Огнеборец (СИ) - "Тео Дорн"

— Ну спасибо, Женечка, за твою любознательность, — прошипела Лена, сверкнув глазами в сторону Ленского.

Хотя всё-таки, глядя перед собой. Я понял, что жалею о том, что мой лучший друг такой любознательный, ведь поза Соколовой позволяла по достоинству оценить её фигуру, которую черная спортивная форма с обтягивающей футболкой и короткими шортами, только подчеркивали.

— Наслаждаешься видом? — спросила Лена, поймав мой взгляд.

Лицо её было вверх ногами, и её волосы почти касались земли из-за того что мы были в упоре лежа.

— Давно хотел спросить, делаешь ли в день ног мост или просто выпады?

Уверен её опыт был полезен в деле набора формы.

Отвлекшись на местные достопримечательности, я не заметил, как перед моим носом возникли идеально начищенные берцы сержанта-инструктора.

— Я вижу, ваша группа прямо-таки блещет рвением и желанием доказать свою профпригодность, — хмыкнул Кожедуб, — В таком случае сейчас вас будет ждать кое-что особенное…

Он повернул голову в сторону как раз приблизившегося к нам Архипова. Футболка на груди гиганта промокла до нитки. Вены на его могучих руках и шее вздулись, превращая его просто во влажный сон любой медсестры. Шел он уже пошатываясь — ноги подкашивались.

Но надо отдать ему должное, дойдя до Кожедуба, он аккуратно опустил ящики. Затем сам сел на корточки и затем повалился на спину.

— Тридцать! , — досчитал за нас Кожедуб.

Мы с облегчение попадали на раскаленный асфальт. Мышцы затекли будто в них свинец залили, а голова кружилась.

— Ну, спасибо, о, ценитель прекрасного, — выдохнул Ленский.

Он не мог встать и просто повернул голову, так и оставаясь вдавленным лицом в асфальт. Его глаза оставались прикрыты, а с каждым выдохом вырывалось облачко инея.

— Оно того стоило.

Я усмехнулся и подмигнул Соколовой, которая лежала на асфальте развернувшись ко мне, лицом на которое налипли взмокшие каштановые волосы. Она закатила глаза и фыркнула.

Но я видел как дернулись уголки её губ, когда она отвернулась.

Не знаю уж сколько прошло времени, но я чувствовал будто бы отключился.

В чувство нас привела мощная струя воды, которая окатила нас лежащих на асфальте, возвращая нас к жизни.

В этот момент Кожедуб даже не воспринимался, как-то из-за кого мы в этом положении оказались. Он воспринимался как спаситель. В целом, хоть он и был суров и требователен, но тем не менее чутко бдил за нашим состоянием, подводя на к грани, но не давая за нее упасть.

— Встаём, — скомандовал Кожедуб, — Отдохнули уже!

Мы поднимались и вставали под струю воды. Будто это было самое живительное чародейство, которое доступно самому искусному целителю. Живительный поток прекратился, но мы ещё несколько секунд стояли пытаясь сохранить на себе эти воспоминания об освежающей прохладе.

— Благодаря любви, нашей звездочки к прекрасному, вас ждет марш-бросок до полигона. И не простой! — прохрипел Кожедуб, — Разбираем ящики и за машиной стройся!

— Но ящиков четыре! — возмутился Полозов, — Один такой только вдвоем…

— Полозов! Хочешь сказать не хватает? — прервал его Кожедуб.

Мы заткнули Полозова раньше чем он успел подумать о том, что ответить.

— Тащим цепочкой! Разбежимся — развернемся фронтом, чтобы не тянуть друг друга, — сказал я своим, — Я, Слава, Женя в центр, берем в обе руки. Лена, Гриша по краям. Всё понятно?

Все кивнули.

Мы смогли организоваться и взяли все четыре ящика с боеприпасами. Выстроившись в цепочку за саламандрой, наша группа удостоилась одобрительного «Хм» от Кожедуба. Он залез внутрь броневика и заведя двигатель мы отправилась на полигон бегом за броневиком.

***

— Вот тебе… И… ценитель… — задыхаясь произнес я.

— Поделом, — выдохнул Ленский, упав на четвереньки, жадно хватая ртом воздух.

Архипова, как любителя двойного завтрака, даже вывернуло, после этого маршброска и он сейчас под аккомпанемент не самых приятных звуков, изучал растительность на полигоне.

Соколова просто свалилась в траву закрыв лицо сгибом локтя.

В общем, мы были едва живы к тому моменту, как добрались до полигона.

Кожедуб видимо смилостивился и пятнадцатиминутный перерыв мы встречали с жестким бруском пайка, состоявшим из затвердевшей непонятно пасты по вкусу как, что-то среднее между солониной и пастилой. А на запить была фляга с драгоценной водой.

Мы так вымотались, что даже шутки и подколы прекратились и мы просто молча уминали свою пайку.

Наконец перед нами показался Кожедуб.

— Ну что, господа и дамы, — с довольной улыбкой проговорил он, глядя на нас, — кто первый хочет оседлать эту малышку?

Вопрос был риторический.

Один за другим мы забирались внутрь и пытаясь совладать с железным зверем.

Водитель проходил учебную трассу, пока второй номер отстреливался по мишеням. Затем мы менялись. И упражнение повторялось снова и снова.

Настала моя очередь сесть за руль — и что-что, а с тяжёлой техникой я давно на ты. Старый Урал в депо не раз меня выручал: скрипучий, прожорливый, но верный — знал я его, как свои пять пальцев.

А тут — Саламандра. Пусть и броневик, но что-то в ней было родное. Руль тяжёлый, ход жёсткий, переключения — с хрустом, двигатель ревет будто каждый раз пробуждаешь древнего зверя.

Даже завелась она с тем же характерным протестом, словно ей надо сначала поворчать, а потом уж работать.

Но стоит тронуться — и чувствуешь: под капотом настоящая мощь, ядро тянет как проклятое. Даже на бездорожье полигона Саламандра вела уверенно. Амортизация, конечно, могла бы быть и помягче — прыгаешь на кочках как дрова в телеге, но зато чувствовался каждый килограмм стали, каждое движение.

Как любая древняя рептилия Саламандра требовала к себе уважения: чуть зазевался — и уже в кювет.

Но в этом и был настоящий кайф.

Я понял все теплые слова Кожедуба в адрес этой машины. Саламадра была не просто техникой — она была настоящим зверем. Грубый, упрямый, но живой.

Если с ней подружиться, довезёт хоть в саму Бездну. И обратно.

Поэтому для меня это было не просто занятие. Несмотря на напряженный день…

Я получал настоящее удовольствие. Катиться по холмам и ухабам, чувствуя, как броня вибрирует вокруг тебя, а руль дрожит под руками. Как двигатель рычит на подъёмах. На пару мгновений мне даже показалось, будто бы я и не прочь завалить испытание, если это будет значить, что оно продлится чуточку дольше.

***

— Ну что, я удивлен, — сказал Кожедуб, перед нашим строем, — Все достойно справились. Ну а лучшее время… Пожарский.

Ленский и Архипов присвистнули.

— Он просто срезал, — фыркнул Полозов.

— Второе место — Соколова…

Лена выглядела очень довольной. Наклонившись к моему уху, она прошептала:

— Ты же знаешь, что я поддалась?

— Я тоже, — шепнул я в ответ.

В общем настроение у всех было приподнятое.

— На сегодня всё, — ответил Кожедуб, — Можете пока тут отдохнуть. В броневике есть чайник.

Он посмотрел на меня.

— Думаю розжиг вам не понадобится… Какого…

В этот момент из-за пригорка показалась вторая Саламандра. Она лихо развернулась на пятачке перед нами. Из неё высыпала первая учебная группа, в составе которой я заметил Баранова.

— Пыль вы глотаете из-под наших колёс отлично. Я слышал, возились как черепахи на учебной трассе. Все выстрелы — да и те в молоко, ехидно прокомментировал результаты нашей тренировки Баранов.

— Языком чесать ты мастер, это точно. Ещё после экзамена, всем понятно, — спокойно ответил ему я. — Может лучше небольшое соревнование? На деле посмотрим кто лучше.

Я почувствовал как за моей спиной собрался весь наш отряд.

— Что ты сказал? — ноздри Баранова раздулись, на висках заиграли вздувшиеся вены.

Довольный Кожедуб обменялся хитрыми взглядами с инструктором соседнего отряда.

— А что, это дело. В конце концов, в соперничестве рождаются лучшие, — хлопнул в ладоши. — Устроим небольшое испытание! Заодно покажете друг другу кто чего стоит, уже как боевая единица — как команда. По отдельности то мы на вас насмотрелись.