Вернуть Боярство 23 (СИ) - Мамаев Максим

И если Империя устоит — будут ли русские и дальше столь же милосердны к Западу и Востоку? Как когда-то написал не самый талантливый маг, но без сомнения великий английский поэт Киплинг:

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,

Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный господень суд.

Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,

Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

Российской Империи нет места ни средь Запада, ни средь Востока… И как бы пришлось и тем, и другим сожалеть, что этот перекресток двух миров, Запада и Востока, в итоге оказался противопоставлен и тем и другим. Ибо вобравшая в себя частичку и того, и другого, Российская Империя породило нечто свое, самобытное… И это самобытное, которое оказалось на краю уничтожения, ныне едва ли будет настолько великодушно, чтобы проявить снисходительность к соседям. Соседям, с которыми пыталась дружить даже в ущерб себе — но теперь, окончательно увидев, что те из себя представляют, в ярости своей может ответить зеркально. Если, конечно, не погибнет сама…

Но до всего этого не было дела шумной столице Империи. Сегодня, в субботний вечер, народ пил и кутил. Вот светящийся огнями кабак, распахнув свои двери, выплюнул на улицу тройку молодых людей, что с гоготом, обнимая друг друга за плечи, вывалились наружу. До чуткого слуха чародея донеслись обрывки чужого разговора:

— … за задницу! А она как вскрикнет, да как даст мне по роже, и заявляет — мол, что вы себе позволяете, Виктор Васильевич! Но при том у самой чертовки на лице так и читается — смелее, Витя, продолжай и я вся твоя! И, главное, подмигивает, чертовка, подмигивает!

Товарищи упомянутого Виктора Васильевича расхохотались, один из них похлопал товарища по спине:

— Да хорош заливать, Витька! Чтобы Селезнева, да ещё подмигивала! Нет, брат, я тебя, конечно, люблю и сомнений в твоей честности не допускаю… обычно, но тут ты, право, привираешь!

— Как есть привираешь, Витька! — вторил ему третий их товарищ.

— Да за кого вы меня принимаете⁈ — обиделся тот. — Чтобы я, Шуйский, да врал⁈ Тем более вам, своим друзьям⁈ Дуэль, мер-рзавцы!

Чародей невольно замедлил шаг и с отвращением поглядел на троицу. В свете фонаря стало видно молодое, суровое лицо, через все лицо которого тянулся косой, тонкий шрам, явно оставленный вражеским мечом.

Троица заметила посторонний интерес. Молодые люди поглядели на прохожего в ответ, и разгоряченные алкоголем, приятной компанией и неразумной, кичливой молодостью умы не нашли в себе сил молча проигнорировать пронзительный, полный неприкрытой неприязни взгляд незнакомца.

— Чего надо, любезный? — ворчливо осведомился оскорбленный недоверием друзей Виктор Шуйский. — На мне узоров нет и цветов не растет! Идите-ка вы по своим делам, доколе…

Молодой человек в треуголке замер, как вкопанный. Да так резко, что из-под подкованных ботфортов брызнули искры. Ледяным, полным сдерживаемой злости голосом он поинтересовался:

— Доколе что, любезный?

Не ожидавший столь резкого отпора боярин на миг растерялся и не нашелся что сказать. Впрочем, молодой человек и не собирался дожидаться его ответа.

— Узоров на вас, действительно, нет. И ни о каких цветах на вас тоже говорить не приходится, согласен, — резко продолжил он. — Но я, знаете ли, человек такой — вздумалось мне поглядеть на лица золотой молодежи. На лица, так сказать, лучших людей отечества! Вы что-то имеете против, господин Шуйский? Я чем-то мешаю вашему, явно столь важному и столь полезному для государства времяпрепровождению?

— Ничего… — начал было один из троицы, видимо самый трезвый, но был перебит Шуйским:

— Да, рожа твоя, изуродованная, мешает нам, как ты правильно заметил, лучшим людям страны, отдыхать! Тащи свою задницу туда, куда её нес, пес шелудивый, пока я тебе не показал, что такое боярский гнев! — заявил Шуйский.

Молодой человек активировал свою ауру, на уровне сильного Адепта, пытаясь надавить на неожиданно дерзкого прохожего.

— Мы с вами, господин хороший, на брудершафт не пили и вместе кровь не проливали, так с чего вы решили, что можете мне тыкать⁈ — зло бросил молодой человек. — И с чего вам взбрело в голову, что упоминание вашей принадлежности к боярскому сословию меня способно испугать?

— Господа, господа! — предпринял стремительно трезвеющий самый рассудительный участник разгорающейся ссоры очередную попытку воззвать к разуму. — Право слово, ну чего нам делить? Чего нам ссориться? Сударь, идите по своим делам далее! А ты, Витя…

— Дуэль! — зло, пьяно выкрикнул Шуйский.

Злая, довольная усмешка исказила лицо молодого человека в треуголке. Неспешно вышагивая, тот двинулся навстречу боярину, не обращая внимания на шепотки среди наблюдающих за конфликтом прохожих. Остановившись в пяти шагах от своего оппонента, он снял головной убор и, согласно всем правилам этикета, коротко кивнул и ответил:

— С удовольствием принимаю ваш вызов. Как вызванная сторона, выбираю меч и магию до сдачи или невозможности продолжать поединок. Не струсите⁈

Глядя в полные злости голубые глаза молодой боярин все четче ощущал, что совершает большую ошибку, вот только отступить без потери лица было уже невозможно. Слишком много было свидетелей у их стычки, и шепотки уже пошли по собирающейся толпе.

— Тогда завтра в десять часов утра, в имении…

— А вот уж хрен, господа хорошие, — перебил его молодой человек. — Я, Андрей Рублев, заявляю — деритесь здесь и сейчас, либо убирайтесь, поджав хвост. Я приму оба варианта, мне лично с вами все ясно при любом раскладе.

Боярин не выдержал. Вспыхнула силой аура чародея, отблески пламени полыхнули в воздухе… Однако прежде, чем он успел сделать хоть что-то, Рублев ударил первым. Потоки воздуха закрутились, со свистом подсекая ноги боярина.

Поток пламени просвистел совсем рядом с Рублевым, чуть опалив лицо дворянина, и треуголка слетела с головы мужчины. Приятели рухнувшего навзничь боярина вступили в схватку на стороне своего недалекого и вспыльчивого товарища — камень мостовой треснул и выстрелил вверх, грозя как минимум переломать кости незадачливому дворянину… Однако того уже не было на месте — не дожидаясь, когда булыжники достигнут его тела, он ускорил себя магией воздуха и стремительно отскочил вбок.

Третий молодой повеса оказался магом Света. Сорвавшийся с его руки луч света способен был не просто ранить людскую плоть — полновесное, качественное заклинание пика третьего ранга способно было проплавить камень и сталь на своем пути. О столь быстрых чар Рублев уклониться был не в силах, он даже среагировать толком не успевал… Впрочем, он реагировать и не собирался.

Успевший к своим невеликим, на самом-то деле, годам набраться изрядного, недостижимого никакими тренировками, спаррингами и даже одиночными дуэлями истинного боевого опыта, когда в пылу сражения нет времени обдумывать ситуацию, анализировать и заниматься прочими, без сомнения полезными, но весьма затратными по этому самому времени вещами… Зато привык навскидку доверять своим ощущениям и примерно понимать, что и как можно принять на щит, от чего увернуться, что встретить броней…

Луч Света врезался в кирасу, и та вспыхнула рунами — синими, фиолетовыми, алыми и желтыми. Вороненая сталь выдержала столкновение, достойно встретив чужую магию. Да, металл раскалился и даже немножко потек, но не более того.

Воздушный кулак вмазал в живот чародею света, опрокидывая его на землю. Рублев стремительно сблизился, оказавшись около всей троицы — и дальше началось и вовсе одностороннее избиение. Чародей хорошенько прохаживался ногами по своим противникам, особенно выделяя Шуйского — тому доставалось и чаще, и сильнее.

— Достаточно! — послышался девичий возглас со стороны.

Из толпы вырвалась молодая русоволосая девушка. Маленький, курносый носик, чуть припухлые, мягкие щечки и сверкающие карие глаза — её нельзя было назвать ослепительной красавицей, но она определенно была весьма миловидна и жива.