Наследник огня и пепла. Том Х (СИ) - Добрый Владислав

В прорезь маски — той самой, что была у его отца — смотрел его слишком светлый для местных глаз. Пристальный, тяжёлый взгляд. Но если Бертрама заставить слегка волноваться — он начинает часто моргать.

Ему около двадцати восьми. Немного старше меня. Не хватает опыта и выдержки отца.

Бертрам прошёл внутрь.

— Вижу, Великие Дома уже собрались. Значит, и ссора, и воссоединение у нас сегодня в меню? — Он чуть поклонился, не дожидаясь ответов, и скользнул вдоль стен, хапая всё, что его заинтересует, будто это был его дом.

— Не бойся, Треве, ты всё ещё успеешь испортить атмосферу, — отозвался Вирак.

— Я для этого и пришёл, — Треве уселся в дальний угол, сложив руки на груди. — А то что за пир без соли?

Я открыл рот, чтобы успокоить… Но тут ко мне, осторожно ступая, подошёл Фанго.

— Сеньор, — сказал он сдержанным голосом. — Это от Джевала.

Он держал в руках свернутый вдвое лист, покрытый мелким почерком. Герб Красной Мантикоры выжжен прямо на сургучной печати.

— Свежий доклад, — уточнил он. — Селларе пал. Город взят.

Слова прозвучали и утонули в затянувшемся молчании. Даже Треве перестал усмехаться.

Я кивнул. Писарь в перчатках появился из-за спины Фанго, принял от него письмо, быстро разломал печать, развернул. Подставил мне, чтобы я мог прочесть.

Я пробежал глазами первые строки, где обычно полагались вежливые, витиеватые приветствия и вопросы о моей семье и делах. Их не было. Джевал писал конкретно, по делу — и не по-караэнски кратко:

'Сеньору Магну Итвису, герцогу Караэна, властителю Пылающей Змеи, правителю долины.

Селларе пал.

И расскажу я тебе, сеньор, как это было — без красивых слов, а так, как запомнилось это дело мне. Бойцу, хлебнувшим крови и пепла.

Две недели стояли мы под стенами Селларе. В шатрах — холод, в еде — черви, под ногами — камни и грязь. Но в душах была стойкость, ибо знали мы: за спиной — твоя воля и вся долина.

Селларе держался зло. Камнеметные машины били каждый день. Особенно славен был наш требушет, прозванный «Рукой Змея» — большой, гулкий, с железными обручами, выкрашенный в цвета дома Итвис. Он бросал камни такие, что целые дома рушились за стенами, и даже привратные башни Селларе мы обвалили на глазах у всего города.

Дважды враги делали вылазку. Первый раз — в ночи, с криками, под трубы и факелы, и был бой прямо под стеной. Второй раз — сожгли нашу «Руку Змея», но мы взяли деревья из ближней рощи, той самой, где селлурцы поклонялись Императору с рогами, и собрали её заново. Из проклятого леса — оружие возмездия.

А стены уже крошились. Одна из башен осела и повисла, как пьяный страж. Бреши зияли. Но в них затаились опытные убийцы и наёмники. Обломки укрывали их лучше любой брони. Арбалетчики метили в щели, но попадали в тени.

Тогда я сам вынес на руках «Пламя Мести», вынул свой черный меч, и, не говоря ни слова, пошёл в пролом. За мной двинулись сотни. С знаменами — бело-красными, с рёвом трубы, что пробрала до костей.

Сначала пошли люди Леонхарта. Их алебарды сверкали как молнии. Они прошли через мечников врага, но потеряли каждого третьего. Особенно велик был урон от тяжёлых арбалетов, которые селлурцы сняли с кораблей и прикрепили к повозкам. По улицам гнали эти колесницы смерти, и тех, кто выжил в проломе, расстреливали в упор.

Горцы, что должны были прикрыть левый фланг, опоздали. Шарились по руинам в поисках добычи. Некоторые из них так и полегли — с перстнями на пальцах и кинжалом в боку. Потом, в гневе, я велел отрезать уши у мёртвых и отправить в горы — мол, «вот, ваши сыновья, воры без чести».

Сорцы, которых я успел переманить до начала штурма, рубились секирами как демоны за наши души. Они вломились в рыбный рынок, разбили в щепки составленные в стену прилавки, пошли по пятам отступающим врагам — и… попали в засаду. С крыш домов их секли и кололи, как свиней. Ни один не вернулся.

Оплотом врага стали четыре сотни таэнских псов — Ин Да Орс. В чёрных плащах, с ликами Кровавого Императора на щитах, с тяжелыми мечами. Их предводитель, Палландо, был ранен стрелой, но сражался, пока его не свалили копейщики Караэна. Даже без него, они стояли как стена.

И только когда я снова, хоть и был уже дважды ранен, сам пошёл вперед, с двадцатью своими самыми смелыми людьми, мы смогли их потеснить. Была сеча у храма, где плитка стала багряной. Там мы и подняли наше знамя, Пламя Мести, и весь город вздрогнул.

Нам достались склады с зерном — закопанным, спрятанным, заколдованным. Улицы — в крови. Люди Селларе сложили оружие. Приняли твою волю. Присягнули.

Аст Проклятый — бежал. Опять.'

Глава 20

Камень в чужой короне

— Странно. Ни одного упоминания о чрезмерной жестокости, — я вопросительно посмотрел на Фанго. Тот осторожно поклонился и отступил. Значит, еще не готов к докладу. — Я слышал, Джелал грабит так, что даже камни из мостовой уносят.

— Значит, собирается остаться, — сказал Треве, и, к моему удивлению, без насмешки. — Это уже не просто наемник. Это не человек, ведущий войну за ваше золото. Он добыл себе власть.

— Если он взял город, то не важно, насколько сильно пострадали те, кто оказался внутри стен, — пробормотал Вирак. — За воротами всегда есть те, кто готовы занять их место. Просто отмоют кровь в домах — и через неделю уже не будет заметно, что в городе новые жители. Это удобно. Вот только теперь в Селларе появился Джелал…

— Если он поступит хоть немного умно, местные будут его поддерживать. Или хотя бы не мешать. Пока он не делал глупостей, — сказал Треве. — Что это, «Рука Змеи»?

Гарвин расхохотался, отпил вина и подошёл к одному из столов. Выдернул оттуда чертёж требушета. Ну, скорее рисунок, учитывая местные особенности. А Гарвин Алнез куда внимательнее, чем хочет казаться.

Я нашёл что-то похожее среди осадных приспособлений сорских пиратов. Накидал на коленке требушет, когда эти штуки изучала специальная комиссия горожан. В неё входили Катамир от Университета, Бруно — неуемное любопытство ректора меня искренне впечатляло. Я нарисовал — и забыл. Но Караэн с Университетом построили один, испытали — и выяснилось: эта штука бросает камень весом килограмм в шестнадцать шагов на двести с лишним. Не каждый арбалет похвастается такой дальностью. Даже, если точнее, разве что тяжёлые арбалеты с воротами и могли бить дальше. Правда, сам требушет был высотой этажа в четыре.

Город, по примеру пиратов, разобрал требушет и отправил его вместе с другими осадными штуками Джелалу — хранить это барахло всё равно было негде, а горожане начали потихоньку растаскивать балки и доски.

— Выходит, — сказал Этвиан Роннель, — в этом письме лишь половина правды?

Фанго дослушал своих наушников, подхватил у одного из слуг широкое серебряное блюдо с сыром и двинулся к нам. Он по очереди подносил закуски каждому из присутствующих, пока не добрался до меня и не замер рядом. С тем же успехом он мог бы быть невидим — главы Великих Семей, принимая сыр, смотрели сквозь него.

— Мне не нужны предположения, — прошипел Треве. — Я знаю точно.

Он уселся на табурет и попытался принять небрежную позу. Ему не хватало артистичности отца — видно было, как он зажат, как напрягается, словно подросток, набивающий себе цену.

— Аста не было в Селларе, — прошептал Фанго моему локтю. Он стоял рядом, низко склонившись. — Он заперся в своём большом замке, Балдгар.

— Про Аста Проклятого — в конце, — громко сказал я. — Джелал Гру написал о нём, чтобы оправдать взятие Селларе. Ведь он был послан мной и Караэном, чтобы поразить Инобал.

Этвиан осторожно забрал из рук Гарвина листок с чертежом требушета.

— Но надо отдать должное нашему полководцу: он не соврал прямо, — сказал он. — Это заставляет думать, что остальное — не менее чем наполовину правда.