Ключ к счастью попаданки (СИ) - Машкина Светлана

Жаль, но, думаю, ждать потомства ей уже поздно — возраст. Всё-таки не так много лет отпущено женщине для рождения детей.

Пока Феня не вспомнила, что в своём бесплодии считала виноватой меня, я сменила тему.

— Феня, а парень, крупный такой увалень, светловолосый и глаза маленькие — это кто? Я его вроде как помню, но зачем — не пойму.

— Улька, плохи наши дела! — выдохнула Феня. — Жениха забыла!

Жениха? Нет, нет, не надо меня пугать! Я добропорядочная старая дева в прошлой жизни, и желаю такой же остаться и в этой тоже.

То есть «дева», разумеется, несколько преувеличенное название, ну да не всё ли равно. Замужем не была никогда, лет много — значит, без вариантов. Старая дева!

Замуж я собиралась лишь однажды, совсем юной. Избранник был на восемь лет старше меня и казался взрослым, пожившим и опытным. Впрочем, кое в чём опыт у него действительно был, и очень даже неплохой. Я, глупая и невинная, высоко его оценила.

Это была большая и головокружительная любовь, я верила, что не смогу прожить без него ни дня, и что никто никогда не любил так, как я.

Он тоже верил и мечтал о нашем будущем. Совместном будущем, где нас ждёт большой светлый дом, прекрасный сад и даже пруд с лебедями. На лебедях настаивала я — очень уж мне хотелось романтики.

И мы, как два лебедя, всегда неразлучны и счастливы.

Детей, конечно, тоже планировали. Двоих как минимум. О том, на какие деньги мы будем строить наше роскошное благополучие, никто не думал. Я училась в колледже, мой избранник крутил гайки в автопарке, и мы были уверены, что со временем заработаем на всё необходимое.

Наше безоблачное счастье длилось почти год, пока мой милый не устроился водителем к одной очень деловой и очень обеспеченной даме. Даме он приглянулся — наверное, сработал тот самый опыт, которым он заслуженно гордился. И любимый, недолго думая, меня бросил.

Вместе с мечтами о доме, цветущем саде и белых лебедях.

Сейчас воспоминания о коварном изменнике вызывали улыбку. Конечно, он всё равно рано или поздно бы предал меня, обменял на материальное благополучие или на более молодую и красивую женщину. Даже хорошо, что тогда я сильно обожглась. Страдала, жалела себя и своё разбитое сердце, зато сделала соответствующие выводы. Никогда ни в ком не растворяться, не становиться тенью другого человека, не любить никого больше, чем саму себя.

Воспоминания прервала Феня. Вымешивая тесто в большом деревянном тазу, или как он здесь назывался, она срочно искала выход из ситуации.

— Ты, как опять чего не вспомнишь, сразу меня спрашивай. Только тихо, чтобы посторонние не догадались. Савву, жениха твоего, надо нынче увидеть обязательно, а то, как бы чего не ляпнула, когда договор будем справлять.

— Какой договор? — уточнила я.

— Свадебный, Улька! Пекас-то за каким лядом в город потрясся? Ну, конечно, ещё много чего надо было прикупить по мужицким делам. Гвоздей, дёгтя, кожи. Но главное — за лентой тебе!

Опять эта лента, будь она неладна.

— Феня, про ленту тоже не помню, — жалобно пропищала я.

Феня вздохнула, накрыла готовое тесто полотенцем и начала меня, беспамятную и не особо умную, просвещать.

Свадебный договор — последняя ступень перед браком. За общим накрытым столом встречаются родня жениха и невесты, только самая близкая родня — родители и дедушки с бабушками. Обсуждают последние приготовления, расходы и всё то, что ещё не успели обсудить. Делят между собой обязанности по проведению свадьбы.

Впрочем, никто там ничего особо не проводит. С утра молодых благословляют, потом ведут к жрецу, который совершает брачный обряд. Дальше всё просто — приглашённые гости садятся за стол, едят, пьют и поздравляют созданную ячейку общества.

Короче, в этой области ничего нового люди в другом мире не придумали.

— Лента зачем? — уточнила я.

— Как без неё? Когда дед твой с отцом Саввы обо всём договорится, тебе и ему на правую руку, пониже локтя, привяжут алую ленту. Чтобы все видели, что вы теперь жених и невеста, вскорости свадьба будет. Чтобы, значит, на тебя и на него никто более не заглядывался — несвободные вы теперь.

Не знаю, как на Савву, а на меня, думаю, никто и раньше не смотрел. Худую, чумазую, с обломанными ногтями и в старой, шитой-перешитой, рубахе. Или на улицу мне что-то другое дадут? Неужели не стыдно выпускать меня замарашкой?

— Феня, а если я не хочу выходить замуж?

Феня отпрянула от стола, повернулась ко мне лицом. Чего это у неё рот сам собой раскрылся?

Глава 5

— Улька, да не пугай ты меня, говорю же! Доведёшь нынче до трясучки! Откуда только мысли глупые берёшь, не пойму! Кто тебя спрашивает, полохало? Где это видано, чтобы девка замуж не хотела!

Ну подумаешь — какое чудо! Да никогда не поверю, что все тут радостно бегут под венец, теряя тапки! Можно подумать, будто девушкам всё равно, за кого замуж выходить, главное, чтобы муж был.

— Все поголовно хотят? — уточнила я. — Никогда не было случая, чтобы кто-то отказался?

Феня прижала ладони к щекам, тяжело вздохнула. Смешным круглым ковшичком зачерпнула воды из ведра, сделала несколько больших глотков, словно у неё в горле пересохло.

— Ой, Улька, чего-то у тебя в голове перевернулось, не иначе, — решила она. — Всё хуже и хуже с каждым часом. Может, и правда доктора тебе надо? Это же расходы какие! Ничего, Пекас не жадный.

— Не надо доктора.

— Глупая я баба, — сокрушалась Феня. — Чего раньше великих богов гневила, тебя ругала за молчание? Радоваться надо было. Нормальная же девка была, тихая, смирная, слова лишнего не скажешь. А теперь? Рот второй день не зарывается, со мной споришь, да ещё и не веришь мне! Ой, беда-беда…

Значит, раньше Улька была тихой и забитой, надо не забыть. А то в самом деле к доктору поведут. Феня расскажет, как я неожиданно изменилась, и, боюсь, эта перемена мне дорого обойдётся. Закроют в больничке и сделают подопытным кроликом для психиатрии. Или вовсе сожгут — в великих богах я пока не разобралась.

Очень хотелось выяснить, как здесь относятся к попаданкам, но спешить не стоит. И без того Феня покраснела, в который раз за день хватается за сердце.

— Тесто поднялось, — тихо заметила я. — Обмять?

— Трогать не смей! Забыла, что у тебя голова разбита?

Я не поняла, при чём тут голова — не головой же я собиралась обминать тесто, но спрашивать не стала.

— Иди вишню собирай, ту, что за домом, — распорядилась Феня.

Она налила в ведро горячей воды, достала из сундука большую холстину и глиняную плошку с жидким мылом. Точнее, с замоченными синенькими цветочками. Их лепестки она с утра залила горячей водой. Размокая, лепестки становились желеобразной субстанцией без запаха, очень похожей на наше жидкое мыло.

— Ты в баню? — спросила я.

— Куда же ещё? Пироги печь надо, а я — вона какая! Ещё и ругалась, — тяжело вздохнула Феня.

Оказывается, любое приготовление пищи было сродни священному действию. Если в моём мире надо просто помыть руки и убрать волосы, то здесь такими простыми процедурами не ограничивались.

Настроение обязательно должно было быть ровным и спокойным. Нельзя ругаться, обижаться, нельзя никому грубить. Ни в коем случае нельзя повышать голос. В противном случае перед тем, как готовить, надо было пройти обряд очищения. Сполоснуться в бане, помолиться великим богам и только потом приступать к готовке.

Интересно, как часто Фене приходилось повторять обряд? Или достаточно одного раза, а дальше можно ругать безропотную Ульку сколько угодно?

— Ты ещё здесь? — сердито спросила она.

Я схватила с лавки первую попавшуюся корзинку и выскочила во двор.

К моей большой радости, лестница для сбора вишни не понадобилась. Местная вишня была скорее похоже на высокий кустарник, чем на дерево. Ягодки мелковатые, кисло-сладкие, из них, наверное, замечательное варенье получается.

Корзина собралась быстро. Может, попросить Феню сделать пирогов с вишней? Или она уже использовала всё тесто?