Не лезь в бутылку, или Джинн в посудной лавке (СИ) - Мед Натали

– Не переживай, он не пропадет, – усмехнулась я. – Он вечно проигрывается в пух и прах. Даже поместье его отца было заложено. Похоже, таки выкупил с помощью денег моих родителей. И сейчас… Продаст что-нибудь ненужное и выплывет снова... Как то… кхм… коричневое.

Уже продал.

– Не-не-не, мы не паникуем. Мы дышим и трогаем траву. Чувствуешь? Мягонькая. Вот трогай и слушай. Народ, конечно, от барона в восторге: который раз проигрывается, а беднее не становится. Кудахчут, что, мол, барон солому в золото превращать научился. А если послушать не этих богачей расфуфыренных, а тех, кто за ними горшки выносит, вот тогда и выясняется, что на мели наш благороднейший. Слугам жалованье задерживает постоянно. Недавно рассчитал с полдюжины человек. А нынче вечеринку закатил, музыкантов позвал. То у него, понимаешь, денег нет, то балы да карточные долги оплачивает. Не умеют жить по средствам их высокоблагородие, оттого и ввязываются в сомнительные герцогские авантюры. А если человек настолько глуп, что раз за разом проигрывается в карты, но упорно продолжает играть, значит, прижать его мы сможем. Слабые места у него есть.

– Он меня продал, – прошептала я почти неслышно.

Острый оборотничий слух Серко не подвел и на этот раз.

– Кому? – коротко поинтересовался он, словно не услышал ничего необычного.

А может и правда не услышал. Мало ли какие ужасы творятся в нашей приграничной местности. Этих продали, этих купили, этих ранили, тех убили. Ерунда какая. Вот только одно дело, когда контрабандисты друг друга при делёжке имущества или территории пришибли, и совсем другое, когда родственник, благородный человек (по крайней мере, по титулу), продает тебя другому благородному человеку.

– Ректору, – всхлипнула я. – Ректору академии.

– Тю! Ерунда какая. Я уж думал иностранцам. От ректора как-нибудь отобьёмся. Пошли-ка отсюда.

– Кого? – слабо ухмыльнулась я.

Оборотень лишь отмахнулся и помог мне подняться.

– Дождёмся нашего третьего у повозки. От тебя все равно поддержки сейчас никакой. Ещё и замурзанная как непонятно кто. И нос красный.

– Он домой ко мне отправился, – пожаловалась я.

– Кто? Илар?

– Да какой Илар, – вздохнула я. Уж лучше бы Илар, ей-богу. – Ректор. Барон ему сказал, где я живу. Хоть домой не возвращайся.

– Еще чего! Тут боковой выход наружу есть какой? А то тебя через гостей в таком виде нельзя вести. Еще подумают чего. Прослыву насильником, который девиц невинности в садочке лишает. А я только-только в общество вошел. Мне даже один маркиз свою карточку дал. Дрец знает, на кой некот мне его карточка, но я взял. Не помешает ведь.

– Обрастаешь полезными связями, – слабо хихикнула я. После приступа паники  чувствовала себя измотанной донельзя. Пришлось сосредоточиться, чтобы понять, в какой части сада мы находимся. – Налево и прямо. Там раньше в заборе брешь была. Барон скряга, ему только на карты денег не жаль, вряд ли на починку разорился. А сегодня ещё и темно, нас никто не заметит.

– Барон не просто скряга, он тот еще тип. Ты знала, что столовое серебро вовсе не из серебра?

– Не может быть! Это же мамино, фамильное. Оно ей по наследству досталось от любимой бабушки.

– Дрец там плавал, как говорится. Подделка. Я оборотень, у меня на серебро такая чуйка, шо будь здоров, сама понимаешь.

– Вот скотина! – возмутилась я. Почему-то именно столовое серебро меня добило окончательно.

– А то! – поддержал Серко. – Через забор сама али помочь?

Мы тихо брели по ночной росе. Затихала в отдалении музыка шумной вечеринки.

Глава 42. Опередить ректора

Вернувшийся джинн сохранял стоическое молчание. Так усиленно сохранял, что создавалось впечатление, будто он дал обет молчания. Только желваками играл. Забившись в угол телеги, и обняв Батона, который, видимо, решил, что временно можно не психовать и позволял себя тискать, я погрузилась в прерывистый неглубокий сон. Мы возвращались домой.

Бежать можно было только до определенного момента. Я бежала из столицы, когда там не осталось для меня жизни. Я бежала из собственного дома, когда дядя выставил меня вон, словно я не хозяйка, а шелудивый приблудный пёс. Бежать из дедушкиной лачужки я не стану. Я построила себе дом. Я создала для себя ощущение дома, ощущение безопасного пространства в деревне, где живут люди, которые во мне нуждаются. Должен же кто-то латать незадачливых «дровосеков», возвращающихся из лесу с арбалетными и сабельными ранениями. Должен же кто-то помогать женщинам забеременеть и наоборот, в зависимости от желаний трудящихся.

Я вернусь домой, встречу ректора, как подобает. Как подобает встречать подобных мерзавцев. Похоже, джинн был прав: ректор виноват в гибели тех адептов, и у меня нет ни малейшего желания пополнить своим именем тот скорбный список. И если вопрос ставится таким образом, что или я,  или он, то это будет он. Тем более, что на моей стороне джинн и бешеный кот. И Серко, оборотень со странностями. Справимся как-нибудь. Будь он даже трижды ректор и крутой маг, всё равно справимся.

Я дремала и мне снились огромные когтистые лапы, гоняющиеся за мной по всему лесу.

– Лили, – окликнул меня угрюмо Илар. – Просыпайся. Почти приехали.

– Быстро как-то, –  бодро откликнулась я, без труда выныривая из неглубокого сна.

– Сократил дорогу лесной тропой. Серко подсказал. Доберёмся до дома совсем скоро.

– Раньше ректора? – мрачно поинтересовалась я. В глубине души я бы предпочла, чтобы ректора сожрали  дикие волки по дороге, но он явно не собирался оказывать мне такую любезность.

– Это уж зуб даю! – заверил нас оборотень. Он сидел на краю телеги, болтал ногами и грыз невесть откуда взявшееся зеленое яблоко. Яблоко было настолько зеленым, что от одного лишь взгляда на него у меня сводило зубы, но Серко это ничуть не смущало. – Благородные господа быстро не ездють. Благородство боятся растрясти.

– А ты о благородных всё знаешь, – небрежно фыркнул Илар.

– А то как же! Мы народ простой, образованиев нету, ясен кот, интересуемся только аристократами да своими вшивыми мелкими делишками.

– Определился бы ты, простой народ, у вас «образованиев нету» или стихи Фергоско Серйо в оригинале читаете.

– Одно другому не мешает, – просто пожал плечами Серко. – Или ты думаешь, что дикий провинциальный оборотень стихов знать не могет?

– Я думаю, что дикий провинциальный оборотень куда образованнее, чем хочет показать. Думаю, что он владеет минимум тремя языками и на своем родном языке точно может говорить без ошибок.

– Что есть, то есть, – ничуть не смущаясь, признал оборотень.

Вот же! Нет, я замечала, что он как-то странно говорит: то как наши деревенские мужики, то чуть ли не чистейшая столичная речь, какую разве что в библиотеке услышишь, но никогда не задумывалась об этом и даже не придавала этому особого значения. А Серко наш, оказывается, не так-то прост. И когда я в саду от паники чуть с ума  не сошла, знал что делать.

– Тогда к чему этот спектакль? – продолжал допытываться Илар.

– Ради интереса, – закидывая огрызок в кусты, хмыкнул оборотень. – Или так с людьми проще общаться. Лучше казаться глупее, чем ты есть, чем умнее.

– Или можно просто быть тем, кто ты есть, и не притворяться.

– Говорит человек, который меняет личины так же часто, как институтка нижнее бельё. Нет уж, пусть лучше окружающие меня недооценят, чем переоценят. Безопаснее буду. Вот кабы эта, – он ткнул в меня пальцем, – не строила из себя невесть чаво, глядишь, целее была бы. А так ректор знает, что у нее есть чем поживиться, вот и интересуется на предмет чего бы прихватить у девицы.

Интересный взгляд на мир. Я молчала, почесывая Батона за ухом. У оборотня-то, оказывается, целая философия. С одной стороны, так, может, и безопаснее, а с другой… это постоянно притворяться, что ли? Хлопотно как-то. Впрочем, откуда мне знать, как правильно жить, сама живу первый раз. Может, так и нужно, как Серко говорит.