Император Пограничья 6 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Неподалёку, на просторной поляне, проходили очередные занятия по самообороне для крестьян. Отец Макарий, энергично размахивая двуручным топором, демонстрировал эффективные приёмы против Бездушных. Несколько десятков мужчин и женщин, разбившись на пары, уверенно повторяли показанные движения.

— С трудом верится, что это те же самые запуганные крестьяне, которых я встретил, когда прибыл в Угрюмиху, — заметил я, наблюдая, как пожилой мужчина ловко отрабатывал удар одноручным топориком.

— Месяц муштры крепко вбивает науку в голову, — согласился Борис, почёсывая затылок. — Вы как в Посад уехали, мы и начали всех гонять… Когда твоя шкура на кону, быстро учишься. Теперь все знают, как отбиваться, если прижмёт. Осталось лишь вдолбить им, куда рвать когти, если запахнет жареным.

Мы спешились и подошли ближе. Отец Макарий, заметив нас, передал своего деревянного «противника» помощнику и направился к нам. Несмотря на два часа активных тренировок, массивный священник выглядел совершенно не уставшим.

— Заканчиваем тренировку, — произнёс священник мелодичным голосом, решительно вытирая пот с широкого лба. — Труды их не напрасны, скажу честно. Даже старики да дети теперь знают, куда бить бесовское отродье и как уберечься от когтей нечисти.

— Как оцениваете их боеготовность? — поинтересовался я.

— С Божьей помощью против одиночного Трухляка выстоят твёрдо, особенно если плечом к плечу, как братья и сестры, — собеседник говорил с тихой уверенностью, поглаживая бороду огромной ладонью. — Против Стриги победы не ждите, но теперь знают, как замедлить тварь и безопасно отступить. Главное — страх, который есть начало всякого греха и поражения, ныне оставил их сердца.

Я кивнул, полностью удовлетворённый услышанным. Мы не ставили перед собой нереалистичную задачу превратить каждого земледельца в лютого убийцу Бздыхов. Но теперь они хотя бы могли что-то противопоставить врагу в надежде, что основные силы успеют прибыть и уничтожить тварь.

С вершины западного холма я окинул взглядом всю проделанную работу. Мощная трёхуровневая система защиты сельскохозяйственных угодий была полностью воплощена в жизнь — дозорные вышки, засечные линии, патрульные отряды, магические извещатели и, самое главное, обученные люди, готовые действовать согласованно при любой опасности.

— Теперь крестьяне могут спокойно работать, — с удовлетворением произнёс я. — А это значит, что Угрюм будет с хлебом, что бы ни случилось.

Борис кивнул, и в его взгляде я заметил редкое для сурового охотника выражение — гордость. И он имел на неё полное право. Благодаря усилиям в том числе дружины под его командой, а также геомантов, артефакторов и всех жителей Угрюма наши поля теперь были неплохо защищены.

Возвращаясь в Угрюм, я ощущал глубокое удовлетворение. План, когда-то рождённый на холме, теперь обрёл материальное воплощение. И это была лишь часть наших приготовлений к грядущему Гону.

Глядя на людей, работающих на полях, я видел в них уже не жителей глухой окраины, обречённо плывущих по течению, а обитателей растущего острога, осознающих свою силу и место в общем деле. Эта перемена, пожалуй, была важнее всех материальных укреплений, ведь настоящая сила любого поселения — в духе его жителей.

Мы успешно реализовали не только оборонительный периметр, но и полным ходом развивали инфраструктуру, увеличивали население. Добавились и новые территории под наш протекторат — буквально вчера прибыли гонцы с радостными новостями.

Староста Цепелево по имени Мирон, молодой парень с цепким, расчётливым взглядом, наконец завершил свои размышления и прислал официальное согласие пойти под мою руку на условиях протектората. Вслед за ним утвердительный ответ пришёл и от Ерофея, приземистого крепыша с лысеющей головой и окладистой русой бородой, старосты Копнино.

Я шёл по центральной улице, когда заметил странное зрелище — молодая девушка с растерянным видом сидела на скамейке возле колодца, нервно теребя край своего платья. Что-то в её облике привлекло моё внимание. Приглядевшись, я узнал в ней Анфису — одну из освобождённых нами пленниц из «лечебницы» Фонда Добродетели. Именно её держали в отдельной камере из-за редкого Таланта чувствовать эмоции других людей.

— Всё в порядке? — спросил я, подходя ближе.

Анфиса вздрогнула и подняла на меня глаза, в которых читалась целая гамма эмоций — от испуга до надежды.

— Воевода… извините, я не заметила вас, — она поспешно встала, разглаживая складки на простом сером платье.

— Что-то случилось? — я жестом предложил ей снова сесть и опустился рядом.

Девушка нервно потеребила выбившуюся из-под платка прядь волос.

— Ничего такого, просто… просто я не знаю, что мне делать дальше, — она говорила тихо, словно извиняясь за своё существование. — Все нашли себе занятие, а я… С моим Талантом…

Я внимательно посмотрел на Анфису. Ей было не больше восемнадцати, но глаза выдавали человека, пережившего слишком многое для своего возраста. В лечебнице её хотели использовать для контроля над другими пленниками, но сначала пытались сломить волю. Неудивительно, что теперь ей трудно было найти своё место.

— Вы злитесь, — вдруг произнесла она, словно удивляясь. — Но не на меня… на тех людей из Фонда.

Я был поражён точностью её восприятия.

— Ты действительно можешь чувствовать эмоции других? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Да, — кивнула она. — Иногда это проклятие. Особенно здесь, где столько людей, столько разных чувств… Они накатывают волнами, особенно сильные — гнев, страх, боль. Я пыталась работать в поле, но…

— Но остро ощущала каждое переживание окружающих, — закончил я за неё. — Это должно быть изматывающим.

— Очень, — призналась Анфиса, и я увидел, как по её лицу пробежала тень облегчения от того, что её понимают.

В этот момент меня озарила идея. Её Талант мог быть исключительно полезен не на полях и не в казармах, а совсем в другом месте.

— Скажи, — начал я осторожно, — а боль других ты тоже чувствуешь?

— Не физическую боль, а страдание, страх, беспокойство — да, — подтвердила девушка. — В лечебнице… в той ужасной лечебнице это было невыносимо.

— А ты умеешь успокаивать людей? — поинтересовался я, всё больше убеждаясь в правильности своей догадки.

— Иногда, — неуверенно ответила она. — Если установить контакт, я могу помочь человеку справиться с тревогой или страхом. В лечебнице я часто успокаивала других пленников после… процедур.

Я кивнул, чувствуя, как всё складывается.

— У меня есть предложение, — сказал я, наблюдая, как в её глазах загорается искра надежды. — Нам нужен человек с твоим Талантом в лазарете. Кто-то, кто может чувствовать состояние пациентов и помогать им справляться со страхом и болью.

— В лазарете? — она явно не ожидала такого поворота. — Но я не целитель, у меня нет никакого медицинского образования.

— Это не обязательно, — уверенно ответил я. — Наш главный врач, доктор Альбинони, обучит тебя необходимым навыкам. Главное — твой Талант и желание помогать.

— Доктор… Альбинони? — переспросила Анфиса с лёгким беспокойством. — Тот самый итальянец, который всё время вопит?

Я не смог сдержать улыбку.

— Он эмоциональный, это правда, но превосходный врач и хороший человек. И, между нами, давно мечтает о помощнице.

Девушка выглядела неуверенно, но я видел, что идея её заинтересовала.

— Пойдём, — я встал и протянул ей руку. — Просто поговорим с ним, а там решишь сама.

Когда мы вошли в наш импровизированный лазарет, Джованни Альбинони как раз заканчивал перевязку охотнику, порезавшему руку во время тренировки.

— Воевода собственной персоной! — воскликнул итальянец, заметив нас. — И с такой bellissima signorina! Какой сюрприз!

Его акцент становился сильнее, когда он волновался или радовался. Сейчас он был в приподнятом настроении — глаза сияли, а руки, как обычно, находились в постоянном движении.

— Джованни, это Анфиса, — представил я девушку. — У неё особый Талант — она чувствует эмоциональное состояние людей и может помочь им справиться со страхом и тревогой.