Бояринъ из куна-чакры 2 (СИ) - Журавлев Владимир А.

В результате я утром так и вхожу в столовую с мечтательной улыбкой.

И там на меня накидывается разъяренная мама Вера. А я только хлопаю глазами, совсем как человек после сна, чем выбешиваю ее еще больше.

— Рой! Это надо прекращать! Немедленно!

Сажусь за стол, подтягиваю пару тарелок, внимательно, насколько это возможно, слушаю. И слушаю с огромным удовольствием! Мама Вера в гневе — это что-то восхитительное! Она не монолог ведет, даже не диалог, а триалог! Вываливает на меня претензии, моим противно искаженным голосом озвучивает мои возможные оправдания, язвительно комментирует их от лица стороннего наблюдателя… и все это с гневно сверкающими глазами, с взволнованно вздымающейся грудью, с жестикуляцией на уровне урожденных итальянцев!

Мама Вера внезапно замолкает и спрашивает обеспокоенно:

— Рой… с тобой все в порядке?

А я смотрю на нее с грустью. Мама Вера испугалась за своих будущих двойняшек. Не за нас. Это значит… это значит… сестричкам будет очень трудно принять, что они больше не главные в мамином мире. Что все ее внимание, вся нежность теперь — другим, еще не родившимся. Да и мне, пожалуй, тоже печально осознавать, что детство ушло.

— А? Нет… но это неважно. Я тебя выслушал. Ты ночевала в резиденции князя Кирилла, понимаю. Резиденцию атаковали из крупнокалиберного пулемета, как и нас — тоже понимаю. Придурок Рой не учел, что женщины обожают сматываться на свиданки, не обеспечил безопасность и потому виноват — спорить бесполезно, я всегда и во всем виноват. Очень хорошо понимаю, что ты испугалась за жизнь будущих дочек. Но не понимаю, что именно надо прекратить, причем немедленно.

— Рой! — рычит князь Кирилл.

— Иди нахрен, — не остаюсь в долгу я. — В резиденции находились второй по силе боец нашей семьи и мастер Воздуха — какая еще защита вам требовалась? Или щиты разучился ставить?

Князь совершает огромное усилие, чтоб не кинуться в драку. И говорит донельзя злым голосом, но уже вполне разумно:

— Щиты я поставил и атаку отбил. Но ты мог бы с мамой говорить повежливее, она для тебя очень многое в жизни сделала.

— А я — глава клана. Наше благополучие держится на мне. Со мной не надо помнить о вежливости?

— Нет! Молодой еще!

Пожимаю плечами. Нет так нет. Что-то подобное я и предполагал. Стоило завестись еще одному альфа-самцу, и внутреннего согласия как не бывало. Оторвать ему голову, что ли? Но тогда придется руководить хозяйством самому, а это ж работать…

Они пробуют еще что-то мне сказать, но я отмахиваюсь, и они замолкают. Начало потихоньку доходить, что слегка возомнили о себе?

В столовую робко заглядывают близняшки. Им не по себе, когда ругаются взрослые. Машу им приглашающе рукой. Девочкам надо позавтракать, а мы, собственно, уже закончили. Они сказали, я услышал. Больше говорить не о чем.

Молча подтягиваются остальные девочки. Завтракаем в очень неприятном угнетающем молчании. Потом вваливается Мишель в сопровождении Сыча. Недоуменно смотрит на угрюмую Веру, садится рядом со мной и сообщает:

— Стрелка вы грохнули, Ясминка молодчина. Помощники ушли, пулемет утащили. Я по их следам бегала. Как розыскная собака, блин! И почему Нюх не работает из машины, а? В общем, это армейцы. Есть одна часть в западном пригороде, вроде как спецназ. Пулемет туда утащили.

Молча киваю. Говорить неохота. Мишель с немым вопросом смотрит на Веру. Бывшая фрейлина кривенько усмехается.

— Опять на Роя наезжали? — вздыхает Мишель. — Когда-нибудь у него кончится и терпение, и сыновняя любовь. Допроситесь.

Князь раскрывает рот, но Мишель что-то делает, и челюсть со стуком захлопывается. Это она ему левитационным навыком намордник надела, что ли? Ух ты, надо перенять!

— Князь Кирилл, а я не Рой, мне сдерживаться необязательно.

Вера пытается сказать свое авторитетное слово, но внезапно взрываются близняшки:

— Мама! Даже мы отучились погонять Роя! А ты все не можешь понять, что он — глава клана! Сидела бы без него переводчицей на полставки!

Мама Вера опасно бледнеет. Все, у бывшей фрейлины сорвало тормоза, сейчас нам что-то будет…

— Мама Вера! — звучит вдруг ангельский голосок. — Доброго утречка! Таки оно прекрасное как никогда!

Изумленно оборачиваемся. Голда Бовина непринужденно перепархивает к маме, целует ее в щечку, расспрашивает о здоровье, приветливо кивает князю, мимоходом гладит взъерошенную Риманте, подмигивает Ясмине… и как-то волшебным образом через десяток минут оказывается, что мы все сидим за столом и дружно соображаем, что нам делать с покушениями. Потому что мама Вера права: если все время находиться в обороне, когда-нибудь удар все равно пропустишь. Надо прекращать, и прекращать немедленно, как она и сказала.

В результате печально признаем, что восемь сильнейших монархов Старой Европы нам пока что не по зубам. В смысле, съездить и грохнуть можно, но начнется мировая война, а мы как бы мирный клан. И вообще не имеем полномочий на международную деятельность.

— Я позвоню деду! — обещает Голда. — Чего это иностранные киллеры здесь бродят? Мнение любимой троюродной внучки кое-что для него значит!

На нее смотрят с суеверным ужасом. Троюродная внучка. Любимая. Да у русских это не то что родством не считается — мы о своих троюродных даже не слышали ничего! А тут — ее мнение кое-что значит! Для главы Третьего тайного отдела!

Зато судьба армейской части спецназа заиграла в фантазии присутствующих самыми зловещими красками.

— Вырезать! — коротко предлагает Мишель.

Близняшки поддерживают ее с кровожадным воодушевлением, в их реве писк Риманте «и запинать!» совсем теряется. Мне их подход в целом нравится, но коротко отвергаю:

— Не пойдет.

— Да почему⁈

— Потому что меня устраивает клановая система страны. И пока страна играет по правилам, я тоже буду играть по правилам.

— Молодой в кои-то веки прав, — неохотно признает князь Кирилл. — На нас же не бросили войсковые соединения. Только киллеров. И отвечать надо так же. Убить исполнителей, может, их офицера — и на этом всё. Люди предпочитают мир, и чтоб клановые разборки проходили где-то там и не касались других.

— Старикан иногда признает очевидное! — тут же огрызаюсь я.

Князь начинает медленно подниматься, но Голда мгновенно оказывается рядом, нежно гладит князя по руке и воркует:

— Ну не такой уж и старикан, очень даже не старикан… правда, Вера?

И пижама ее при этом оказывается расстегнута настолько недвусмысленно, что даже мне становится неловко. А мама Вера сверкает глазами и из-за жгучей ревности сразу не находит убийственного ответа. А потом все начинают понимающе ухмыляться, и обстановка как-то разряжается.

Потом девочки подрываются одеваться на выход, а я слегка придерживаю за плечи Голду.

— Спасибо, еврейка хитрожопая. Без тебя мы бы передрались.

— Да? — рассеянно удивляется она. — Ничего такого не заметила. Обычная семейная атмосфера. Милая.

Пытаюсь представить, какая атмосфера в их семьях тогда считается необычной, и ежусь. Не просто так она уверенно опознала в горелом пятне дядю Изю, видимо, были прецеденты.

— Кста-ати… Рой, мне машина нужна.

— Зачем? — не понимаю я. — Для обычной аспирантки прогуляться по Центральной першпективе — нормальное дело! Тут идти всего пятнадцать минут!

— Не аспирантке, а лаборантке. А вот если подъеду на своей машине, тогда место аспирантки у меня в кармане. Машину дай.

— Да возьми в гараже, жалко, что ли…

Получаю легкий поцелуй в щеку, и довольная девушка исчезает. Опасливо смотрю ей вслед. Взяли бесенка в клан. Так не успеешь глазом моргнуть, как она всем станет заправлять.

Полицейский в дверях столовой провожает дочь иудейского народа ласковым шлепком и влюбленным взглядом. Понятно, этот пропал.

— Николай, — возвращаю его в реальность. — А где у нас собирается дворянское общество?

— Ну, вообще-то это тайна…

— Потому тебя и спрашиваю.

Полицейский подбирается и четко называет адрес. Надо же, недалеко, даже ехать не придется. Особняк княгини Марьи Алексеевны — на площади напротив академии.