Зодчий. Книга I (СИ) - Погуляй Юрий Александрович

А затем оказались в небольшой каморке, со столом напротив огромного окна, выходящего на юг, чтобы света всегда хватало. Здесь пахло краской, древесиной и чем-то ещё.

— Вот… Смотрите, ваше благородие, — Олег неловко прибрал со стола, освобождая холст с бородатым старцем. — Это вот святой Варлаам. Делаю вот…

От готовящейся иконы исходило отчётливое Эхо. Хорошее такое Эхо, но в нём не было того, что я почувствовал в реликвии у Паулины.

— И вот вы рисуете это всё, а потом просто вставляете в раму? — задал глупый вопрос я, сканируя помещение.

— Ну да. Рисую и вставляю, — вздохнул Олег, так и глядя в пол. Смущался он страшно. Наверное, потому что был трезвым.

— Ваше благородие, — он вдруг поднял взгляд на меня. — Спасибо, что вступились за меня там. Простите, я когда выпью… Ну сам не свой. Но если не выпью, оно разъедает меня изнутри, понимаете? Должен иногда пить, иначе работать не смогу.

Бремя многих носителей Таланта. Если не умеют балансировать на острие, то либо спиваются, как прежний Михаил Баженов, то либо теряют способность творить. Становятся ремесленниками, выжигая Талант. Горестное саморазрушение, несправедливое.

— А рама у вас уже готова под неё?

— Да возьму одну из тех, вон у меня стоят.

Я посмотрел на стеллаж, заставленный различными рамками. Местные, резные.

— Плотник наш делает. Кабальный Святослав, слышали, может? Сам-то я не очень с деревом.

— Слышал.

Пустышки. Не то, совсем не то. Но что же? Я подошёл к столу, осторожно опёрся на него, изучая работу Олега. И в этот момент почувствовал источник. Под столешницей. В ящике.

— Простите, у вас водички не найдётся?

— Конечно-конечно, ваше благородие, — засуетился иконописец, шатнулся к двери, получил протянутый ковш от подслушивающей супруги. А я уже выдвинул ящик и уставился на небольшую книжечку с золотыми страничками, аккуратно разделёнными папирусной бумагой.

— Что это?

— Это для золочения, ваше благородие. Сусальное золото. Вот, вода, как вы просили.

Я взял ковш и сделал несколько крупных глотков. Это непростое золото. Такие сокровища и такая халупа?

— Сами делаете?

— Да какое там, ваше благородие. Тихон из Комаровки. У меня нет ничего для этого. Я рисую им, ваше благородие. Так какой святой вас интересует? Я запишу.

— И цену не назовёте?

— Сколько заплатите, столько и заплатите, — пожал плечами Олег. — Я же не для денег это делаю.

За дверью отчётливо громко вздохнула его жена. И потопала прочь. Да, владельцы Таланта часто не от мира сего.

— Я думаю, вам Сергей Радонежский подойдёт. Он ведь покровитель строителей да Зодчих. Верно?

Я кивнул соглашаясь. Олег же достал книжечку, нацепил на глаза очки и нацарапал что-то у себя.

— Всё, записал. Но не раньше Нового года начну, ваше благородие. Дело не быстрое. Да и сезон, сами понимаете.

— Понимаю. Всего хорошего.

Выбравшись из дома, который игнорировал все технические новшества этого недоразвитого мира, я остановился на крыльце. Повернулся к хозяйке, проводившей меня до выхода, и спросил:

— Чего же вы совсем без техники-то сидите? Не тяжело?

Та замялась на пороге, грустная, но смирившаяся, но на вопрос ответила охотно:

— Да какая техника, господин Зодчий? Электричества-то нет у нас. У кого генераторы есть, да кто побогаче, у тех и машины стирающие найдутся, и даже это штука, которая пол лучше метлы метёт. Как её… Этот… Соросос, да?

— Пылесос… — машинально поправил я. — Как же так без электричества-то? Неужели имперские линии не протянуты?

— Ну так мы люди-то простые, ваше благородие. Не в Конструктах живём. Он до нас-то и не дотягивался никогда, далеко мы от него. А имперские до Островья дотянули, и всё. Сюда Пал Палыч грозился провести электричество, да только дорого это очень будет тринадцать километров по чащобам. Нет у нас таких деньжищ. Так что живём, как живём. По старинке, знаете ли.

— Ничего, — улыбнулся я женщине. ­ — Скоро здесь всё изменится!

Та охотно закивала, но по глазам было видно — не верит. И имеет право. Чтобы добить сюда Конструкт, его надо поднять ещё на пару рангов, а это уже было за пределами возможностей предыдущих Зодчих. Без Фокус-Столбов пятый уровень они через пару лет бы смогли достигнуть, если бы всю энергию бросали на Конструкт.

— А кто такой Пал Палыч?

— Так это ж Павел Павлович Скоробогатов! Нашей деревне всегда помогает. Он… ой…

Я терпеливо ждал продолжения, хотя тётка побледнела. Губы её задрожали.

— Простите, ваше благородие. Простите. Тут ведь как… Приходят Зодчие да уходят, а мы одни всегда. Вот… Пал Палыч… Он часто людей своих присылает. Продукты подвозит на продажу. Не забывает о нас. Простите.

— Всё в порядке. Не волнуйтесь. Теперь у вас есть я.

А вот к Скоробогатову надо будет присмотреться внимательнее. Хитрый жук. Может быть, опаснее северного соседа, раз использует мягкую силу.

Ничего, так даже интереснее.

Выйдя из Орхово на дорогу, ведущую к Комаровке, я увидел гружённую сеном телегу с пожилым возницей и напросился к нему в попутчики. Надо, всё-таки, обзавестись транспортом. Очень много времени трачу на путешествия. Но пока приоритеты другие. И самый важный — что такое делает с золотом местный кузнец.

Когда я оказался на пороге кузни, то там вовсю пылало жаром, да стучали молоты. Уже знакомый мне помощник кузнеца, в фартуке на почти голое тело, раздувал меха, а щуплый длиннорукий хозяин производства точно молотил по заготовке, с видом максимально сосредоточенным. Огненные брызги летели в разные стороны, и я даже залюбовался работой мастера.

И тот меня заметил. Нахмурился грозно. Выпрямился, легко опустив молот. Обычно кузнец шире дверей в плечах, а этот весь узкий, хлипкий.

— Добрый день, мастер Тихон. Я Михаил Баженов. Новый Зодчий, — представился я.

— Ну? — буркнул тот. Его помощник продолжал качать меха, делая вид, будто меня не видит.

— У меня есть парочка вопросов по сусальному золоту, которое вы делаете для Олега-иконописца.

— И чё? Всё по закону! Да, лицензии нет, ну так и золото порченое! — мрачно заявил кузнец.

— Мастер Тихон. Со всем уважением. Вы не забываетесь с интонациями? — прищурился я. Тощий выпрямился, отёр руки о передник.

— Простите, ваше благородие, — опомнился кузнец.

— То есть вы делаете сусальное золото из осквернённого? — переспросил я.

— Порченое, осквернённое — без разницы. Так-то оно не нужно никому, — Тихон явно ждал подвоха. — Сами же знаете, не золото это уже. Оно ж когда в Изнанке полежит, то меняется сильно. В этих вон, в электрониках городских, работать перестаёт. Кто по побрякушкам работает, те тоже не берут его, тусклое оно совсем и мягкое слишком. А для икон самый раз. Пробу поднимаешь и цвет приемлемый для них становится. Что за вопросы-то у вас, господин Зодчий?

— Много у вас такого?

— Есть малясь. Смотря для чего вам, ваше благородие. Но сразу скажу: даром не отдам, возни с ним много, чтобы в сусальное перегнать. Для Олежи старался.

— Даром и не нужно, мастер Тихон. Спасибо.

Я вышел из кузни с загадочной улыбкой, и за моей спиной застучал молот по наковальне. Как всё, оказывается, просто. Осквернённое золото воздействует с Талантом и так разрушает Изнанку! Металлы вообще по-разному реагируют на скверну, и золото среди них выделяется. Но чтобы вот так…

Это, воистину, как яблоком по голове. Теперь просто нужно провести несколько экспериментов. И если всё получится, то у меня появится невероятное преимущество перед соседями.

Впрочем, оно у меня и так было, но больше не меньше.

Я с улыбкой стоял на улице, наслаждаясь хорошим предчувствием, и тут со стороны Орхово послышался церковный набат. Удары молота в кузне почти сразу прекратились. Справа в доме неподалёку громко хлопнула дверь, и на улицу выбежала женщина, вслушиваясь в звон. Лицо у неё исказилось в непонятную гримасу.