Услышав команду, долговязый слуга лезет своими тощими длинными пальцами ко мне и пытается ухватить руку, чтоб за меня всё сделать.
Успеваю прочесть часть текста, с такой загогулистой каллиграфией, сразу и не разберёшь. Но в целом мысль ясна. Я передаю земли в пользу княгини, достигнув совершеннолетия. А пока перехожу под её опеку по добровольному согласию. Ну примерно полтора года ещё поживу счастливо, потом меня кончат по тихой.
— Подождите, — вырываю руку и тянусь к вину. — Можно попить? Попить не успел.
— Дайте ему попить! — Гремит Истислава истерично. — Поживее!
Марьяна подскакивает первой.
— Не подписывай, убьют, — шепчет мне едва слышно. И подаёт бокал.
— Хорошая бумажонка, а что тут нарисовано такое красивое? — Выдаю и хлебаю звучно.
А следом и давлюсь специально, брызгая на бумагу.
— Ой! — Спохватываюсь наигранно. — Сейчас, сейчас.
Растираю тканевой салфеткой, превращая буквы в месиво.
— Прозор! Что ты стоишь! — Спохватывается карга. — Забери бумагу, пока он… Поздно! Растяпы!
— Растяпы! — Подхватываю и я, беру бумагу, комкая, и швыряю в слугу. — Переделай!
Мужик успевает поймать, отступает к княгине, глядя на меня хмуро и с подозрением.
— А он точно не умеет читать? — Шепчет он разъярённой княгине, подойдя к ней вплотную.
— Конечно, нет, дубина, — отвечает та не сильно тихо, и мне. — Ярослав? Ещё вина хочешь? Испей, испей, пока переписывают.
— А можно звать вас своей бабушкой? — Выдаю я, позволив себе распоясаться.
Слышу, как витязь в левое ухо зарычал. А у гестаповки под глазом задёргалось.
Истислава и сама переборола бешенство и растянула свой мерзкий рот в улыбке.
— Ну конечно, Ярославушка, — начала елейно. — Но! Как только подпишешь бумажонку.
— Устал я сидеть, — стону и поднимаюсь. — На свежий воздух хочу. Бабуль, не гневайся.
— Из зала нельзя! — Гремит княгиня и кивает в сторону окон. — Вон балкон!
И действительно, средняя арка, похожая на все окна в ряд, с выходом на платформу во внутренний двор с садом, где как раз веселятся.
Направившись уже по дозволению, ощущаю, что витязь почти меня догнал, но остановился за пару метров.
Балкон метров десять в ширину, перила мраморные. Вниз лететь этажа три–четыре, на корнях сумею улизнуть. Но тогда и спалюсь по полной программе.
В саду огни, женский смех заливистый. Судя по всему, народа не так много, человек двадцать на огромный павильон. Под крышей их не видно, только по звуку и можно определить.
Слышу, бабуля подгребает, чего никак не ожидал! Придерживает её гестаповка до входа. Дальше уже сама идёт, шаркая.
Сбоку от меня пристраивается. И веет от её не только сладкими духами ещё и плесенью отчётливо. Либо она сама уже покрылась ею под платьем, либо из подземелья только вернулась, где они кого–нибудь неугодного пытали.
— Ко мне Безсон недавно приезжал, — начинаю жаловаться, вылавливая реакцию. — Только я и не понял, что ему было надо.
— Олух, куда полез? — Прошипела себе под нос и мне ласково: — не обидел он тебя, Ярославушка?
— Не, — отмахнулся.
— А чего хотел?
— Он думал, это я его племянника убил, — заявил и снова ржанул, как дебил.
— Ах он… — снова зашипела.
— Страшный у вас комендант, придушить меня грозился. Из–за него боюсь здесь жить, — добавляю.
— Не бойся, Ярославушка, он уехал.
— А куда?
— Сослала, — отвечает снисходительно, и чувствую, что врёт.
— За что хоть, бабуль? — Спрашиваю и чую, как она кипит от злости.
— Было за что. И за тебя, Ярославушка.
Так! Меняю тему:
— А там у вас весело, всегда так будет? — Указываю на тусовку в саду.
— А как же, Ярославушка. Каждый вечер будем устраивать званые ужины, приглашать гостей всяких, — распинается княгиня. — Любых, каких пожелаешь. А ещё скоморохов, плясунов, музыкантов.
— Хочу туда, сходим? — Капризничаю помаленьку, прощупывая степень эластичности бабки.
— Ой, не стоит, голубчик, — спохватилась княгиня, озираясь в сторону слуг.
Видимо, поскорее хочет вручить мне новую бумагу. Надоело ей стелиться передо мной. А слуга бедолага, похоже, очень старается живее всё переписать, скорее всего, волнуется и делает ещё больше ошибок.
— А чего не стоит, бабуль? — Продолжаю строить из себя дурака.
— Сейчас там вредные тётки из Тулы, — начинает мне объяснять, как маленькому. — Но они скоро уедут.
— Сильно вредничают? — Интересуюсь.
— Фрейлины княжны особенно сильно. На охоту их не взяли, вот и приходится выполнять все прихоти, нарушая общепринятые порядки и святую тишину, — ответила.
Замечаю Василису! Узнал со спины по тоненькой фигурке и золотым кудрям до пояса. Она как раз заходит в сад со стороны цитадели. Женщина сопровождает под руку, и следом две служанки плетутся.
— Ну что он там возится⁈ — Орёт в зал бабка.
— Уже почти, ваше сиятельство! — Пищит одна из служанок.
Понимаю, что так уже не проканает избежать подписания. Похоже, бабка готова и витязю команду дать, чтоб тот моей отрубленной рукой и расписался, и печатку влепил.
— Бабуль? А почему у девочки палочка? — Разворачиваю новую авантюру.
— Слепа наша горемыка уже давно, — отвечает княгиня на удивление спокойно и, вздыхая, добавляет: — не уберегли.
— Красивая, — вздыхаю и я.
— Ещё какая, — посмеивается бабка. — А ты что ль, глаз на неё уже положил? И не разглядел ведь.
Да разглядел.
Молчу, княгиня сопит, а затем говорит уже с болью:
— Не мило ей здесь. Те тульские хохотушки, как над ней и смеются. Раньше она хоть улыбалась, беседовали мы много. А теперь только о погибели и думает. Кому она нужна такая, слепая, беспомощная.
— Мне, — говорю уже серьёзно.
Искал я как закрепить своё положение, пока всё не отобрали и самого не прибили. Объективно — дочь князя для меня лучшая партия, тем более такая красивая. В моём мире не так страшно, если женщина слепа. Это здесь у них какие–то жестокие предрассудки.
Да и сейчас речь не идёт о том, что я хочу провести с ней остаток дней! Мне бы просто выжить сегодня. И способ, где я ветками пару–тройку людей похреначу мне совсем не нравится. Если выживу, мне останется только бежать куда глаза глядят. Окрестят официально тёмным магом, и об Академии с той зайкой вообще можно будет забыть. Поэтому есть идея получше.
Только бы Василиса меня не выдала!
— Что ты сказал? — Насторожилась бабка. И чую, как стала сверлить меня взглядом.
Всё, нет смысла и дальше притворяться дурачком.
— Я знаю, ваше сиятельство, что вы хотите отобрать у меня всё, — заявляю, явно ошарашивая княгиню, но продолжаю смотреть, как удаляется в саду моя надежда. — Я умею читать, и дураком никогда не был. Это всё притворство в целях безопасности. Но теперь скрывать такое не стану. Я — барон, мои земли — это мои земли.
— Ах ты! — Рявкнула княгиня и схватилась тут же за сердце, кривясь.
Подскочила гестаповка, придержав, чтоб не упала, а следом и витязь в проходе обозначился с мечом наголо.
Бабка воздух глотает, сказать ничего не может. К ней подбегает служанка с бокалом какого–то раствора. И та живенько хлебает, продолжая с ужасом смотреть на меня.
Чуть успокоилась, явно готовится дать вердикт своим прихвостням.
— Ваше сиятельство, я хочу взять в жёны Василису, — продолжаю уже по существу. — Если она ещё мала, давайте обсудим помолвку.
— Наглец! — Взвизгнула и замахнулась. На руке заискрил красный шар!!
Кто бы сомневался, что старая ведьма, с которой пепел сыплется, огнём управлять может.
Тут же и меч здоровенный обозначился мне в бок. Витязь тоже не стал стоять, сложа руки.
— Презренный! Даже слепой она не опустится до такого жалкого сопляка, как ты! — Добавила бабка, и у неё аж глаза загорелись пламенем!
— Ой вдарит! Бежим!! — Визжит дух.
Ясное дело! Они и хотели! Днём раньше, днём позже.
— Василиса! Ты помнишь мой банан!! — Кричу с балкона. И едва видимая за кустами шевелюра замирает.
