Измена. Тайный наследник. Том 2 (СИ) - Лаврова Алиса

Когда он, умолкает, обхватывая лицо ладонями, я вдруг осознаю, что слезы на моих щеках высохли.

Я вдруг осознаю, что того Каэна, что причинил мне боль, больше нет. Как и нет той Анны.

Прежняя Анна умерла тогда, в пустыне, вся ее кровь вытекла и впиталась в песок, а Каэн умер в темнице. Если бы сейчас наши глаза встретились, то мы не узнали бы друг друга. Я ношу его имя и его ребенка, но не обязана носить в душе все остальное. Осознание этого внезапно отрезвляет меня, словно поток ледяной воды и я понимаю, что я имею право быть совершенно свободной от этой боли, от своего прошлого.

— Салемс безумец, он решил использовать корону для казни, — с ужасом говорит Виктор.

— Что с ним будет?

— Она сожжет его заживо, как любого смертного, осмелившегося посягнуть на имперскую власть. Чтобы выдержать ее жар, нужно обладать огромной силой…. Это конец. Даже если вы сможете разжечь его силу, он слишком слаб.

Впервые я слышу, что голос Виктора дрожит. Впервые я слышу в его голосе неподдельный страх.

— Что мне делать?

— Молиться, и просить милости у господа, — шепчет Виктор.

52

Не вполне осознавая, что я делаю, я спрыгиваю вниз, где меня подхватывает Иос, который словно бы только этого и ждал.

— Я должна быть там, — говорю я и смотрю в его глаза. — Ты поможешь мне?

В любой другой момент он начал бы отговаривать меня, спорить со мной и стараться переубедить, но сейчас я вижу в его глазах только готовность сделать всё, что нужно, даже погибнуть, если потребуется.

Трибуны погружены в ужасную тишину, которая становится всё более и более пугающей с каждым шагом. И в основном из-за того, что эту тишину раздирает один единственный звук, оглушительно обрушивающийся на головы всех, кто его слышит.

Крик Каэна, горящего заживо. Я иду вперёд, видя перед собой только сердце Каэна, трепещущее от ужасного осознания скорой смерти, от боли и от страха. Да, он боится, но ещё больше боюсь я, и этот страх передаётся ребёнку, живущему во мне. Нити, которые я испускаю, множатся с каждым моим шагом, они усиливаются и разветвляются, словно древесные корни, опутывая всю площадь, смешиваясь с бесчисленными нитями драконов, стоящих вокруг Каэна. Теперь я уже не таюсь, теперь в этом уже нет смысла. Теперь уже всё не имеет смысла. Если он умрёт, то умру и я, умрёт и мой ребёнок.

Когда я спрыгиваю на песок площади, ко мне тут же бегут солдаты, которые выставлены по периметру специально для того, чтобы останавливать тех, кто вдруг захочет с трибун попасть туда, где проходит сама церемония. Они заносят мечи, и я знаю, что им нужно всего раз нанести удар, чтобы убить человека… Но я, кажется, уже не вполне человек.

Я впиваюсь нитями в полдюжины сердец и останавливаю их, с сожалением отмечая, что после такого они вряд ли выживут. Солдаты падают в песок, словно подкошенные. Иос подбирает меч одного из них и идёт за мной следом, глядя на то, как к нам стекаются десятки разъярённых солдат в сверкающих доспехах. Солнце так ярко отсвечивает от их начищенной золотой брони, что едва не слепит.

Им всем придётся умереть сегодня, и они ещё даже не знают об этом. Десятки солдат падают замертво, я прохожу сквозь них, как серп, сквозь траву, а те, кому удаётся приблизиться на расстояние удара меча, падают, сражённые мечом Иоса.

Сейчас весь мир для меня сосредоточен в одной точке, весь мир сосредоточен на сердце Каэна, недостойного жить, но обязанного выжить.

Я иду с закрытыми глазами, чувствуя, как вокруг меня один за другим падают всё новые и новые солдаты. Наследник не позволит приблизиться ко мне. На их горе, они не знают об этом. Каждый, кто достаточно безрассуден, чтобы подбежать ко мне, делает последний вздох. Я несу смерть, которая охраняет жизнь моего ребёнка, смерть, которая должна спасти жизнь Каэна. Это несправедливо, но другого выбора нет.

Пока я смотрю на его сердце, охваченное пламенем, моё собственное сердце постепенно превращается в камень.

— Уходите и останетесь живы, — кричу я, но они не слушают. Личная гвардия императора, усиленная доспехами, накачанными драконьей силой, погибает с пугающей скоростью, пока до их командира наконец не доходит, что если они будут и дальше пытаться меня остановить, их не ждёт ничего, кроме смерти.

Я открываю глаза и встречаюсь взглядом с глазами капитана гвардии. Его лицо искажено гримасой злости и решимости, его клинок обнажён, и он собирается броситься в атаку, чтобы остановить меня.

— Не делай этого, — говорю я, посылая звук своего голоса ему прямо в голову. — Пощади своих людей. Каждый из вас умрёт. — Я ношу истинного наследника этой империи., отзови своих воинов и будешь жить.

Я молю бога, чтобы он внял моей просьбе. Я вижу, как рука, держащая меч, дрожит, и наконец, спустя мгновение, он отходит, отзывая своих людей, резким приказом. Его мощный голос едва может перекричать ужасный вопль Каэна, который всё ещё бьётся в огненной агонии.

— Убейте её! — кричит Салемс, в ярости указывая на меня пальцем. — Чего вы встали, идиоты?

— Нет, — говорю я, посылая половину своих нитей прямо в грудь Салемса, отчего он едва не падает и делает несколько шагов назад. — Ты знаешь, кто я.

— Корона убивает изменника, никто не смеет беззаконно вторгаться в дела бога. Я знаю, кто ты, ты жена изменника и должна ответить за его предательство вместе с ним.

Его голос кажется визгливым и бессильным. Совсем не такой голос должен быть у императора.

— Тогда останови меня, — говорю я и снова обрушиваю на него поток нитей, который отбрасывает его назад. Киллиан поддерживает отца, чтобы тот не упал. Но тот тут же вырывается и бросается на меня. И на этот раз я сосредотачиваю на ударе все свои нити, не обращая внимания на то, что он пытается проникнуть в моё сердце и остановить его. На этот раз Салемс не выдерживает всей мощи удара и с криком изумления падает на землю. Он катится кубарем, вздымая золотой песок в небо.

Я отворачиваюсь от узурпатора и переключаю все внимание на Каэна, который каким-то чудом все еще жив, хоть и охвачен пламенем с ног до головы. Я вижу, как он зарывает горящие пальцы в песок и тот плавится под ними, словно воск. Это невероятно, но даже лишенный силы, он выдерживает этот огонь и не погибает.

Я опутываю Каэна нитями, заключая его в кокон, пытаясь остановить его агонию, сохранить жизнь, которая каким-то чудом еще теплится внутри…

Чувствую, что внутренний огонь разгорается так, как не горел никогда. Я сама словно бы превращаюсь в светящуюся фигуру переполненную силой. Я и предположить не могла, что внутри меня дремлет такая мощь.

Бросаю мимолетный взгляд на двенадцать драконов, которые в недоумении смотрят на меня, явно сбитые с толку.

— Остановите ее, она изменница и должна умереть! — кричит Салемс, выплевывая песок изо рта. Я чувствую, как его нити тщетно пытаются пробиться сквозь мою защиту, но опадают, словно встретив непреодалимую преграду. — Что вы ждете, идиоты?

И тут я чувствую, как сразу несклько драконов обрушивают на меня яростный удар, так что я спотыкаюсь, но все же делаю последний шаг вперед.

Я оказываюсь на расстояние одного шага от пылающего Каэна ,и не думая больше ни мгновения, погружаю руку в огонь, хватаясь за ослепительно сверкающую раскаленным металлом корону на его голове.

53

Огонь от короны совсем не похож на тот огонь, что источает охваченное пламенем дерево, жар его сильнее во много раз, и свет, который он испускает, намного ярче. Если бы не нити, что защищают меня, я бы сгорела в этом огне в одно мгновение. Я знаю это так же точно, как и то, что этот огонь не причинит мне вреда, даже если охватит меня с головы до ног. Это мой огонь, родственник того огня, что живёт внутри меня и исходит от моего ребёнка. Это огонь, который позволяет Каэну и всякому дракону летать. Это огонь, который благословляет достойного и испепеляет тех, кто хочет использовать его во вред. Так было заведено с самого начала, таков был изначальный смысл этого огня, пока некоторые не начали пользоваться даром бога как средством, позволяющим удерживать власть, средством, позволяющим порабощать других и извлекать выгоду.