Архимаг (СИ) - Бадевский Ян

— Дорогой, ты проснулся? — нарушила затянувшуюся паузу блондинка.

— Есть немного, — хмыкнул я. — А где Карина?

— Пошла в трюм, изучает големов, — ответила Маша.

— Ну… ладно, — я решил скрыться от греха подальше. — Не буду вам мешать.

Девушки особо и не спорили.

Интересно, это что сейчас такое было?

На камбузе Михалыч гремел кастрюлями и сковородками, что-то шинковал на разделочной доске и одновременно с этим слушал кассетный магнитофон, собранный ещё во времена моего детства. Из колонок магнитофона доносилось что-то задушевное, смахивающее на французский шансон.

— Михалыч, дай поесть, — не стал я ходить вокруг да около.

Кок обернулся.

— Рост, ты живой?

— А что со мной случится, — фыркнул я. — Будь другом, не могу я ждать обеда. Два дня в трансе провёл, живот от голода сводит.

— Садись уже, — хмыкнул кок, указывая на крохотный табурет у разделочного стола. — Борща налить?

С Михалычем мы вместе ходили в экспедиции ещё на «Селенге». Поговаривали, что этот добродушный здоровяк — один из старожилов на борту. И чуть ли не лучший друг нашего Кэпа. Одарённым Михалыч не был, происходил из какой-то сибирской глубинки. И была у него страсть — время от времени готовить традиционные северные блюда. Например, буузы. Это такие крупные пельмешки, делаются на пару. Или строганину из омуля, который предварительно замораживается и нарезается тонкими ломтиками.

В Пустоши овощи никто не выращивает.

А свекла, если неочищенная, может спокойно пролежать месяц-другой.

— Давай борщ, — обрадовался я.

И мне тут же оформили здоровенную миску горячего борща — со сметанкой и свежеиспечённым хлебом. Да, Михалыч у нас такой. Заказал хлебопечку ещё за неделю до отправления. Ещё и пару зубчиков чеснока выдал.

Без лишнего промедления я набросился на еду.

На камбузе было жарко, хотя и работали вытяжки. Целых две. Но я не в накладе — голод, как говорится, не тётка.

Разделавшись с первой миской, я попросил добавку, а потом ещё в качестве бонуса получил фирменную яичницу Михалыча с помидорами, беконом и целым набором специй.

Завершился мой набег свежесваренным компотом.

— Михалыч, ты — Человек с большой буквы!

Кок добродушно усмехнулся:

— Ты защищаешь Крепость от всякой погани, я помогаю заморить червячка. Справедливо.

— А что сегодня на обед?

— Гречка с мясным гуляшом. Борщ ты уже оценил. Плюс компот с булочкой. Салат из морской капусты. В общем, никакой тебе высокой кухни.

— Михалыч, твоя кухня — самая высокая.

— Ну-ну, — смутился кок. — Вжуху своему ничего не прихватишь?

— Пусть сам к тебе заглянет, — определился я. — А то сутками в каюте сидит, что-то в блокнотиках пишет и книги из библиотеки таскает пачками.

— А я тебя предупреждал, — Михалыч помешал гречку в большом чане. — Котоморфы эти умные. Быстро развиваются, глазом моргнуть не успеешь.

Поблагодарив кока за угощение, я поднялся на одну из верхних палуб и отыскал каюту Великого Чертёжника.

Вежливо постучался.

Дверь разомкнулась, впуская меня внутрь.

— Заходи.

То, что открылось моему взору, с трудом поддавалось здравому осмыслению. Чертёжник сменил строгий костюм на комбинезон простого техника, явно добытый на нашей Крепости. Вокруг мойры были расставлены изогнутые модули непонятной машины, которые мой покровитель неспешно собирал в единую конструкцию. Прямо на моих глазах Чертёжник протянул руку, тронул Знак на гладкой серо-стальной поверхности, смахивающей на приборную панель «Слезы», а потом проделал то же самое со вторым модулем. По неприметным линиям побежала энергия. За считанные секунды поверхность была испещрена сложным геометрическим рисунком, подсвеченным ядовито-зелёным. Линии изгибались под причудливыми углами, врастали друг в друга, формировали запутанный лабиринт в трёхмерной проекции.

Я застыл на пороге.

Зрелище завораживало.

— Дверь закрой, — попросил Чертёжник, не теряя концентрации.

Было заметно, что мойра подпитывает своей ки всю эту хитрозаточенную систему.

Не глядя, я ткнул пальцем в запирающую кнопку.

Створки сошлись, отрезая каюту от коридора.

И почти сразу после этого модули выбросили из себя потрескивающие зелёные молнии, сцепились между собой, сдвинулись с места…

Резкий щелчок.

Модули срослись.

Энергия пробежалась по теперь уже общим каналам, напитала яркие точки, разбросанные в строгой последовательности по верхней грани конструкта, и столь же внезапно погасли. Несколько секунд в воздухе ощущалась пульсация. От модулей исходила невиданная мощь. Эфир так и закручивался в воронку, втягиваясь в невиданную доселе машину.

Впрочем, машиной этот объект ещё нельзя было считать.

Своего часа ждали около дюжины фрагментов, до которых не добрались руки Чертёжника.

— Что это? — не выдержал я.

Чертёжник хмыкнул:

— Наверняка, у тебя есть версия.

— Честно? Я никогда не верил, что кучка бессмертных управляет судьбами мира с помощью сверхспособностей. Уж извини. Я насмотрелся в прошлой жизни на архимагов, освоивших разные грани эфирных техник. Никто из них не манипулировал вероятностями. А мы далеко опередили вашу реальность в плане магии.

Мойра кивнул:

— Правильное наблюдение.

— Это машина судеб? — задал я прямой вопрос.

Я пристально разглядывал странную конструкцию.

Фрагменты, разбросанные по каюте, напоминали детали гигантского трёхмерного паззла — плавные изгибы, угловатые выступы, впадины, испещрённые теми самыми зелёными линиями. Они мерцали, будто дышали.

Чертёжник провёл ладонью над одним из модулей, и тот отозвался слабым гулом.

— Машина судеб? — Он усмехнулся, но без сарказма. Скорее, с одобрением. — Нет. Это инструмент. Как кисть для художника или скальпель для хирурга. Только вместо красныx телец — вероятности. Вместо тканей — линии судьбы.

Он поднял один из оставшихся фрагментов — плоский, почти дисковидный, с выгравированным в центре символом, напоминавшим спираль.

— Ты прав в одном: мы не боги. Мы — ремесленники. Но ремесло наше требует… специфических инструментов.

С этими словами бес приложил диск к центральной части уже собранной конструкции.

Раздался тихий щелчок, как будто замкнулся невидимый контур.

И тут всё завертелось.

Диск начал вращаться, сначала медленно, потом быстрее. Линии на его поверхности вспыхнули, протянулись к другим модулям, сплетаясь в единую сеть. Воздух затрепетал, искажаясь, будто под невидимым прессом.

Я почувствовал, как давление в каюте изменилось — не физически, а на уровне восприятия. Будто сама реальность здесь стала тоньше, податливее.

Ощущение зыбкости.

— Это консоль? — спросил я, отступая на шаг.

Чертёжник не ответил сразу. Его пальцы скользили по поверхности модулей, корректируя что-то, выравнивая.

— Часть консоли. — Наконец он оторвался от работы и посмотрел на меня. — Ты видел «Слезу»? Это был примитивный интерфейс. А здесь…

Он провёл рукой по воздуху, и в пространстве вспыхнул голографический проектор — сложная структура, напоминавшая фрактальное дерево, ветвящееся в бесконечность.

— … рабочее место.

Я невольно представил, как он сидит в центре этого кольца, окружённый мерцающими символами, плетёт узоры из возможностей, словно паук, ткущий паутину.

— И как это работает?

Чертёжник ухмыльнулся.

— Хочешь попробовать?

Глаза его светились — не метафорически, а буквально. Тонкие зелёные прожилки пульсировали в глубине зрачков.

Я колебался.

— А это безопасно?

— Нет.

Но он уже тянул меня к центру конструкции, и я не сопротивлялся.

Потому что очень хотел узнать.

Что будет дальше.

— Давай посмотрим на судьбы твоих друзей, — сказал Чертёжник, усаживая меня рядом с собой. — Просто посмотрим, ничего не меняя.

— Что нужно делать?

— Открой каналы. Позволь машине настроиться на тебя и установить энергообмен.