Ворон, каркни на счастье (СИ) - Разумовская Анастасия

Герман улыбнулся, глядя, как Мари увлечённо чертит щепкой по земле. Пол в шатре частично был выложен шкурами, а частично просто вытоптан. Мужчина заглянул в рисунок.

— Неплохо. Очень.

— Для подъёма можно использовать движущую силу кроликов. Думаю, в данных условиях их использовать практичнее, чем паровую машину…

— Кроликов?

— Да, моя первая модель машины, откачивающей воду из шахт, была на движущей силе кроликов. Не очень удачно, но…

— Мари, — тихо позвал Герман.

Девушка с трудом оторвала взгляд от чертежа, посмотрела невидяще:

— Да-да.

— Не стоит усложнять. Нам не нужны ни краны, ни машины. В яму достаточно сбросить верёвку. Главный вопрос: как избавиться от стражи. Но давай завтра обсудим это с Котом и Майей? Если правильно помню, Бертран — мастер по побегам. Давай спать — день был тяжёлым.

Мари выразительно покосилась на лежбище. Оно было единственным. Герман пожал плечами:

— Ложись, я лягу у входа.

— Ну да. Вот только застуженной спины тебе не хватало. Перестань.

Она забралась на шкуры, сбросила куртку, стянула штаны и осталась в длинной, почти до колен, рубахе. Тряхнула головой:

— Иди сюда, вместе теплее.

Герман рассудил, что Мари права, но раздеваться не стал, лёг и постарался не смотреть в сторону светлых изгибов рубашки. «Воспользоваться ситуацией было бы некрасиво с моей стороны», — решил честный Иевлев и закрыл глаза. И почувствовал, что что-то тяжёлое и тёплое легло ему на плечо. А потом Мари положила руку на его грудь.

— Как думаешь, — прошептала задумчиво, — кроликов вообще можно использовать? Например, для электричества? Я пока гуляла, столько норок видела! Это ж ужасно, сколько энергии пропадает даром…

— Мари, — мягко сказал он, стараясь помнить, что она — невинная девушка из средневековья, — если ты не против, можно попросить тебя отодвинуться?

— Тебе неприятно? — Мари приподнялась.

— Проблема скорее в обратном. Ты мне нравишься, я могу не сдержаться. Не уверен в своей силе воли.

В полумраке раздался тихий смешок.

— Может, я не хочу, чтобы ты сдерживался? — поинтересовалась Мари.

Герман посмотрел на неё и увидел блестящие глаза совсем рядом. И вдруг осознал, что ведёт себя как идиот.

— Тогда и я не хочу, — прошептал и накрыл её губы своими.

Утром четвёрка смогла собраться вместе, и Кот действительно выдвинул хитроумнейший план по спасению того, кто мог помочь им бежать из ставки кагана. План включал в себя три такта: кражу коней, кражу Эйдэна и кражу самого кагана, при этом цолл — напиток, схожий с чаем, но не являющийся им, играл ключевую роль, и всё было расписано буквально поминутно.

— Сложность в том, — вздохнул Кот, — что у Эйдэна две жены, а ещё сыновья и дочь. Их тоже придётся красть. Это ужасно утомительно.

Майя чмокнула мужа в небритую щёку:

— Но ты же сможешь?

— Смогу, — расцвёл Бертран. — Но понадобится неделя или две на подготовку.

«Вот я и лишился крупнейшего заказа в своей жизни, — с грустью подумал Герман. — Построить дворец с нуля, а там может и город… Ведь не может быть дворец без города? И кирпичный завод, и лес бы посадить. Леса. На будущее». Он задумался. Безумно заманчиво, но… что ж поделать. Сколько вот этих проектов в его жизни, от которых пришлось отказаться по тем или иным причинам? У каждого архитектора есть своё кладбище непостроенных шедевров.

Но всё получилось совсем не так, как они ожидали.

Воодушевлённый лифтами, фонтанами, подъёмными столами и висячими садами Охраш решил отметить строительство дворца чем-то сродни турниру: состязаниями в стрельбе из лука, единоборствами и джигитовкой. И как ни сопротивлялся Герман, колдуну-архитектору пришлось стать почётным гостем на этом празднике.

Ристалище подготовили быстро: огородили арену, вбив колышки и натянув верёвки, насыпали холм, накрыли его коврами — место кагана. Натянули тент. Вот и всё.

«Дёшево и практично», — хмыкнул Герман, стоя сбоку от манежа.

Женщин всех согнали позади кагана, и Иевлева удивило, что красавицы, пусть и скрытые покрывалами, всё же допускаются на подобные зрелища. А с другой стороны, без восторга женщин мужские состязания теряют половину своей привлекательности. «Большую половину», — решил Герман и невольно рассмеялся. Надо будет рассказать Мари анекдот про большую и меньшую половины.

Он глубоко вдохнул нагретый солнцем воздух.

«И стадион. Вот бы построить нормальный стадион… Но где же взять камнетёсов, плотников и вообще специалистов?». И тут же вспомнил: нигде. Стадион расположится там же, где и дворец: на личном архитектурном кладбище Иевлева. Тут Герману стало досадно: редко какой петербургский архитектор получает столь перспективный заказ. Тем более, молодой архитектор.

— Будь другом, подержи, — Бертран протолкался к товарищу и сунул ему в руку свёрнутый плащ.

— Ты куда?

— Разомнусь немного.

Чёрные глаза Кота горели воодушевлением. Настолько взбудораженным Герман видел друга лишь однажды, когда Бертран принимал участие в хард-эндуро. В тот год Геленджик не радовал участников погодой: от ливней дороги и без экстремальной гонки развезло, и было довольно холодно, но Кот, ещё не бритый, с пружинистой рыже-красной шевелюрой и золотой щетиной на щеках, в чёрно-зелёной байкерской экипировке выглядел мальчиком, которому лётчик дал поносить настоящий шлемофон.

— Не поубивай там кочевников. Они нам ещё пригодятся, — пошутил Герман.

Он встревожился, и в глубине души считал идею друга блажью, но они были давними товарищами и слишком друг друга уважали, чтобы учить жить.

Герман приготовился созерцать зрелище мужиков, искренне дубасящих друг друга кривыми саблями, соревнующихся в длине копья и способности пробить набитые сеном тюки с возможно дальнего расстояния. В конце концов, было в этом что-то звериное, природное, прекрасное в своей первобытной хищности, сродни знаменитому Дискоболу, которого Герман с детства не любил.

«Можно было бы в одном из дворов или в уголке парка соорудить площадку тренажёров. Наподобие тех, что в Александрии…», — снова подумал Иевлев и снова с досадой одёрнул себя. Зачем пополнять коллекцию несбыточных проектов.

И тут он заметил, что каган со своего помоста ему подмигивает, и сообразил: Охраш подзывает мага-архитектора к себе.

Когда Герман смог протиснуться через толпу и взойти на помост, уже взревели рожки и длинные, выше человеческого роста, трубы. Ударили барабаны, загрохотали, рассыпая мелкую дробь. А потом всё смолкло, и по нестройным рядам зрителей пронеслось дружное: «о-о-о».

Каган пальцем показал на место рядом с собой. Это была высокая честь, и палец, удлинённый специальной металлической накладкой на ноготь. На этой накладке сверкали драгоценные турманлины. Герман сел по-турецки, подобрав полы халата.

— Сделай мне фонтаны для вина, — хитро улыбаясь, попросил Охраш. — С вином и с мёдом.

Герман вздохнул.

— С вином возможно, если у вас достаточно вина. А вот с мёдом… там слишком высокая вязкость, у нас хватит мощностей…

— А ты сделай.

— Невозможно, — решительно отрезал Иевлев и нахмурился.

Зрители закричали, подбадривая двух бойцов, танцующих друг вокруг друга свой сабельный танец.

— Цэ-цэ-цэ, — ещё лукавей ощерился Охраш. — У тебя красивая жена. Белая как луна. Я дам тебе свою доць, хоцешь?

— Зачем? У меня ведь уже есть жена.

— Будет две. Две луцше, цем одна. Тебе нравяца больше тонкие или пышные?

Герману нравились тонкие, но он не счёл нужным говорить о своих предпочтениях. Тем более что «невесты» сидели позади кагана и чутко вслушивались в каждое слово.

— И в тех и в других есть своя прелесть, — дипломатично уклонился Иевлев.

— Возьми двух.

Герман промолчал, не зная, что сказать. Это были дикие люди со странными взглядами. Заявишь, что тебе хватит одной — сочтут слабосильным мужчиной, ещё чего доброго. А мужская сила у дикарей очень даже ценилась, Иевлев это уже понял. Когда они только приехали в Драконий стан, и Эйдэн, преклонив колено, поведал своему повелителю о тьме, пожирающей мир, об отце, сгинувшем вместе с целой армией, вперёд выступил Седьмой ворон — седоусый угрюмый мужик — и обвинил Третьего в трусости. Обвинение основывалось в том числе и на факте, что старший сын Эйдэна умер от какой-то болезни, и у обвиняемого остался лишь один-единственный сын.