глубине души последние крохи сил.

Теодор, этот молодой инквизитор, стоял на острие клина. Его лицо было маской из крови, пота и копоти, но глаза, холодные и острые, вычисляли слабые точки.

Он видел не просто толпу нежити — он видел структуру. И вскоре его взгляд упал на главную угрозу: одного из костяных големов, самую крупную громадину из костей и скрепляющей их тёмной магии что сейчас атаковали их.

— Ко мне! Прикройте! — хрипло бросил он двум стоящим рядом инквизиторам.

Те, не задавая вопросов, рванули вперёд, приняв на себя яростные атаки десятков зомби и извергов, открывая Теодору путь.

Он сделал шаг назад, не отступая, а готовясь к прыжку. Его клинок в руке замер, остриём направленным не на прочную кость, а в точку между рёбер чудовища, где пульсировал сгусток негативной энергии — его ядро.

Голем приближался и, размахиваясь для сокрушительного удара, на миг раскрыл свою грудь, и Теодор рванул вперёд не бегом, а мощным коротким прыжком, вложив в него все остатки сил. Его клинок, ведомый не глазом, а годами инстинктов охотника на нежить, метнулся вперёд, как жало змеи.

— ОЧИЩЕНИЕ!

Крик Теодора был коротким, резким, и он не был заклинанием в полном смысле. Это был приказ, выкрикнутый верой, направлявший всю святую энергию, скопившуюся в оружии, в одну точку.

Клинок с шипящим звуком, будто раскалённое железо опустили в воду, вошёл точно в пульсирующую тёмную сферу. И в тот миг, когда остриё коснулось ядра, оружие вспыхнуло. Не просто засветилось — из рукояти, по всей длине клинка, через гарду хлынул ослепительный бело-золотой свет, заливший внутренности голема изнутри. Казалось, сам меч на мгновение стал жидким светом, ворвавшимся в самое сердце тьмы.

Раздался не хруст кости, а глухой, влажный хлопок, и фиолетовая, вязкая энергия рванула наружу из образовавшейся бреши, но была мгновенно схвачена, обожжена и испепелена яростным сиянием, которое продолжало литься из воткнутого меча. Голем замер, и его костяная структура, лишённая скрепляющего ядра, мгновенно потеряла волю.

Не было ни падения, ни обвала. Он просто… рассыпался. Как карточный домик, которого коснулись. Кости, большие и малые, потеряли связь и с глухим стуком попадали вниз грудой бесполезного хлама, едва не задев передние ряды паладинов, зато завалив собой группы нежити.

На миг перед строем образовался чистый, свободный от врага пятачок, заваленный лишь дымящимся костяным мусором, но эта победа стоила Теодору последних запасов сил. Он тут же опустился на одно колено и тяжело опёрся на меч, его грудь ходила ходуном.

В этот же момент к нему подбежали соратники, защищая от нападения нечисти, что уже пробивалась и лезла по груде костей.

Теодор сделал глубокий вдох и оглянулся. Он увидел, как Элоди, всё ещё стоявшая в самом центре их построения, с лицом, искажённым болью и внутренним огнём, прожигающим её изнутри, попыталась поднять руку. Её губы дрогнули, и он догадался, что она собиралась снова отдать приказ. Снова стать каналом, снова принять силу других в себя и сжечь то, что осталось от её плоти и духа, чтобы дать им еще немного времени…

И в этот самый миг, прежде чем первое слово сорвалось с её губ, в самом сердце бушующего над ними ада что-то переменилось. Взоры всех, кто мог оторваться от боя, невольно устремились вверх.

Высоко над площадью, в лиловой мгле, разворачивалась погоня.

Дух Света — последнее воплощение Вротослава — не видел и не слышал битвы внизу. Всё его угасающее бытие, вся нерастраченная за долгую жизнь воля, сжатая теперь в ослепительный, недолговечный всплеск, была направлена на одну цель.

На тёмную, панически удирающую точку в небе — Сайлона.