В Староград я собралась приехать теперь осенью. К маме. Я вообще пообещала себе, что буду приезжать к ней весной и осенью. Поклон земной отдать.
Все завершалось: из Староградской инквизиции мне пришло уведомление, что срок проверки по факту магического ритуала продлен, и меня внезапно настиг приступ человеколюбия и всепрощения – я позвонила, что хочу забрать заявление. Оказалось, что на стадии проверки уже невозможно отозвать заявление. Видимо, кто-то должен оплатить свои счета. В конце концов, даже котенок должен быть отмщен.
Вы можете считать меня злопамятной. Я так и не простила Лену и отца. Для меня самой большой вопрос: что такое прощение? Как простить, если предательство занимает свое место в хранилище под названием «память»? Как простить, если до сих пор мне обидно за ту девчонку, которая, если и не была права, осталась один на один со своими ошибками и горем? Как отделить два понятия «простить» и «помнить»?
Пожалуй, прощение придет, когда я скажу себе: «Я не желаю никому из них зла». Грешна я, однако, порчу-то на мачеху навела и отменить не могу. Досада. Мне вспомнилась счастливая девочка с шарами в парке. Моя сестренка может пострадать косвенно, и я обязана смягчить последствия. Возможно, поставив ей защиту. Однако об этом я уже подумаю как ведьма-практик в Лесовске.
Мне всегда было известно, что тринадцать – число магическое, и в колдовском сообществе всегда читалось, что цикл заканчивается через тринадцать лет, но к тому, что завершение происходит через разрушение части личных основ, я оказалась не готова.
Опустошение – тоже результат. Он пойдет во благо. Я возвращаюсь домой, закрыв эти чертовы гештальты.
ГЛАВА 29. Что было – что будет.
Спустя два месяца.
Сентябрь с его дождями и холодным пронизывающим ветром выставил лето за порог, не дав надежду на его «бабью» часть. Я и забыла про неспешные городские прогулки или посещения летного поля, погода была и не прогулочная, и нелетная, и просто унылая. Работала я – через силу, отдыхала - исключительно в положении лежа на диване, иногда заставляла себя сварить какой-нибудь суп. Основное мое меню состояло из того, что я предусмотрительно покупала в буфете и приносила домой.
Мое настроение ушло в минус, давно миновав пометку «ноль». Хвост никак не беспокоил, и послушно укладывался в белье, не предчувствуя никаких злоключений.
Егор и Ванечка, неожиданно для себя самих и меня, жили дружно. Ваня очень хорошо принял «злыдня», и они решили, что домовой в доме есть, а подъездного – не имеется, поскольку и должности такой не придумали. Тогда Егор взял на себя полномочия следить за порядком в подъезде. Не знаю, как он умудрился это сделать, через какое такое внушение – но на третьем этаже мусор больше возле стены не оставляют и, входя в квартиры, смотрят опасливо по сторонам.
Семен взывал к моей совести, мол, пора бы и в себя приходить и в Общину наведаться, и высушенные лесные травы по мешочкам разложить, метлу осмотреть и очистить. «Поставь ее на прикол на зиму», - советовал он.
Беда моя заключалась в том, что после разговора с Дольским в Старограде, он звонил крайне редко. Часто отделывался смс-ками. Хотя обещал приехать.
- Ты помнишь таксиста, который отвозил тебя на вокзал вместе с твоим котом и домовым?
- Конечно, нет, - удивилась я, - кто помнит лица таксистов?
- Это был я, - признался он. – Мы жили бедно, я уже поступил в институт, и подрабатывал летом. Мне позвонил мой знакомый, который иногда подкидывал мне заказы. Тогда-то я и увидел самую красивую печальную девушку на свете. Ты была одета в серый брючный костюм и благоухала какими-то духами, что я был готов следовать за тобой даже по запаху. А потом мы поехали к дому, где ты забрала кота и домового. Когда ты шла к вокзалу, я понял, что есть встречи, забыть которые ты не сможешь даже при желании до смерти.
Мы долго целовались, и Дольский сказал, что готов уехать за мной. Я поверила.
И вот теперь, в дождливый воскресный день, замотавшись в плед, я сижу на подоконнике и смотрю на городскую улицу с редкими прохожими, большими лужами и быстрыми машинами.
Я отпустила свое прошлое. Не так давно мне позвонила Лена и сухо сказала, что я добилась своего – отец развелся с ней и теперь они делят имущество. В сущности, мне было все равно.
- Он пришел ко мне через похоть, черную ворожбу и ненависть к тебе, - подвела она итог, - а теперь все изменилось на 360 . Сергей готов покарать меня и пощады не будет.
Как понимаете, папочкина жена имела ввиду, конечно, 180 , но школьная программа бежала-бежала, да и мимо нее пробежала. Для меня это не новость, но как верно подметила Лена, отец думал совсем не головой, когда связался с ней.
- Знаешь, что самое удивительное? – говорила она, - Недавно он встречался с дочкой, и она спросила, какой человек честный. Сергей ответил: «Как твоя сестра».
Не сомневаюсь, что Лена ничего хорошего обо мне не говорит Анечке, но слова папы как авторитетного человека в ее жизни, возможно, заронят зерно сомнения – а права ли мама? Это произойдет не сейчас, скорее всего позднее, когда сестра повзрослеет.
Я поставила защиту от темных сил моей младшей сестре. В Лесовской Общине ведьм меня выслушали с пониманием, и вместе со Старшей ведьмой мы сделали важный обряд.
На лесном озере я бросила на дно коробочку из березовой коры, запечатанную воском, с написанным на пергаменте тайным имени моей сестренки, которым я нарекла ее как старшая ведьма в семье. Да не коснется ее ни моя, ни чужая обиды, напраслины и черные думы.
Зная, как волнуется о жизни Анечки Александр, я отправила короткое сообщение: «Аня защищена», получив короткое, хочется надеяться, искреннее «спасибо тебе».
Не так давно мне позвонили из инквизиции Старограда и сообщили, что черным вредительством в отношении меня занималась некая Валерия, фамилию которой я не запомнила. Как и говорил Караваев, она подруга моей мачехи. Инквизиция занимается ее делом, и от меня они пока что ничего не требуют.
День за днем сентябрь, унеся свою сырость и серость, уступил место октябрю, который подарил светлые солнечные дни и приятную погоду.
На работе мне пришлось заняться обучением нашей Лики-Зайки, которая должна была возглавить наш отдел магических договоров. Людмила Григорьевна уверенно мне заявила, что мне предстоит в нашей фирме более серьезная работа, и отдел, в котором я проработала столько лет заместителем возглавит очаровательная Лика-Зайка.
Лика приосанилась, с большим рвением изучает со мной весь предстоящий объем работы, задает правильные вопросы и много записывает в свой большой блокнот.
Как это ни странно, я ни разу не поинтересовалась у Людмилы Григорьевны – какое повышение ждет меня в фирме, если свободных вакансий не имеется. Право слово, не был этот вопрос для меня приоритетным.
Сегодняшний мой перерыв был занят встречей с Машей, чтобы немного пройтись по ближайшему скверу.
- Привет, дорогая, - чмокнула меня в щеку подружка. - Представляешь, хотели втюхать мне открытый урок внеплановый через неделю. Совсем старые кошелки распоясались, а у меня еще не все детки ноты выучили. Выучили, конечно, это я привираю. Первоклашки даже «Два веселых гуся» сыграют, но это не имеет значение. Я так и сказала, найдите кого подурнее, со мной этот номер не пройдет. В сентябре, когда планы составляли, обо мне и речи не велось.
Закончив монолог о трудовых буднях, она передала мне стаканчик с кофе. Капуччино оказался не плох.
- Привет! – улыбнулась я, выслушав поток негодования.
- Вот дождутся, овцы, я на них какое-нибудь слабенькое заклятье испробую. Доведут, ой, доведут.
Вот так за разговорами о несправедливости Машкиных коллег, мы брели по аллее, шуршали листьями под ногами, смаковали кофе. Я понемногу вспоминала себя прежнюю – неунывающую, общительную, любящую бытовое колдовство ведьму. В общем, ту самую бедовую.
