Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

— Ведьма… — произнёс Морозов почти шёпотом.

— Что?

— Я вижу её ауру, — пояснил парень. — Она носит под сердцем проклятое дитя.

Он покосился на Василису, которая с интересом рассматривала прилавок с фруктами. Продавщица протянула ей яблоко и с улыбкой пояснила, что не просит за него денег.

Моя спутница счастливо улыбнулась и взяла плод.

А Михаил тихо уточнил:

— Она не помнит себя?

— Не помнит. Я дал ей снадобье, которое мне вручил Александр, — ответил я. — Когда она очнулась после перехода, то не помнила себя. Я решил дать ей новое имя. Подумал, что так будет лучше.

— И правильно, — согласился Михаил. — Старое имя — это прошлое. Если вспомнит свою прошлую жизнь, то проклятье проснётся.

Я не стал уточнять, что будет, если Маргарита вспомнит собственное имя. Морозов пристально взглянул на Василису. Некоторое время прищурившись рассматривал ее, а потом кивнул.

— Ведьма с проклятым ребенком. Но пока она чиста. Вы привели ее из Петрограда? Из своего Петрограда?

Он взглянул на меня, ожидая ответа.

— Александр сказал, что этот вариант подходит лучше всего, — едва слышно ответил я. — Он должен был проводить ее сам. Но все пошло не по плану.

Морозов задумчиво потер ладонью подбородок, и я с тревогой уточнил:

— Она же приживется здесь?

Михаил усмехнулся:

— И даже наверняка идеально впишется. Это княжество привечает многих необычных людей, мастер Чехов.

Он посмотрел на меня, словно бы хотел что-то добавить, но в последний момент передумал.

— По счастью, не так давно я купил здесь квартиру, — произнес он. — А вашей спутнице нужно жилье на первое время. Сам я появляюсь в этом мире нечасто, так что пусть поселится в здешней городской квартире. Хотя…

Он взглянул на стоявшую в стороне рассеянную Василису, улыбнулся и добавил:

— Пожалуй, я даже оформлю собственность на нее. Считайте, это мой ей подарок.

— Я возмещу вам, — начал было я, но Михаил только махнул рукой:

— Жилье здесь стоит не так дорого, Павел Филиппович. Идемте.

Он развернулся и направился прочь с площади. Я же подошел к Василисе и взял ее под локоть:

— Идемте домой.

Женщина кивнула и покорно направилась со мной. Я вдруг понял, что не могу ненавидеть ее такой — беззащитной и наивной. И злиться на нее тоже не могу.

Квартира занимала весь верхний этаж старого кирпичного дома на главной улице Северска.

Парадная встретила нас тишиной и запахом сухой древесины. Мы поднялись по широкой лестнице. Морозов остановился, повернул ключ в тяжёлой дубовой двери.

— Прошу, — произнес он, приглашая нас войти. И мы шагнули в помещение.

Внутри было просторно и светло. Гостиная встречала огромными окнами, за которыми виднелась улица с липами. Полы были набраны из широких дубовых досок. В центре комнаты стоял массивный диван с высокой спинкой, обтянутый тёмно-зелёной бархатной тканью. По обе стороны от дивана располагались широкие кресла с коваными ножками и мягкими подушками. На спинках висели вязаные накидки, отдающие лёгким запахом сушёных трав. Рядом стоял низкий журнальный столик из красного дерева с изящной резьбой по краям.

В углу расположился высокий книжный шкаф, за стеклянными дверцами которого аккуратно стояли книги в потёртых переплётах. Некоторые переплеты были затянуты тонким слоем пыли, другие, судя по всему, брали в руки совсем недавно.

Рядом со шкафом висели в резной деревянной раме часы с боем. Стрелки двигались лениво, и казалось, что их размеренный ход подстраивается под ритм квартиры.

Василиса пересекла гостиную, остановилась у окна. Её лицо отражалось в стекле, и на миг казалось, что в этой квартире она родилась и выросла.

— Красиво… — прошептала она, будто боялась спугнуть тишину.

Я взглянул направо, где за аркой была кухня, за широким деревянным столом которой легко могла бы собраться целая семья.

— Неплохо устроились, — заметил я. — В Петрограде за такую квартиру пришлось бы продать душу.

— Здесь еще есть две спальни и два санузла, — добавил Морозов. — Но повторю: квартира обошлась мне недорого. Здесь в принципе сложно продать недвижимость. Город такой.

Я подошел к окну, провёл рукой по деревянной раме и почувствовал под пальцами шероховатость лака, который давно не обновляли. И в груди разлилось странное тепло. Здесь было то, чего почти не осталось в Петрограде: неторопливая жизнь.

Перевел взгляд на Василису. Она осторожно опустилась в кресло и довольно улыбнулась. Робко, как ребёнок, который впервые почувствовал себя в безопасности. И сейчас мачеха не была похожа на ту хищницу, которая еще совсем недавно хотела убить меня.

— Видимо, нашей гостье все нравится, — заключил Михаил. — Осталось решить сущие формальности.

— Нельзя оставлять ее без присмотра, — засомневался я.

— Тут по соседству обитает старик. Он присматривает за квартирой пока меня не бывает. Его дети уехали в столицу, чтобы остаться там навсегда. Думаю, что она с радостью примет Василису в семью. Можно даже оформить вашу… Василису как его вернувшуюся дочь. Старик будет счастлив воспитывать внука.

Я покачал головой:

— Разве это возможно?

— Воевода этого княжества мой хороший… друг, — перебил меня Михаил. — Думаю, с этим сложностей не возникнет.

Я покачал головой:

— Вы очень интересный человек, Михаил Владимирович. У которого есть свои люди во многих мирах.

Морозов только пожал плечами:

— Так вышло, — просто ответил он. — Ну, если все в порядке, нам пора возвращаться в Петроград. Вы слишком много времени провели в этом мире, Павел Филиппович. А человек с вашими талантами очень быстро привлекает внимание сильных мира сего. И поверьте, лучше бы вам с ними не знакомиться.

Я кивнул. Подошел к сидевшей в кресле Василисе. Та подняла лицо и взглянула на меня. И я заметил, что эта женщина… счастлива. Словно бы, наконец, нашла место, где ей хорошо.

— Мне пора, — мягко произнес я.

Василиса удивленно подняла бровь и открыла было рот, но я поспешно добавил:

— У меня еще много работы.

Василиса нахмурилась, но затем кивнула:

— Да, работа.

— К вам скоро зайдет ваш батюшка. Он позабится о вас и вашем малыше.

Она обхватила себя руками до того, как услышала мои последние слова. Словно вспомнила про округлившийся живот.

— Малыш…- тихо прошептала она и на мгновенье напряглась, словно ощутила угрозу.

— С ним все хорошо. С вами все хорошо. И теперь все будет…

— Хорошо, — произнесла она с полувопросительной интонацией.

— Да. Теперь да. И я… прощаюсь.

— Прощайте, друг.

На лице мачехи отобразилась горечь, словно она понимала, что мы больше никогда не увидимся. А затем она вдруг встала и крепко обняла меня:

— Берегите себя, друг, — прошептала она, и я кивнул:

— Я постараюсь.

Она отпустила меня, отстранилась, а затем махнула рукой:

— Ну все, ступайте. Не беспокойтесь обо мне…

На секунду мне показалось, что в уголке глаза Василисы выступила слеза. Женщина же отвернулась, чтобы ее смахнуть. Словно не хотела казаться такой… беззащитной.

— Идите, — настойчиво повторила она и отвернулась, глядя в окно.

Я взял с кресла плед и накинул Маргарите на плечи. Женщина в отражении прикрыла глаза и потерлась щекой о мою ладонь, которую я не успел убрать.

— Спасибо… — тихо выдохнула она. — Теперь мне не холодно.

Я кивнул, развернулся и направился к выходу. Морозов последовал за мной.

Глава 19

Дорога домой

Переход обратно в Петроград был резким и тяжелым. Сначала мир встал на дыбы, перевернулся, а потом рассыпался в прах. В ушах стоял нарастающий звон, затем мы провалились в черное ничто. Нас окружила вязкая тьма, липкая и холодная, обволакивающая, как цепкие руки множества мертвецов. Уши заложило, будто я нырнул в ледяную воду, и в животе тянуло от бесконечной пустоты. Под ногами не было ничего: никакой опоры, только жуткое ощущение, что падение никогда не закончится.