Когда, оставив мне два платья «на первое время», вся толпа, пoдхватив свои ткани, измерительные ленты, рулоны кружев и остальное, собрались уходить, я всё же рискнула подать голос и спросила, не найдётся ли у них лишнего лоскутка, чтобы я могла залатать свой сарафан.
Прожжённый сарафан у меня забрали, пообещав починить так, что будет как новый. А так же сшить еще несколько таких же, раз уж, как сказала Джуана, мне привычен этот стиль. Догадавшись, чтo это значит — я привыкла носить только сарафаны, — запомнила нoвое слово, как теперь делала всё время. И мне с каждым днём всё реже приходилось спрашивать, что означает неизвестные мне слова.
Кстати, Фантю тоже обмерили, пообещав сшить и ей что-нибудь такое, чтобы сразу было видно — это фамильяр, а не обычная крыса.
— Вот же я дурёха! И как сама не додумалась? — шлёпнула я себя по лбу, когда меня оставили одну. Потом залезла в корзинку с вязанием, выбрала пряжу поярче, сплела из неё разноцветный шнурок-косичку и повязала Фанте на шею.
Теперь все будут издалека видеть, что эту крыску обижать нельзя! Тем более что в замке теперь народа прибавилось, и не все с моей Фантей успели познакомиться.
Судя по шуму, Джуанна с помощницами перебрались в соседнюю комнату, к Любе. Я хотела пойти следом, чтобы понаблюдать за всем этим со стoроны, а может просто поддержать Любу, но в мою комнату зашёл совсем старый дракон, назвавшийся Валэско-обувщиком.
В отличие от шумной и неумолкающей Джуаны, Валэско в основном молчал или бормoтал себе под нос, записывая что-то в большую тетрадь в кожаной обложке. Я сначала решила, что это книга, но в книгах-то не пишут. Мне он сказал лишь: «Леди, позвольте ножку», после чего сам усадил меня в кресло, сам разул — я и пикнуть не успела, — и измерил всю мою ногу аж до колена.
А я даже и не застеснялась — старичок же совсем. Как такого стесняться? Вот если бы кто-то из молодых мужчин мою коленку увидел — это да, это стыдно. А старичок — это вроде и не мужчина уже.
Да и вообще, раз и его герцог прислал — а он об этом с порога заявил, представившись, — то нужно делать, что велят. Им — и герцогу, и обувщику, — виднее.
Потом старичок снова что-то долго писал, бормоча едва слышно, я только отдельные слова понимала: «на осень», «с мехом», «бархатные», «каблучок» и снова почему-то «больные». И снова неловко было спрашивать, прерывая Валэско, который задумчиво строчил в тетради, весь уйдя в своё занятие, словно меня и не было рядом.
Ладно, за ужином у герцога спрошу. Он-то должен это знать.
Напоследок с любопытством рассмотрев мой лапоть, поковыряв его ногтём и едва ли не обнюхав, Валэско снова что-то записал в тетрадку и, кажется, нарисовал. А потом поклонился, попрощался и исчез. Доскакав с одной босой ногой до двери и выглянув в коридор, я успела заметить, как он скрылся в комнате Любы, из которой как раз высыпалась шумная компания, обвешенная сумками.
— Напомни, сколько платьев получилось для младшей? — спросила Джуана у той из помощниц, которая кроме баула с тканями несла ещё и тетрадку, куда та ей надиктовывала, пока была у меня. Наверное, у Любы тоже.
— Четыре домашних, пять лёгких для прогулок, два тёплых для прогулок, два для школы, — прочла та.
— Хорошо, на первое время должно хватить. Бегом, девочки, нас ждёт много работы, — Джуана ускорила шаг, остальные припустили за ней и быстро скрылись на лестнице для прислуги.
Надо же, а Любе ни обеденных, ни вечерних платьев не сошьют, зато и больных тоже. Интересно, почему? А обувь больную? А как об этом узнать, если Валэско ничегo не объясняет.
Я размышляла над этим, надевая снятый лапоть, и тут как раз и зашла Мэрисела, чтобы меня подстричь. Так мы с Любой до ужина и не увиделись.
Поджидавший в столовой герцог с улыбкой осмотрел нас:
— Какие нарядные красавицы разделят со мной трапезу, — отодвигая для меня стул, восхитился он. — Все три.
Это он заметили наши с Любой платья — она тоже была в новом, — и шнурок на шее Фанти.
— И тебе очень идёт эта причёска, Дана.
— Спасибо, — поблагодарила я, садясь на предложенный стул. Люба и Фантя справились сами. — И за новые платья тоже.
— Рассказывайте, как впечатления? Что выбрали, какого цвета, какие фасоны понравились больше всего? — усевшись во главе стола и взявшись за вилку, стал расспрашивать Каэтано.
Мы с Любой растерянно переглянулись, а Фантя расхохоталась так, что упала на спину и лежала, дрыгая лапками, не в силах подняться от смеха. Наконец сумела немного успокоиться и ткнула в меня лапкой.
— Выражение её лица видите? Вот у неё такое же было, только ещё pастеряннее, когда к нам портниха ворвалась. И говорила, говорила, говорила… Даже у меня голова закружилась, а я просто на кровати сидела, смотрела. А Дану они ещё и крутили-вертели, измеряли всю, накидывали на неё ткани разные, я думала, её закопают в них совсем!
— И говорила, говорила, говорила, — поддержала я свою крыску, когда герцог вопросительно на меня посмотрел. — Я половину слов не поняла, только что мне вот это пойдёт, и это, а вот этот цвет затенит мoи волосы, а этот зачеркнёт глаза…
— Наверное, всё же оттенит и подчеркнёт? — подсказал Каэтано, тихонько посмеиваясь.
— Наверное, — согласилась я. — А что такое фасоны? Кажется, она говорила это слово, но я не поняла.
— Это означает — как выглядит платье. Так вам даже рисунки не показали? Не предложили выбрать?
— Мне показали, — похвалилась Люба, когда я замотала головой. — Одну картинку. Джуана сказала, что такую форму носят девочки в гимназии, и если я хочу, она мне такую же сошьёт, и не важно, что я не маг. Я захотела, это же ничего?
— Ничего, — улыбнулся ей герцог. — Учиться в местной школе можно в любой одежде, почему бы и не в форменной? Некоторые родители заказывают такую форму своим детям, у которых магия ещё не проснулась, не вижу в этом ничего страшнoго. И мне кажется, ты в ней будешь просто очаровательной.
Люба разулыбалась, густо покраснела, уткнулась в тарелку и заработала ложкой. А я всё же рискнула взять вилку и наколоть на неё жареный в сметане гриб, лежащий на моей тарелке. И у меня получилось! Я наколола следующий, а потом ещё и ещё — и все съела! И ни один не упал!
Мятую картошку с грибной подливкой я всё равно ела ложкой, но поняла, что вилка — не так и сложно, а иногда и удобно, я просто раньше не пробовала. Буду и дальше учиться, и когда-нибудь научусь есть так же аккуратно, как и герцог.
Когда дошли до пирогов с брусничным компотом, я вспомнила, о чём собиралась спросить герцога.
Он долго хохотал над вопросом, для чего нужны больные платья, и почему Любе их не сошьют — вдруг oна заболеет, что будет надевать? Потом объяснил, что платья не больные, а бальные, для бала — это такой праздник, когда господа собираются вместе и танцуют. Бывает такое не очень часто, но у любой леди должно такое платье быть, и не одно. А детей на бал не берут, это взрослый праздник, поэтому Любе их и не сошьют.
А болеют драконы редко, точнее — болеют только дети, у которых магии еще нет, но взрослые тоже могут пораниться или получить магическое истощение. И тогда или приглашают целителя, если что-то серьёзное, или просто ждут, когда само заживёт. Но в кровать ложатся в том же, в чём и спят, специальной одежды для болезней у них нет.
Когда ужин закончился, и мы уже выходили из столовой, Люба предложила мне показать буквы, которые она сегодня узнала в школе, чтобы я тоже смогла их выучить. А то раньше не получилось.
— Погодите-ка, — окликнул нас герцог. — Люба, я правильно понял, что ты собираешься сама обучать Дану?
— Ну да, — кивнула девочка. — В школу же ей ходить нельзя, а как она будет новые буквы учить?
— Так, — нахмурился дракон и постучал пальцами по столу. — Я уже дал распоряжение найти для тебя, Дана, домашнего учителя, собственно, даже не одного. Хотел сделать как лучше, а получилось, что запретив тебе ходить в школу, я взвалил учительские функции на ребёнка.
