Паутина натягивается (СИ) - Веден

Дальше за статуей высились ворота в пять человеческих ростов, окованные светлым металлом. С обеих сторон от ворот поднимались еще более высокие стены и уходили дальше, скрываясь за зданиями. Вот, стало быть, и Обитель.

Поток людей был довольно слабый, и каждого подошедшего к воротам внимательно осматривали и только потом запускали. А некоторых не запускали вовсе, оставляя ждать снаружи.

Площадь сама по себе выглядела довольно оживленной — ее постоянно пересекали люди. Некоторые носили одеяния жрецов, но большинство выглядело обычными горожанами.

В узком проходе между двумя роскошными зданиями примостилась небольшая переносная лавка, где женщина в длинной зеленой мантии, похожей на типпаю Кастиана, продавала пирожки необычной треугольной формы. Я купил пару — начинка у них тоже была необычной, мелко нарезанная зелень с молотой чечевицей и пряностями, — и как раз пытался понять, нравится ли мне их вкус, когда двери храма Горних Вершин наконец открылись. Только вот оттуда появился вовсе не жрец, а симпатичная девушка в шелковых одеяниях, настолько не подходящих к осенней погоде, что сразу стало понятно — без утепляющих амулетов дело не обошлось. Ее лицо показалось мне смутно знакомым… А, точно, то была одна из актрис небольшого столичного театра, на представления которого я пару раз заходил во время прогулок. Но что она делала здесь вместо жреца?

Не успел я подумать об этом, как дверь открылась во второй раз, выпустив мужчину лет сорока-пяти, в жреческом одеянии, но более роскошном, чем я привык видеть. Подойдя к актрисе, он подхватил ее под локоть, хозяйским жестом притягивая к себе. Та с готовностью подалась к нему, кокетливо засмеявшись…

Это что же, вместо молитвы этот Сантори занял храм для свидания с легкомысленной красоткой? А может и напрямую для любовных утех?

Я знал, что Пресветлая Хейма снисходительно относилась к плотским радостям, если те случались не в нарушение брачных клятв или иных обетов, но не в храме же! Такое было откровенным кощунством, если не сказать святотатством, тем более со стороны жреца…

За спиной у меня тяжело вздохнула продавщица. Когда я оглянулся, то увидел, что ее осуждающий взгляд прикован к вышедшей из храма паре.

— И часто такое бывает? — спросил я ее, но женщина, будто опомнившись, бросила на меня быстрый испуганный взгляд, ее лицо моментально приняло нейтральное выражение, а потом она и вовсе уставилась в землю.

— Не наше это дело, молодой господин, — проговорила негромко. — На все воля Пресветлой Хеймы.

Я нахмурился — сколько же людей должно было попасть в Залы Покаяния за случайные фразы, чтобы заставить горожан так сильно бояться сказать что-нибудь не то?

Пока я говорил с продавщицей, на площади начался непонятный шум. Первым делом я глянул в сторону храма, но там все было спокойно, жрец с актрисой продолжали стоять на верхних ступенях лестницы. Правда, теперь они оба смотрели вперед, на статую богини. Я проследил за их взглядом — по пьедесталу наверх карабкался подросток… то есть нет, вот он повернул голову, и я разглядел, что это был взрослый мужчина, невысокий, неопределенного возраста, и очень худой.

С пьедестала этот человек перебрался еще выше, встав на массе щупалец Великого Кракена. Одной рукой, видимо, для устойчивости, он вцепился в меч Пресветлой Хеймы, который она вонзала в тело чудовища, а вторую воздел к небу и закричал:

— Восплачь, Девран, ибо великое зло вошло во врата твои!

И едва его пронзительный голос разрезал пространство над площадью, как я вспомнил. Я видел этого человека несколько недель назад в небольшом поселении недалеко от столицы, только там он был в старой и засаленной одежде, его длинные волосы висели грязными паклями, а лицо заросло неопрятной щетиной. Сейчас же, кроме бросающейся в глаза худобы, он ничем не отличался от обычного горожанина — лицо было гладко выбрито, волосы подстрижены, одежда чиста и опрятна. То ли он сам взял себя в руки, то ли кто-то его заставил.

— Восплачь, Девран, ибо святое сердце твое гнило и тухло, и не способно защитить тебя ото зла! Гниль, гниль! Вот она, эта гниль!!! — голос человека поднимался все выше, на последнем слове буквально ввинтившись в уши, а сам он, развернувшись, резким обвиняющим жестом указал на замерших на ступенях жреца и девицу.

Я заметил, что едва человек начал выкрикивать свои слова, все люди на площади остановились и развернулись к нему. И никто, даже стражники, которых тут было немало, не пытались его как-то остановить, стащив, например, вниз и заставив замолчать. Магию тоже никто не призывал.

Лицо девицы побелело, она испуганно огляделась — следуя жесту кричавшего, на нее сейчас смотрели все — и, вскрикнув, кинулась бежать вниз по лестнице и дальше, куда-то за храм. А жрец, на которого затем переместились взгляды, не додумался ни до чего иного, кроме как шагнуть назад ко входу и спрятаться внутри здания.

— Гниль! — еще раз выкрикнул странный человек, потом отвернулся от храма и указал рукой на Обитель. — Вижу! Великое зло вижу! Великую тьму вижу! Восплачь, Девран! Восплачьте, люди, ибо недолго вам осталось!

За последним словом последовала вспышка, будто ярчайший солнечный блик, на мгновение ослепив меня, а когда я проморгался, на статуе уже никого не было, и нигде на площади этого странного человека я тоже не увидел.

Все остальные, кто до того стоял и молча слушал, тоже начали озираться по сторонам. Зашевелились, заговорили, кто-то что-то закричал, где-то в стороне заплакал младенец. Что это была за магия, которую странный человек наложил на всех, заставив так послушно ему внимать? Должно быть, что-то духовного порядка, воздействующее напрямую на разум, наподобие ментального давления…

— Вот он! — раздался голос неподалеку. — Тот самый, который вел еретические речи! Это он помог святотатцу!

Стражник Сантори, недавно угрожавший мне Залами Покаяния, показывал на меня нескольким мрачно выглядящим Достойным Братьям, прежде стоявшим у ворот Обители.

Глава 27

Я смотрел, как они приближаются, а в мыслях у меня моментальными вспышками появлялись варианты того, что я мог бы сейчас сделать.

Сбежать?

В том, что сумею, я не сомневался — отдать Кащи избыток магии я сегодня не успел, моя сила была на пике. Но все Достойные Братья — боевые маги и просто так они меня не отпустят. Уйти получится только после того, как я их покалечу или убью — моя магия слишком заточена на разрушение и убийство, чтобы этого избежать. Слишком много осложнений, все планы придется менять, все пойдет наперекосяк…

Позвать Кащи и велеть перенести нас в Большую Пещеру?

Но и в этом случае мой уход без последствий не останется. Мое лицо запомнили, форму студента тоже, так что найдут, и придется объяснять как сам факт наличия у меня Теневого Компаньона, так и то, почему я, будучи невиновным, сбежал в другой мир. Тоже возникнут проблемы, хоть и меньшие, чем при первом варианте…

Остаться на месте, позволить себя арестовать и уже потом пытаться отвертеться от неприятностей? Клан аль-Ифрит у высших церковников на особом счету, так что имя, под которым я сейчас живу, должно помочь… Но и этот вариант мне тоже не нравился — после сегодняшнего церковники резко упали в моих глазах. Как знать, на что они способны? Да еще эта их непонятная скрытая «гражданская война»…

Потом мне в голову пришел четвертый вариант. Попробовать стоило.

— Я здесь, чтобы встретиться со светлейшим Теаганом! — сказал я.

— Не еретику марать своим языком имя светлейшего… — начал было стражник Сантори, но один из Достойных Братьев нахмурился и поднял руку, заставив его замолчать, а остальных — остановиться.

— Он студент Академии, — проговорил, кивая в мою сторону, — и по возрасту тоже подходит…

Хм, неужели Теаган предупредил обо мне аж всех стражников? Они ведь наверняка каждый день менялись… Я, конечно, надеялся на какой-то эффект от упоминания имени жреца, но такого моментального результата не ожидал.