Сварог (СИ) - Нарциссова Сана

Мара в тот день даже не зажгла свечи в своем доме, когда солнце спряталось за горизонтом и перестала делиться светом. Захотела побыть в темноте, как раньше в Саатоне. Она стояла у окна в своей комнате, смотрела на луну, свет которой еле попадал к ней в дом, и думала. Размышляла о прошлом. О своем народе, который она оставила и пришла сюда в поисках новых знаний и способа избавлений от ужасной участи саатонцев жить в вечном холоде и голоде. Но так и не нашла выход, ничего не придумала, а на родной земле должно быть уже погибли ещё несколько её соплеменников. Как она смеет думать о какой-то там любви и привязанности, к какому-то избалованному хорошей жизнью парню, когда её народ страдает? Что за глупости лезут ей в голову? Почему она стала такой легкомысленной? Надо немедленно взять себя в руки. Она пришла сюда не за любовью, а за спасением.

У избушки Мары показался Радегаст. Она заметила его через окно в своей комнате, с холодным недрогнувшим выражением лица ощутила, как сердце в груди затрепетало. Нельзя. Нельзя ей такое чувствовать. Мешаться только будет. Семья? Дети? Как можно сейчас о таком мечтать? Ей нельзя забывать о своем предназначении, нельзя предаваться сладкому обманчивому сну. Нельзя любить. Сейчас не время...

А когда будет время?

Радегаст ловко перепрыгнул через ограждение, поднялся на крыльцо, постучался. Раньше он не стучался - он врывался в дом, если не через дверь, то через окно. Ему было все равно в каком виде он увидит Марену, Радегаст пришел её увидеть и он не уходил, пока не получит своё. Его неслыханная, несусветная, непробиваемая наглость очень сильно не нравилась Марене. Ведь, она никогда не могла почувствовать покоя в собственном доме, зная, что в любой момент он может к ней прийти. А сейчас Радегаст постучался. Марена улыбнулась, но не сдвинулась с места. Она даже и не подумала о том, чтобы открыть ему дверь. А Радегаст в это время постучался громче, подождал, оглянулся, убедился, что свет в доме не горит, подумал, что она уже спит, расстроился, развернулся и направился прочь.

Пускай уходит, подумалось Маре. А сердце больно сжалось требуя, броситься за ним следом, обнять и никогда не отпускать. Марена не дала слезам показаться в её глазах, когда она хладнокровно провожала Радегаста взглядом. Нельзя. Никак нельзя ей быть счастливой ценой несчастья своего народа...

Но, О, Боги, он остановился! Остановился и вернулся обратно! На этот раз направился к окну. К тому самому, через который она за ним следила.

Радегаст всегда получал желаемое. Он хотел её увидеть, пусть и спящей, все равно.

Он не замечал её, пока не встал прямо напротив и хотел перелезть в дом, через открытую дверцу окошка. А когда заметил - удивился. Марена смотрела на него с самым, что ни на есть, пронзительным взглядом, в который раз убеждаясь, что он в неё действительно влюблен.

— Так ты не спишь? — спросил Радегаст и залез к ней на подоконник, — Я стучался. — Сердце ликовало, разум сопротивлялся из последних сил, но так и не смог ничего сделать. Марена сделала шаг к нему навстречу, потянулась руками к его лицу, смотря ему прямо в глаза, погладила его щеки. — Ты чего? — спросил он, но вместо ответа получил поцелуй. Чувственный, искренний и такой желанный. Марена, все же, обранила одну непослушную слезу, когда полностью сдалась и призналась себе, что тоже влюбилась. Капля скатилась по её щеке к губам и добавила к их поцелую соленый привкус. Радегаст не заметил его, не обрывая поцелуй, и, полностью войдя к ней в комнату, он подхватил её на руки за бедра, всего в два шага оказался у кровати и уложил в постель.

Он не знал, что с ней случилось и почему она себя так ведет, но решил расспросить её об этом завтра, а сейчас полностью насладиться ею, пока Марена позволяет.

Может быть, утром она на него смертельно обидется, но Радегасту ведь к этому уже не привыкать...

Глава 27. Жар, Крица.

Глава 27. Жар, Крица.

За эти дни, пока Сварога не было в деревне, Лада успела сшить для него по пять новых рубах и штанин, две жилетки и несколько пар нижнего белья. Так и не дождавшись его возвращения, она решила украсить его рубахи вышивками оберегающих рун из красной нити. Взволнованная Лада пару раз расплетала полученные узоры, решив, что это слишком откровенный жест. Но, вспомнив, что Сварог не из Ирия и не понимает значения рун, с легким сердцем шила снова... А что, если Велес расскажет? Или он сам у неё спросит? Если она расплетет нити снова - ткань испортится и придется шить новую. Но это ладно, ей не сложно... А может, оставить, все-таки? Красиво же получилось...

Как сложно быть девушкой.

Лада успела переделать все в доме и по хозяйству, животных в доме она не держала, и никто не требовал постоянного ухода и внимания, встретилась с подругами, сходила к Мокошь — удивительно, она ни на лету не изменилась! — но Сварог возвращаться даже не думал. Все ли с ним хорошо? Они же уже помирились с Велесом? А что, если они перебили друг друга и до долины не успели дойти? Нет, Перун или Хорс почуяли бы неладное и тут же поспешил на помощь. Значит все хорошо. От безделья и мучительного ожидания она в который раз аккуратно переложила одежду Сварога и отчего-то захотела примерить на себе. Рубаха свисала почти до колен, выглядело на ней как платье, что не могло не улыбнуть Ладу.

— Лада, ты дома? — позвал её кто-то снаружи. Она выбежала из комнаты и открыла дверь. Перед ней стояла Мокошь, Лада пригласила её в дом. Внутренне выдохнула тому, что Мокошь слепа и ей не придется объяснять, почему она в мужской рубахе перед ней стоит.

— Я все удивляюсь, как ты по земле понимаешь, где ты находишься, Мокошь. Ты невероятная.

— Да брось, ничего особенного, — засмеялась Мокошь, — У меня попросту нет другого выбора.

— Ты поэтому босиком все время? Так лучше земля чувствуется?

— Да. Когда я потеряла зрение, во мне появились отголоски способностей Велеса. Видимо, именно так Ирий решил меня сберечь. Я ножками чувствую каждый камушек и травушку.

— Это удивительно... — Мокошь присела за стол, попыталась вспомнить, как выглядело место, где она находится, но ничего, увы не приходило в голову. Она редко бывала в этом доме, — Ты что-то хотела?

— Да. Я бы хотела встретиться с Велесом и Сварогом. В деревню они вернутся не скоро, не хочешь составить мне компанию до долины?

— Да! — обрадовалась Лада, но тут же одернула себя и сказала спокойнее, — Я не против. Я бы за одно Сварогу рубахи отдала.

— Ты шила для него? — улыбнулась Мокошь, сделав вид, что не заметила перемену в её настроении.

— Велес попросил, — пожала она плечами. Да. Только поэтому. И не важно, что он попросил у неё только одну пару рубах, а она ему уже все до нижнего белья сшила.

Как только Лада собрала вещи и сложила в узел одежду для Сварога, они отправились в путь, только по дороге за ними ещё и Вецера увязалась, сказав, что скучно ей и любопытно, чем они там занимаются. Девушки были только рады её веселой компании и вместе направились к долине.

Третий день работы Сварога наконец дал свои плоды. Он снял рубаху, подвернул концы штанов до колен, но и это от жары исходящей от печи его спасало не сильно. Пот так и лился ручьем из его тела, но Сварог уже привык, а радость оттого, что у него начало получаться, не давала ему отчаяться и двигала вперед. Прошло около шести-семи часов, после того, как он засыпал руду поверх разоженных углей. Железо уже должно было раплавиться и он открыл залепленное глиной отверствие снизу печи, ударив по нему пару раз толстой палкой. Глина разбилась и из горна вывалилось все его раскаленное содержимое. У него не было клещей, чтобы достать железо, поэтому он помогал себе все той же палкой, вываливая весь уголь вместе с железом наружу. Раскаленное железо от угля он отличал по цвету: железо горячее, соответственно свет исходящий от него был ярче, белее. Он не терял времени впустую, пока ждал плавления железа, а сделал себе пару деревянных молотов - один был запасной. Поднять на твердую поверхность плавленное железо ему было не чем, поэтому Сварог, отметя от основной горячей кучи слипшееся между собой капли металла палкой, прямо на земле сильными ударами молотом, начал придавать кусочкам форму блина, чтобы после ему было легче с ними работать. Особо крупные куски слипшегося между собой раплавленного железа были покрыты слоем превратившегося в песок камня и глины, которые ему приходилось отскребать, перед тем как придать форму. Пока он отскребал, железо успевало остыть и поэтому сложно поддавалось деформации. Такие куски он откладывал, чтобы зря не ломать об металл свой хлипкий молот, и тут же принимался за следующие куски, пока и те не остыли. Работать нужно было быстро: достал, отбил, как мясо, отложил, взял следующий.