Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Ну так покажи, где я тебя якобы трогала. Давай. Может, память вернётся.

Если я его и удивила, то он не подаёт виду. Усмехается. Потом большим пальцем гладит мою щёку и скользит вниз, к боку, откуда начинается шрам. Несколько раз проводит, приковав мой взгляд так, что я не могу отвернуться. Ведёт пальцами по линии челюсти, потом обхватывает шею. Я выдыхаю сдавленно. Он улыбается.

— Ты коснулась моей челюсти, — говорит тихо. — Потом пошла по шее, там, где шрам еле заметен. И дальше — к груди.

Он останавливает руку у моего верха, нарочно не касаясь груди. Обходит её с умением и ложит ладонь сбоку, на рёбра.

— Только ты делала это без одежды, между нами.

Я понимаю, что он имеет в виду. Его ладонь скользит под мою худи, и тепло пальцев по голой коже сбивает нас обоих. Но он приходит в себя первым, приближается. Его движения становятся размеренными, вверх-вниз, и каждая клеточка моего тела вот-вот взорвётся от той искры, что разгорается, между нами.

Есть в его прикосновениях что-то большее, чем в любом сексе или поцелуе, что у меня когда-либо были. Это пугает. Как вообще может быть настолько сильно?

— Ну что, Хейвен? — шепчет он, не останавливаясь. — Теперь помнишь, как обследовала моё тело?

— Да. Это я, — признаюсь.

Хайдес довольно усмехается и убирает руку. Исправляет мою одежду: подтягивает худи, поправляет капюшон за спиной, поднимает молнию до горла.

— Отлично. Побеждать всегда приятно, правда?

Я фыркаю. На деле — пытаюсь спрятать сбившееся дыхание и растерянность.

— Поздравляю. Но ты ничего не выиграл.

Он отступает — и это расстояние тут же бесит меня.

— Я выиграл в тот момент, когда коснулся твоего лица, а ты задержала дыхание.

— Может, ты просто воняешь и сам этого не замечаешь.

Он смотрит невозмутимо. А потом запрокидывает голову и хохочет во весь голос. Без удержу. Будто не почти шесть утра, и мы не в общежитии. Но тут же собирается и хлопает меня по затылку, как собаку.

— Пошли, Персефона. Я тебя провожу.

Я не возражаю. Поняла, что сегодня любое слово обернётся позором. Не мой день. Поэтому иду рядом с ним молча, позволяя быть моим телохранителем, пока мы бродим пустыми коридорами Йеля, сперва к офису университетской охраны, потом к моей комнате.

Каждый раз, когда он меня обгоняет своим широким шагом, ждёт и снова подстраивается. Несколько раз я ловлю его взгляд на своих ногах — будто он пытается копировать мою походку. У меня даже вырывается смешок, который сразу становится поводом для его вопроса. Я не отвечаю. Если скажу, что заметила, он откажется, как звезда с короной.

— Вот она. Вон там, — говорю, останавливаясь за три двери до своей. — Дальше не нужно…

Он хватает меня за локоть.

— Идём.

— Хайдес…

Он собирается ответить, но вдруг ослабляет хватку. Замирает, уставившись вперёд. Я открываю рот, чтобы спросить, что такое, но он опережает. Кивает.

Я перевожу взгляд на дверь своей комнаты. На тёмном дереве — номер. Потом — на коврик, который Джек положила в первый день. Бежевый. Цвет настолько светлый, что не сразу замечаешь стеклянную фигурку, стоящую сверху.

Шахматная королева.

Официальное приглашение принять участие в играх Афины Лайвли.

Глава 17

Осколок стекла

Ничто не может усмирить ярость Аида. Он — враг радостей жизни, ненавидим богами и страшен смертным. Властвует в одиночестве и страхе над миром, что носит его имя, и из которого нет надежды выйти ни молитвой, ни жертвой.

Ньют тяжело выдыхает и скрещивает руки на груди, уставившись на шахматную фигуру.

— Решение простое: не принимаешь приглашение и остаёшься в комнате этой ночью.

Лиам поднимает палец:

— Можно я скажу?

— Нет, — отвечают хором Ньют и Джек.

Мы сидим за столиком в стороне; занятия закончились пару часов назад. Большинство студентов на выходные уезжает домой. Шумного потока нет, кафетерий полупуст. Мы — из тех, кому слишком далеко добираться.

Я кручу ложечку в дымящейся чашке.

— Я хочу пойти, — шепчу.

На меня устремляются три пары глаз. Первым заговорил брат:

— Хейвен, пожалуйста.

Я встречаю его взгляд:

— «Пожалуйста» — что? Это мой выбор. Не твой. И не кого-либо ещё за этим столом.

Лиам снова поднимает руку:

— Ну серьёзно, ребята, можно я хотя бы выскажу своё мнение?

— Нет! — рявкает Ньют, даже не глядя. Он наклоняется вперёд и крепко сжимает мои руки. — Хейвен, прошу. Болтать с Лайвли время от времени ещё можно списать на глупость. Но участвовать в их играх — за гранью здравого смысла. Я это говорю для тебя. Я твой брат.

Когда мне было восемь, я сломала плечо. Залезла на дерево и прыгнула вниз, думая, что приземлюсь как Человек-паук. Главное в том дне — Ньют меня предупреждал. Сказал, что это слишком высоко, что я разобьюсь.

Он вызвал скорую. Когда отец приехал в больницу, наорал на Ньюта. Сказал, что он старший брат и обязан заботиться обо мне. Что он — мой ангел-хранитель, и его долг — не дать миру причинить мне боль. Всегда. Ньют плакал молча. Я слушала молча. И тоже плакала.

Каждый раз, когда в моей голове рождалась глупая идея, именно Ньют объяснял, чем это кончится. Ни одна опасность мимо него не проходила. И он правда меня защищал, годами. Когда я в сотый раз крутила в голове «А что, если?..»; когда возвращалась поздно, и он приезжал за мной, чтобы я не шла одна по улице; когда влюблялась в парня, который обращался со мной как с мусором, а я даже не понимала; когда ночами гремели грозы, и он ложился у моих ног и придумывал игры, чтобы отвлечь меня.

Но у каждой медали две стороны. За его защитой скрывается мания контроля. Я стала осколком стекла, который, по его мнению, может держать в руках только он — уверенный, что лишь он способен не дать мне разбиться.

Он бы отдал за меня жизнь, и я за него тоже. Но каждому нужно жить своей жизнью. Я уже не десятилетняя девочка, которая пыталась влезть в стиральную машинку и включить её, чтобы посмотреть, что будет.

Дело в том, что я — не осколок стекла. Я человек из костей и мышц, как остальные семь миллиардов.

Я сжимаю его руки в ответ, с той же решимостью:

— Ты мой брат, но ты — не я. Твои решения — твои. Мои решения — только мои. Так что, ради тебя же: отпусти меня.

Он отдёргивает руки. Тень разочарования падает на его лицо — то самое, всегда открытое и весёлое. Он оседает на диван, отворачивается к окнам слева. Джек рядом кладёт ему ладонь на плечо в утешение.

— Я вот думаю… — начинает Лиам, решив, что пора воспользоваться моментом напряжения, и явно не понимая, что «нет» значит «нет».

Но его прерывает фигура, нависающая над нашим столиком.

— Нам нужно поговорить.

Лиам, увидев Хайдеса, тут же дёргается в сторону, готовый сбежать. Я раздражённо толкаю его обратно:

— Он тебя не тронет, перестань.

Хайдес сверлит его глазами, явно наслаждаясь тем, как легко пугает.

— Да, Лиам, не бойся. Сегодня я не за тобой.

Лиам будто выдыхает. Нервно смеётся:

— А, ну тогда отлично. Как ты?

— Сильно не расслабляйся, — цедит Хайдес.

Лиам съёживается ко мне, так что я упираюсь спиной в стену.

— Прости, — пискляво шепчет он.

Ньют и Джек ошарашены самим фактом, что один из Лайвли стоит у нашего столика. За полтора месяца в Йеле я поняла: их все воспринимают как мифических созданий.

— Хейвен? — зовёт Хайдес. Кивает в сторону выхода из кафетерия. — Пойдём.

— Нет, — отвечаю я.

Он хмурится:

— «Нет» — это что значит? Мне нужно с тобой поговорить.

— «Нет» значит, что я не хочу говорить, потому что уже знаю, о чём ты, и не хочу это обсуждать. А именно это мы и обсуждаем.

Лиам трёт подбородок:

— Подожди, можешь повторить помедленнее? Я потерял нить.

Хайдес бросает на него взгляд, полный усталости, и снова поворачивается ко мне. Опирается ладонями о стол и наклоняется вперёд, врываясь в личное пространство Лиама. Тот отшатывается, вжимается в спинку сиденья.