Паутина натягивается (СИ) - Веден

— Как твое имя, парень? — спросил меня тот же стражник.

— Рейн, — сказал я. — Рейн аль-Ифрит.

— Да, точно он, — произнес прежде молчавший второй из Достойных Братьев. — Я сообщу, — и действительно направился к воротам Обители.

Первый из Достойных Братьев повернулся к стражнику Сантори.

— Когда придет светлейший Теаган, ты повторишь все обвинения. Как он решит, так и будет.

Однако, а влияние у моего знакомца было немалое.

На лице стражника промелькнула недовольная гримаса, но тут же исчезла.

Где-то около минуты мы стояли в молчании, потом мне надоело.

— Этот человек, который забирался на памятник, — кто он такой? — спросил я.

— Тебе лучше знать, — неприязненно отозвался стражник Сантори.

— С какой стати «лучше»⁈ Но в самом деле — кто он? Местный сумасшедший? И почему его не схватили тогда, когда он только лез на постамент?

— Лучше помолчи, парень, — сухо прервал меня третий Достойный Брат. — Ты и так на волоске висишь.

Я нахмурился — что им стоило объяснить? Все равно ведь стоим и ничего не делаем.

Прошла еще минута.

Я задался вопросом, почему меня не отвели внутрь Обители, чтобы ждать там, но потом вспомнил, с каким скрипом запускали туда кого бы то ни было.

Закончилась третья минута — и ворота, наконец, открылись, выпустив Достойного Брата, а следом за ним и Теагана. Я невольно улыбнулся при виде внешнего вида жреца, поскольку ничего жреческого в его облике сейчас не было. Выглядел он так, словно его только что вытащили с тренировочной площадки, и он успел лишь положить на место меч или иное оружие, да отряхнуться от налипшего на одежду сора.

Теаган определенно торопился, причем настолько, что даже не переоделся во что-то более подобающее, чем бывшие на нем сейчас свободные полотняные штаны, простая рубаха, да накинутая сверху куртка.

Этот факт отметили и остальные, потому что изумленно переглянулись. Похоже, подобная спешка была Теагану несвойственна.

Наблюдая за приближением жреца, я отметил, что от его прежней хромоты не осталось и следа. Должно быть, здесь ему наконец позволили вылечить старую травму у мага-целителя.

— Рейн, — подойдя ближе, он сжал руки в замок у груди и склонил голову в приветствии. Я ответил тем же жестом.

— Светлейший Теаган. Прошу прощения за беспокойство.

— Ничего страшного, не волнуйтесь, — Теаган улыбнулся мне своей привычной доброжелательной улыбкой. — Никаким важным делом я занят не был… Достойный Брат сказал, что тут произошло некое недоразумение?

При последних словах Теагана все три Достойных Брата еще раз быстро обменялись взглядами, после чего одновременно повернулись к стражнику.

— Обвинения выдвинул воин Матиас, служащий светлейшему Сантори, — ровным тоном произнес второй Достойный Брат, и выражение лица у него из прежнего, мрачно-грозного, стало подчеркнуто нейтральным.

Интересно, как быстро они поменяли свое отношение ко мне и к ситуации в целом. И если я понял правильно, случилось это в тот момент, когда Теаган произнес слово «недоразумение». Не «преступление», не «подозрительное событие», а именно «недоразумение».

— Вот как, — Теаган тоже повернулся к моему главному обвинителю. — Я внимательно слушаю.

Но стражник ничего не сказал, лишь его взгляд заметался между мною, Теаганом и Достойными Братьями, будто он пытался отыскать подсказку и понять, что именно ему следует говорить.

Мне первому надоело ждать.

— Воин Матиас обвинил меня в ереси и в пособничестве какому-то безумцу, — сказал я.

— Ереси? — повторил Теаган. — В чем же заключалась эта ересь?

Я махнул рукой в сторону храма.

— Я хотел войти в Храм Горних Вершин, но воин Матиас и его товарищ меня не пустили, объяснив, что внутри молится светлейший Сантори. А когда я спросил, зачем ему одному для молитвы целый храм, стали угрожать Залами Покаяния за еретические речи.

— Понимаю… — проговорил Теаган, и его взгляд надолго задержался на Матиасе. — А о каком безумце идет речь?

— Это был странный худой мужчина, который залез на статую Пресветлой Хеймы, угрожал Деврану пришествием великого зла, а еще называл гнилью светлейшего Сантори и его спутницу.

Одна половина лица Теагана непроизвольно дернулась.

— Спутницу? — переспросил он.

— Молодую актрису из одного из столичных театров, — объяснил я. — Мне довелось видеть с ней пару представлений.

— Понимаю, — повторил Теаган, и мне показалось, что он с трудом удерживает на лице прежнее доброжелательно-нейтральное выражение. — Воин Матиас, у вас есть что добавить к сказанному?

Тот дернулся.

— Я… Мы… Мы охраняем светлейшего Сантори и выполняем его приказы. Этот… э… этот молодой господин показался нам подозрительным, а когда появился святотатец с еретическими речами, мы… э… мы соотнесли присутствие молодого господина и присутствие святотатца и подумали, что это должно быть связано. После того я обратился к Достойным Братьям с просьбой задержать молодого господина до… э… до выяснения обстоятельств, — Матиас замолчал, и я заметил, что по его вискам катятся крупные капли пота.

— Что ж, — после паузы проговорил Теаган. — Воин Матиас, вам не следовало спешить с обвинениями. Обоснованный вопрос — не повод обвинять человека в ереси.

Выговор, если его можно было так назвать, был произнесен спокойным, даже мягким тоном, и я ожидал, что Матиас перестанет столь заметно нервничать. Однако лицо у того побелело, а когда он поднес руки к груди, чтобы, как полагается, сжать их и поклониться жрецу, я заметил, как сильно они дрожат.

Интересно, отчего такая сильная реакция? Не то чтобы мне было этого Матиаса жаль, конечно.

— Я рад, что все разрешилось, — Теаган повернулся ко мне, вновь доброжелательно улыбаясь. — Примите мои извинения за то, что ваш первый визит оказался омрачен этим недоразумением.

— Ничего страшного, — отозвался я ему в тон. — Это вовсе не ваша вина. Всего лишь стечение обстоятельств, — при этих словах я глянул на Достойных Братьев. Хм, а ведь они тоже нервничали. Не так явно, как Матиас, но я заметил скованность их поз и общее напряжение в выражениях лиц.

Теаган тоже скользнул быстрым взглядом по Достойным Братьям и Матиасу.

— Возвращайтесь на свои посты, — велел им сухо. Все четверо тут же низко поклонились, и Матиас направился к храму, из которого все еще не вышел светлейший Сантори, а боевые маги — к воротам Обители. Остались только мы с Теаганом, ну и замершая неподалеку продавщица пирожков, оказавшаяся невольной свидетельницей как «недоразумения», так и последовавшего за ним разговора.

Посмотрев в ее сторону, я отметил, что она выглядит такой же бледной, каким под конец беседы стал Матиас. Странно. Теаган заметил мой взгляд и тоже повернулся к женщине.

— Здесь продаются интересные пирожки, — сказал я, решив поменять тему разговора, потому как в воздухе между мной и жрецом все еще висело напряжение. О «недоразумении» и обо всем остальном можно будет поговорить попозже. — Треугольные. Впервые такие вижу.

Теаган недоуменно моргнул, потом еще раз посмотрел на продавщицу и ее переносную лавку.

— Пирожки? — повторил он и наконец расслабился, а странное напряжение исчезло. Потом на губах жреца заиграла легкая улыбка. — И как вам вкус этих… пирожков? Понравился?

— Да, — сказал я. — Но их надо сперва хорошо распробовать. Необычное сочетание… всего.

— Пирожки! — повторил жрец и тихо рассмеялся. — Рейн, это тойво, церковный хлеб. Его пекут в женских скитах в канун новолуния, там же освящают, после чего привозят в Светлый Город, чтобы прихожане могли причаститься. И, кстати, вы первый человек на моей памяти, которому вкус тойво понравился сам по себе. Их обычно покупают для исцеления болящих, а еще они помогают от душевных страданий.

Вот как. Значит, женщина в длинной зеленой мантии тоже была служительницей Церкви. Недаром ее одежда показалась мне необычной.

— А не будет ересью, если я куплю тойво чтобы его просто съесть? — поинтересовался я. — Без всяких исцелений?