Сердце отваги измеряется численностью. Книга 2 (СИ) - "allig_eri"

«Может, он был прав? — мелькнуло в её мыслях. — Может, нужно было просто согласиться, а не отшучиваться?»

Тогда они не смогли найтись с конкретным ответом. Загрейн, впрочем, и не настаивал. Но вот сейчас…

В этот момент что-то в ней треснуло, словно хрупкий лёд под ногами. Как можно было не понять тогда?! Он предлагал им свободу. Он предлагал им всем спасение, пока ещё было время. Пока Кероб был жив, пока она не видела, как руки Загрейна оборачиваются в стаю тварей, что шипят и жалят плоть!

Но, даже зная это, даже видя, как его насекомые разорвали львов на части, она всё равно не могла отказаться от мысли о нём. Загрейн был монстром, теперь она это понимала. Чудовище в облике человека, жужжащее, хищное… Но он был её чудовищем.

«Может ли чудовище любить? — пронеслось у неё в голове снова. Только теперь к этим мыслям добавилось новое, болезненное осознание: — А может ли человек полюбить чудовище?»

И если это возможно… то какую цену ей придётся заплатить?

Девушка шагала словно сомнамбула, почти не смотря себе под ноги, что в любой миг могло обернуться трагедией. Но пока ей везло.

— Вета, всё нормально?! Ты отстала! — крикнул Ребис, обернувшись через плечо и заметив её в дюжине метров.

Она вздрогнула, оторвалась от раздумий и ускорила шаг. Но мысли в голове уже укоренились, словно гнилое семя.

Мучительная неопределённость беспокоила её вплоть до момента, когда они, по словам Загрейна, встали на ночёвку рядом со Ржавым Источником. Аномалия… не ощущалась.

— Её нет, — рублено ответил Загрейн, когда Ребис поднял эту тему. — Дуфф был прав. Все они правы. Большинство Аномалий исчезает так же внезапно, как появляется. — Он странно хмыкнул. — Наследие богов.

Вета часто подмечала его странные ухмылки, необычные привычки, действия и слова. Таких мелочей было много: Загрейн мог застыть, раздумывая над чем-то элементарным, или легко дополнять и объяснять вещи, о которых не ведал ни её отец, ни Вияльди или жрец Милегер.

В качестве очередной странной привычки девушка припомнила, что Загрейн непременно мыл руки перед едой, а однажды, когда она достала его вопросами, завёл долгую речь о лихорадке и возможности заболеть. В порыве он даже упомянул некие «бактерии», но потом лишь пожимал плечами.

Впрочем, Вета особо и не настаивала. Тогда это казалось чем-то несущественным. Глупым.

К тому же сам Загрейн при желании легко и виртуозно мог завладеть чьим-то слухом. Его истории были интересны, смешны, поучительны… Жаль, что в Ностое именно простота речи была признаком силы и понимания жизни. Поэтому когда Загрейн подрос, он редко баловал друзей чем-то достаточно интригующим. А последний год они и вовсе нечасто виделись — раз-два в неделю в лучшем случае. Иной раз Загрейн мог пропасть на две недели, а однажды, когда ходил в Грайдию, на все три.

Вета жалела об этом. Ей нравилось с ним общаться. Загрейн знал слова, которые в деревне никто не использовал, и не стеснялся объяснять их суть. Рассказывал ей о погоде и как меняется климат, когда, три года назад, они завели разговор о засухе и возможных её причинах. Чего уж, даже когда они ссорились, он не кричал и, как поступали решительно все мужчины деревни, не пускал в ход кулаки. Он… объяснял. Спокойно, сдержанно, иногда с долей грустной усмешки, словно уже видел всё это раньше. Словно понимал, к чему всё идёт. Словно когда-то уже проходил через всё это. Рассказывал, показывал, приводил примеры…

Однажды Загрейн пришёл к Бурсам, когда Вета читала одну из редких домашних книг — историю путешествий африда, который описывал свои приключения. Старая книга с тёмной потрёпанной обложкой, доставшаяся ей от матери.

В деревне мало кто умел читать, тем более в их возрасте. Те же, кто умел, предпочитали более практичные записи вроде долговых расписок или сведений о посеве. Но Загрейн, увидев книгу в её руках, лишь одобрительно улыбнулся.

— Чтение развивает ум, — сказал он тогда. — Вряд ли, конечно, ты резко поумнеешь, — за такие слова Вета едва не кинула в него стоящую рядом деревянную кружку, — но начало положено. Книги хорошо развивают воображение и учат думать. Даже такие, сугубо развлекательные.

— Развлекательные? — удивилась она. — Что это значит?

— То и значит, — Загрейн наклонил голову. — Истории про отважных мореплавателей не научат тебя умению строить корабли или дома. Не наполнят голову дельными мыслями, которые позволят, например, с ходу заработать денег или увеличить урожай. Но они дадут тебе опыт чужой жизни. Может, глупой, может — умной, но это опыт. Фактически ты как будто стоишь на палубе вместе с этим афридом, — он улыбнулся. — Видишь, о чём он думает и к чему приводят его решения. Может быть, этот опыт никогда тебе не понадобится, но… теперь ты хотя бы будешь знать, что делать, если корабль попытаются взять на абордаж.

— Откуда ты знаешь, что здесь, — Вета положила ладонь на книгу, — рассказывалось про абордаж?! Ты читал эту книгу? Но мне сказали, что у нас единственный экземпляр!

— Опыт, — насмешливо фыркнул парень, скрестив руки на груди. — Каждый мореплаватель, если решит написать книгу, непременно расскажет хоть про один абордаж.

Девушка вылупилась на него и открыла рот будто рыба. Слова Загрейна поразили её до самой глубины души.

«Опыт, — мысленно повторила она. — Загрейн владеет опытом».

Ещё она вспоминала, как он рассказывал ей о звёздах. В те ночи, когда пустынный ветер утихал, а над головой сияло тёмное небо с белыми точками, Вета с Загрейном изредка забирались на крышу и смотрели на него. Иногда при этом их руки соединялись. Случайно или намеренно.

Загрейн смотрел на небо так, словно там были написаны ответы на все его вопросы. Он рассказал ей, что в некоторых странах звёзды объединяют в созвездия. Рассказывал про некоторые из них, пробовал найти, но неизменно путался. Она считала это милым.

Ещё Загрейн объяснял, что звёзд великое множество и на самом деле это не просто мистические огоньки, а очень и очень далёкие миры. Большие, как тот, что под их ногами, а то и ещё больше. Он говорил о «путешествиях света» и «движении небесных тел». Вета до сих пор не знала, правда это или очередная его выдумка. Но… ей и не хотелось это знать. Просто сам факт, что они вот так лежали… общались… уже одно это стоило всего.

Жаль, что зачастую Загрейн обрывал себя едва ли не на полуслове, будто вспомнив, что говорит слишком много.

«Словно он видел эти звёзды ближе, чем кто-либо из нас, — подумала девушка. — Будто… сам оттуда пришёл».

Эта мысль показалась ей глупой, но всё равно тревожила, как застрявшая в пальце заноза. Загрейн был другим. В этом она не сомневалась. Слишком мудрым для своих лет, слишком знающим. И даже его взгляд… иногда она ловила себя на мысли, что в его глазах таится не юношеский задор, а что-то древнее. Что-то, что прошло через годы и потери.

И всё же, несмотря на страх и непонимание, Вета чувствовала себя рядом с ним в безопасности. Пусть он и был тем, кого она не могла до конца понять, он был её. Пускай из другого мира, из другого времени — но её.

Она всматривалась во всё ещё не остывшую после дневной жары каменную глыбу, возле которой сидела, будто ища ответы, но трещины на скале упорно молчали. Впереди была шахта, Аномалия, трудный поиск и ещё более трудное возвращение обратно. Но… больше всего её страшило другое: сможет ли она, когда придёт время, спросить его прямо? Сказать вслух, что догадывается? Или же навсегда останется в тени его тайн?

Теперь это были не мысли о монстре, а… скорее сожаление.

Чуждость, опасность, и в то же время… притягательность.

Их группа была слишком уставшей, чтобы организовать полноценный лагерь. Слишком много событий случилось за столь малое время. Слишком много стресса, страха, крови и внезапных откровений. Дум, что были тяжелее гор.

Плащи были кое-как брошены на покрытые песком камни. Ветер гулял по ущелью, гоняя пыль. Звёзды, казалось, стали ближе — острыми осколками пронзали чёрное небо. Костёр никто не разводил — поужинали ячменём, сухарями и полосками мяса, которые Загрейн прихватил из Худроса.