Хозяин антимагии 2 (СИ) - Базаров Миф

Не за людей.

За себя.

Потому что если всё это правда, его карьера окончена.

Если начнётся эвакуация, он станет никем. Здесь, в этой колонии, Михайлов царь и бог, а там станет просто ещё одним генералом в очереди за милостью Императора.

— Вы все дезертиры! — завопил он, трясясь от злости. — Всех под трибунал!

Пока губернатор орал, я размышлял.

Как так вышло, что Долгорукий стал сильнее Михайлова?

А потом я понял.

Михайлов и Шишкин ненавидели Долгорукого. Они посылали его на самые опасные задания, надеясь, что тот погибнет.

Но он не погиб.

Он рос.

Уровень мага прокачивается в бою. А лучше всего — на краю империи, где смерть ходит за тобой по пятам.

Михайлов вдруг замолчал.

Его взгляд встретился с глазами человека в штатском.

Потом он медленно обвёл нас взглядом и что-то понял.

— Ты… — он ткнул пальцем в меня, — я тебя сгною в тюрьме!

Я нагло улыбнулся и достал из кармана приказ Шишкина.

— Ваше превосходительство, извините, но я действовал по приказу.

Михайлов схватил бумагу.

Его лицо побагровело. С таким ожирением и давлением до сердечного приступа было недалеко.

Шишкин заёрзал.

Он не знал, что делать: поддержать генерала или откреститься.

— А что, если данные верны? — спросил я, глядя прямо в глаза Шишкину.

Он замер.

— Если окажется, что мы правы… — продолжал я, — то именно этот приказ, квартирмейстер, сделает тебя героем.

На лице мужчины отразилась целая буря эмоций.

Отрицание — губы сжались, глаза округлились: «Нет, этого не может быть!»

Осознание — зрачки сузились, брови поползли вверх: «А если… правда?»

Принятие — уголки рта дёрнулись, в глазах вспыхнул азарт: «Чёрт, это же шанс!»

— Ваше превосходительство… — начал он осторожно, — может, стоит… проверить?

Михайлов снова заорал.

Но было поздно.

Шишкин перешёл на нашу сторону.

Он начал аккуратно уговаривать генерала, словно речь шла не о спасении колонии, а о сватовстве к капризной дворянке.

— Ваше превосходительство, может, всё же стоит объявить всеобщую эвакуацию? — голос квартирмейстера звучал сладко, но в глазах читался холодный расчёт.

Михайлов сопротивлялся, его жирные пальцы недовольно крутили бокал.

— Анатолий Степанович, что думаешь? — обратился губернатор к Кирову.

Тот, не моргнув, ответил:

— Эвакуировать гражданских. Первыми рейсами. Потом пригнать транспорт для войск. Хорошие солдаты империи ещё пригодятся.

Его слова прозвучали как приговор.

Вскоре нас выставили из кабинета, а туда потянулись офицеры, чиновники, купцы — все, кто не хотел терять насиженные места.

Но Киров уже взял всё в свои руки.

Бывший глава флота действовал с железной хваткой, словно снова стоял в кабинете Адмиралтейства. Его авторитет здесь был неприкасаем, когда Киров отдавал приказы, даже самые заносчивые купцы и чиновники молчали и подчинялись.

Эвакуация началась мгновенно.

Первым, ещё днём, ушёл курьерский корабль. Это было лёгкое обтекаемое судно с магическими двигателями, самый быстрый на всём рейде. Уже к утру из Новоархангельска потянулись первые суда: грузовые с опустошёнными трюмами, готовые принять беженцев; рыболовные, чьи капитаны, не раздумывая, бросили промысел; даже китобойные — неуклюжие, но вместительные, на которых моряки сражались против огромных морских чудищ.

И среди них…

Я не поверил своим глазам, когда утром на причале увидел знакомые обводы «Морского дьявола».

— Капитан Кузнецов⁈

Григорий, мой капитан, стоял на палубе и орал на матросов, заставляя их расшивать грузовые сети для приёма людей.

— Кирилл Павлович! — засмеялся он, заметив меня. — Как раз собирались за твоими водорослями, когда пришла весть!

Я кивнул, оглядывая судно. «Морской дьявол» — бывший военный транспорт, переделанный под гражданские нужды, но сохранивший вместительность, скорость, а главное, обладающий нехилой такой, по меркам флота, огневой мощью.

Пока мы говорили, вокруг кипела погрузка.

Люди на фронтире знали цену времени.

Женщины с младенцами поднимались по трапам без суеты. Дети постарше молча цеплялись за подолы матерей. Старики, опираясь на палки, шагали твёрдо — они не раз дрались с монстрами, но сейчас время других выполнять эту работу.

Никакой паники. Никаких споров.

— Грузы — только самое необходимое! — кричали матросы, отбрасывая в сторону слишком объёмные узлы.

— Оружие и боеприпасы — в первую очередь! — рявкнул кто-то из офицеров.

Капитан Кузнецов хлопнул меня по плечу:

— Не волнуйся, всех вывезем. Сейчас рейс один сделаем и снова сюда.

Я кивнул, глядя, как очередная партия беженцев исчезает в чреве корабля.

Тем временем бои на границе шли по нарастающей.

Каждые двенадцать часов в часть свозили новых раненых, окровавленных и обожжённых. Свежие отряды сменяли измотанных бойцов, но с каждым разом «свежих» становилось всё меньше.

Шишкин, словно забыв, что ещё вчера трясся в кабинете от страха, теперь важно расхаживал по части. Его вычищенный до блеска мундир и напыщенная походка кричали: «Смотрите, вот он, спаситель колонии!» Квартирмейстер повсюду совал нос: от раздачи пайков до расстановки караулов, будто без его мудрого совета всё рухнет.

Мария Дьякова, наша староста, превратилась в его верную тень всего за день. Теперь она так же важно задирала подбородок, так же командовала курсантами, словно забыв, что ещё неделю назад была одной из нас.

Мы с Молчановым и нашим взводом рвались на передовую. Нас тошнило от этой вынужденной бездеятельности, от вида уходящих кораблей, от знания, что где-то там люди гибнут, а мы сидим сложа руки.

Но нас не пускали.

Возможно, из-за Нади.

Её отец потерял жену. Потерять ещё и дочь? Для мужчины это было бы равносильно смерти.

К тому же, судя по тому, как ректор смотрел на нас в день возвращения, он готов был прибить всех на месте, но сдержался. Теперь же Киров упорно твердил, что мы сделали достаточно, и на этом стоит остановиться.

А пока…

Корабли уходили один за другим, унося с собой жителей колонии. Мы с ребятами из взвода помогали в порту, перетаскивая раненых, раздавая эликсиры и подгоняя отставших.

К утру третьего дня последние гражданские покинули берег. Киров, увидев нас среди солдат, помогавших на погрузке, резко направился в нашу сторону.

— Вы должны уйти с первым же военным транспортом, — сказал он, глядя в первую очередь на Надю, но обращаясь ко всем. — Вы уже сделали больше, чем требовалось.

— С уважением, господин ректор, — сказал я, — но мы остаёмся.

— Это не просьба, Пестов.

— И это не бунт, — парировал я. — Просто логика. Мы не были на передовой, значит, наши силы ещё не исчепаны. Если уж кому-то и уходить в последних рядах, так это нам.

Киров хотел что-то сказать, а может, и приказать, но вперёд вышла дочка.

— Анатолий Степанович, — официально сказала Надя. — Мы не дети. И если уж кто-то и должен сейчас тут помогать, так это мы.

Он замер, пальцы сжались, будто отец хотел схватить дочь за руку и силой затащить на корабль. Но вместо этого Киров лишь резко выдохнул.

— Вся в мать, — он невольно улыбнулся и, махнув рукой, ушёл.

К полудню бои уже громыхали у самого порта. Отдалённые улицы города пылали, а на набережной то и дело раздавались крики, когда очередной монстр прорывался сквозь заслоны.

Сейчас на суда грузили не только раненых. Войска тоже уходили.

Эликсиры первой помощи разлетались как горячие пирожки на рынке. К счастью, на прибывших в первые дни кораблях было много медиков из Новоархангельска. А среди грузов, кроме еды и вооружения, оказалась и большая партия эликсиров с моего производства.

На военных магов жизни, работавших на передовой, было страшно смотреть. Эти три дня они держались только на энергетиках и стремлении помочь раненым. И медики справились, большинство выживших в боях были обязаны магам своей жизнью.