Спокойный Ваня (СИ) - Кожевников Павел Андреевич

Стараясь ступать по возможности тише, поднялся до второго этажа. Сверху спускалась группа людей, которые переговаривались с тревогой в голосе.

Одна квартира на площадке показалась мне пустой. Её окна должны были выходить на противоположную от фронта сторону. Искорёженная входная дверь лежала на лестничной площадке, выбитая взрывом. Напротив входа через просторную прихожую находился туалет с разбитым унитазом. Я прикинул, если встану там, то прекрасно смогу видеть происходящее на площадке, а меня в темноте не заметят.

Прислушиваясь к звукам в комнатах, я пересёк прихожую и замер над осколками унитаза. Спиной прижался к сливному бачку. Поднял прозрачное забрало шлема, чтобы избежать ненужных бликов. Оба пистолета приготовил и навёл на вход в квартиру.

Лестничные пролёты были широкие, поэтому двое бойцов с носилками легко вписывались в повороты. Шли они не быстро, стараясь лишний раз не тряхнуть свою ношу. Недостреленный снайпер лежал на носилках и тихо постанывал от каждого толчка. Перед носильщиками двигался солдат с фонариком, светя им под ноги, чтобы те, не дай бог, не споткнулись. Ещё один немец шёл замыкающим и аккуратно нёс повреждённую снайперскую винтовку в одной руке и мой артефакт в другой. Выглядел тот, как оптический прицел с большим увеличением. Вряд ли он весь являлся артефактом, потому что свечение шло из места, расположенного ближе к середине прицела.

Дождавшись, когда немец с фонариком пройдёт мимо и начнёт спускаться, я открыл огонь по носильщикам и последнему немцу. Раненый снайпер грохнулся на пол и заорал. Жаль, что при этом он исчез из поля моего зрения, откатившись дальше по площадке.

С нижнего пролёта раздались крики немца с фонариком, перекрывая вопли снайпера. Не теряя времени, я выскочил из квартиры и открыл по нему огонь. Но тот шустро скатился на один пролёт. Ловить его было некогда.

Я два раза выстрелил в снайпера, прекращая его стоны, и спрятал один пистолет в кобуру. Подхватил прицел с пола и вернулся в квартиру. Остальным немцам добавка не требовалась. Стоя в прихожей, кое-как засунул артефакт в карман и сменил магазины в пистолетах. То, что на шум сбегутся, я не сомневался. По идее можно возвращаться к своим, но решил, что риска вышло маловато.

«Отсутствие страха когда-нибудь сыграет со мной нехорошую шутку» — пришла в голову мысль.

Пока соображал, куда двинуться дальше, стрельба на улице временно стихла. Благодаря этому расслышал на лестнице осторожные шаги и отрывистый шёпот. Вернулся сбежавший немец с подмогой. Быстро он, однако. Я пересёк прихожую и зашёл на кухню.

О том, что здесь раньше готовили еду, напоминала разбитая раковина. Остальная мебель была разнесена в щепки. Я встал за косяком, чтобы наблюдать за действиями немцев, не сильно высовываясь при этом. Пробраться к окну без шума казалось невозможным делом.

Сколько ни вглядывался, различить блики от фонариков у меня не получилось. Будет плохо, если у европейцев появились приборы ночного видения. Всё моё преимущество пропадёт.

Первый противник показался в проёме двери. Он осторожно заглянул в квартиру и тут же убрал голову. Разглядеть немец ничего не мог, просто провоцировал меня.

На секунду наступила относительная тишина, а потом в квартиру закатилась граната и замерла на середине прихожей.

— Augen! — Гавкнул немец в коридоре. Ещё бы понимать, что этот лай значит.

Прячась за косяк, я успел опустить забрало на шлеме и рефлекторно убрал пистолет за спину, прикрывая его своим телом. «Самое ценное стоит беречь» — усмехнулся я про себя. А потом граната рванула. Звуковую волну неплохо погасил шлем. Так что меня не оглушило. Глаза справились со вспышкой. Даже в переотражённом виде она была яркой. Я уже перестал удивляться способности своего зрения игнорировать резкое изменение освещённости. Граната оказалась светошумовой.

Медленно подняв забрало, я осторожно выглянул в коридор и увидел, как в квартиру заходит штурмовик. Его экипировка была полегче моей, но тоже внушала уважение. Массивный бронежилет с наплечниками, налокотниками и намудником. Не знаю, как правильно называется эта часть брони. На голове шлем с забралом вроде моего и закреплённым сбоку фонариком.

Штурмовик стоял на полусогнутых, держа перед собой короткий автомат, готовый к стрельбе.

На лестнице раздавалось шарканье многочисленных ног. «Да сколько же вас здесь?» — удивился я. Мысль про то, где их хоронить, тоже мелькнула, но, похоже, шутки кончились.

Штурмовик шарил фонариком по прихожей. Луч задержался на обломках унитаза и двинулся дальше. Я спрятался обратно и превратился в слух. Теперь шлем мне мешал, но снимать я его не спешил.

С лестничной площадки прозвучал предупреждающий возглас. Я понял только «ein» и «Pistole». Однако грамотные у них здесь патологоанатомы на выезде, или он следователь? По характеру ранению поняли, что я с пистолетом и один. А может знали, что в здание пробрался одиночка? В голову лезла всякая чушь, в то время как меня решили начать убивать. Убедился я в этом, выглянув в коридор. Луч фонаря уже был направлен в другую сторону.

Немец, стоящий в дверях, потянулся к поясу и медленно достал из подсумка гранату. Судя по ребристой рубашке, явно не светошумовую. Я не стал ждать. Немец был у меня на прицеле. Чуть довернув ствол, я прострелил ему оба бедра. Лучше, конечно, стрелять по коленям, но что у него за наколенники я не знал и решил не рисковать. В руку, держащую гранату, я тоже выстрелил, не надеясь её взорвать, а стараясь не дать это сделать немцу. Гранаты мне самому пригодятся.

Тактик из меня оказался хреновый. Я в этом убедился, когда шагнул к начавшему падать противнику. Раненного бойца быстро выдернули на лестничную площадку, а гранат ко мне прилетело больше, чем я хотел. И все с выдернутыми кольцами. Ребристые шарики весело запрыгали по полу прихожей.

Пришлось быстро вернуться на кухню и плотно прижаться стене. Начали взрываться гранаты. Открытый рот не сильно помогал от близких разрывов. По броне стучали рикошетирующие осколки. Ноги ниже колена, там, где кончалась бронеюбка, ощутили несколько болезненных ударов. Противовзрывные чуни, по-другому их сложно назвать, я одевать не стал и сейчас за это расплачивался. С другой стороны, смог бы я в них вообще сюда добраться?

Гранаты перестали взрываться, и я сразу ринулся к окну. Но короткий взгляд вниз показал всю бесперспективность побега в эту сторону. Немцев во дворе дома было много, и все таращились на меня. Отпрянув назад, решил прорываться через штурмовиков. Только они тоже не дураки оказались. В квартиру залетело ещё две гранаты, и одна из них, как назло, мне под ноги.

Попытался пинком отправить её назад. Раздался взрыв. Сильно дёрнулся пистолет в руке. Забрало покрылось трещинами, но вроде выдержало. Что стало с ногой, я не видел. Я вообще ничего не видел и не слышал. Голова была как деревянная. Рот-то я закрыл, а может, на таком расстоянии от взрыва это вообще роли не играет.

Левой рукой поднял забрало. Правая нога, которой я пнул гранату, на удивление не подломилась под моим весом, когда я на неё опёрся и вообще не сильно болела. Только было ощущение, что мне в сапог напихали острых камней.

В данный момент меня интересовала не она, а немец, заскочивший в квартиру. Пистолет в моей руке стрелять отказался, и я бросил его в лицо противнику, одновременно доставая второй из кобуры левой рукой. Немец не повёлся на уловку, или просто не увидел мой бросок в полумраке. Его автомат засверкал выстрелами. В это время в комнату просочились ещё два бойца.

Пистолет я держал во взведённом состоянии, и способность видеть в темноте у меня не пропала. Высадив всю обойму по незащищённым участкам на телах штурмовиков, я быстро перезарядился и принялся ждать следующих желающих расстаться с жизнью. Чесалась нога, которой пнул гранату, но опустить на неё взгляд я не рискнул. Слишком шустрые ребята мне противостояли.

Надеюсь, больше гранаты они кидать не будут. Три раненных немца должны были громко стонать. К сожалению, после взрывов я их не слышал. Как не слышал и того, что творится на лестнице. Но штурмовиков изначально было больше четырёх, это точно.