Хозяин Заброшенных земель (СИ) - Лифановский Дмитрий

— Какая из меня теперь Валькирия? И вообще, — она как-то странно посмотрела на меня, — Дурак ты, Раевский, хоть и умный не по годам, ­– и впилась мне в губы жадным, хищным поцелуем.

А спустя мгновение кто-то тревожно затарабанил в дверь. Рогнеда тут же вскочила, поправив простое домотканое платье.

— Входи, — разрешил я и горницу тут же ввалился щерящийся в радостной улыбке Хулдан:

— Господин, Ардак с Шулуном вернулись!

Я резко поднялся с лавки, чувствуя, как в груди заколотилось сердце — не то от предвкушения, не то от тревоги, что копилась все эти долгие дни. Рогнеда отступила в сторону, бросив на меня быстрый взгляд, полный смеси любопытства и беспокойства. Она не сказала ни слова, но я и без того знал, что она думает: степняки — ненадёжные союзники, а я слишком много на них поставил. Может, и так. Но выбора у меня не было, и нет.

— Где они? — коротко бросил я Хулдану, на ходу натягивая куртку.

— У околицы, господин. С ними ещё полсотни багатуров. Устали с дороги, но живы. И, похоже, с вестями, — щербатая улыбка Хулдана стала ещё шире, словно он уже знал, что новости добрые. Или просто радовался, что я, наконец, перестану нервничать и метаться, как зверь в клетке.

Я кивнул и вышел наружу. Ночной воздух ударил в лицо резким холодом, но в нём уже чувствовалась сырость весны — снег под ногами хрустел не так звонко, как зимой, а где-то вдалеке, за лесом, глухо ухала разбуженная оттепелью сова. У околицы, где горел одинокий костёр, я разглядел знакомые силуэты. Ардак — невысокий, коренастый, с длинной косой, перекинутой через плечо, возился с конём, снимая седло. Шулун, долговязый и жилистый, стоял рядом, опираясь на копьё, и что-то тихо говорил полусотне молодых степняков, что расположились чуть поодаль. Их кони, худые после зимы, но всё ещё резвые, фыркали и били копытами о мёрзлую землю. Увидев меня, нукеры выпрямились и коротко кивнули — степной жест уважения, без лишней суеты:

— Мы вернулись, Великий, — шагнул вперед Ардак.

— Заставили вы меня поволноваться, — я подошёл ближе, остановившись у костра. Пламя осветило их лица: усталые, обветренные, с тёмными кругами под глазами. Но в глазах Шулуна мелькнул знакомый хитрый огонёк, а Ардак, как всегда, сохранял каменное спокойствие.

— Прости, ярл, — он приложил руку к груди и поклонился, — Дорога была долгой, а степь неспокойна. Но мы вернулись. И не одни.

— Вижу, — я кивнул на молодых степняков, что молча наблюдали за нами. Лица их были суровы, но в глазах горел азарт — тот самый, что бывает у юнцов, впервые идущих на войну. — Кто они?

— Полсотни молодых воинов из маленьких восточных родов. После зимы их становища разорили твари из Проклятых земель, а шаманы сказали, что Тэнгри зовёт их искать новые пути. Они слышали о тебе, Великий Гэсэр. Решили, что лучше служить под твоим началом, чем гнить в раздорах с нойонами. Присягнули тебе через нас. Хотят крови врагов и славы.

Я перевёл взгляд на степняков. Молодые, крепкие, в небогатых одеждах, с луками за спиной и кривыми кинжалами на поясах. Полсотни — не тысяча, но лишние воины мне сейчас не помешают. Особенно если они рвутся в бой.

— Пусть подойдут, — сказал я, и Шулун махнул рукой. Один из них, широкоплечий парень с короткой косичкой и шрамом через бровь, шагнул вперёд. Он опустился на одно колено и ударил кулаком в грудь.

— Я Баян, сын Таргутая, — голос его был звонким, но твёрдым, — Мы пришли служить тебе, Гэсэр. Степь умирает, а ты бьёшься с нашими вечными врагами.

— Встань, — я кивнул ему, — Служите мне верно, и я дам вам не только кровь врагов, но и земли, где ваши кони будут пастись без страха, ­– лица воинов осветились улыбками, послышались радстные восклицания.

— Хулдан, накорми и размести воинов.

— Слушаюсь, ярл, — гордо вскинул голову от оказанного ему доверия нукер. Сейчас я его поставил над полусотней новичков. Это временно, как использовать новоприбывших я еще не решил. Но в неофициальной иерархии очков парню я отсыпал щедро.

— Ардак, Шулун, давайте за мной. Нам много о чем надо поговорить.

Рогнеда — умничка, уже подсуетилась на счет позднего ужина. Хозяюшка, и не скажешь, что княжна.

Парни набросились на нехитрую снедь с жадностью голодных волков. Я терпеливо ждал, пока воины насытятся. Нукеры не стали испытывать мое терпение и спустя минут пятнадцать накидав в себя сухомятки и ради приличия пошвыркав чаем сыто отрыгнули. Так я им и поверил. Взгляды-то голодные.

— Ешьте нормально и рассказывайте. Как поживает Великий хан, какие новости в степи?

Ардак с Шулуном благодарно кивнули и, уже не спеша отужинав, начали рассказ:

— Великий Хан, владыка бескрайних трав и хозяин ветров, шлёт тебе, о Гэсэр, свой поклон, подобный шелесту степного ковыля под копытами табуна. Он желает, чтоб твои стрелы разили врагов, как молнии Тэнгри, а годы твои текли долго и мощно, словно воды Иртыша в половодье.

— Шулун, кумыса перепил? — прервал я излияния младшего из нукеров.

— Прости, ярл. От наших нойонов заразился.

— Ардак?

— Абылай помнит о ваших договоренностях, но в степи неспокойно, — нукер дернул себя за косичку, — пограничные рода бунтуют — говорят, шаманы видели дурные знаки в дыму костров. Аномалия ползёт на восток, мутанты рвут заставы. Хан держит власть, но часть нойонов отвернулась. Они винят его в слабости, упрекают в дружбе с северянами, что прогневило Тэнгри. Другие видят в тебе силу — того, кто может дать степи надежду. Хан хочет союза, но с условием.

— Какое? — спросил я, чувствуя, как внутри закипает знакомая злость.

— Вятка, — Ардак хмыкнул, ковыряя угли веткой. — Хан просит взять Вятку до конца весны. Надо показать твою силу. Это докажет сомневающимся, что ты действительно сын Тэнгри. Тогда Абылай сможет послать тебе в помощь тысячу всадников и обозы. Если нет, степь отвернётся от него.

— Родам не до нас, — вступил в разговор посерьезневший Шулун, — Мутанты жрут их становища, а люди грызутся за остатки пастбищ. Эти пятьдесят воинов — первые. Если багатуры поверят в тебя, хану даже не придется ничего делать — воины сами потянутся под твою руку. За землями, за славой, за добычей.

— Вятка, — повторил я, стиснув зубы. Ключ к Пограничью. Город, который эллины держат мёртвой хваткой. Взять его за две недели до распутицы — почти невозможно. Но без степняков я останусь один против эллинов и наёмников. Хана тоже можно понять. Он прав: степь не пойдёт за слабым лидером. Испокон веков там ценили силу и удаль.

— Что ещё творится в степи? — спросил я, переводя взгляд на Ардака.

— Хаос, ярл. После зимы кони отощали, припасы кончаются, а мутанты прорвались у Чёрного Яра. Мы видели сожжённые юрты, кости в снегу — обглоданные, блестящие. Не волки, хуже. Хан пока удерживает степь силой, но она рвётся по швам. Ему нужен ты не меньше, чем тебе он. Но без Вятки он не двинется. Его просто не поймут.

Я кивнул, глядя в огонь. Степь разваливается, и Хан цепляется за меня, как за соломинку. Полсотни молодых воинов — это хорошо, но мне нужна тысяча. Вятка становится вопросом жизни и смерти. Эллины не дураки — если они пронюхают про смуту, ударят раньше, чем я успею собрать силы. А они пронюхают. Да и я не исключаю того, что в волнениях, охвативших степь, есть немалая заслуга имперского золота.

— Ещё что? — бросил я, чувствуя, как кулаки сжимаются сами собой.

— Эллины, — Ардак покачал головой, ­– Когда мы уходили из Ставки Хана к нему прибыли послы от Евпаторов.

— Что хотели? — напрягся я. Если Хан начнет свою игру, Пограничье сомнут.

— Они хотят союза.

— Эллины?

— Евпаторы.

— Это не одно и то же? — я уже знал ответ на этот вопрос.

— В Империи тоже правят рода, — пожал плечами степняк.

Так вот почему последнее время натиск имперцев ослаб. А я еще ломал голову, не понимая, почему мне простили уничтожение Императорских спецов. У эллинов тоже началась какая-то замятня. Но как же мне не хватает разведки и связи. Еще и мощный переговорный артефакт, при помощи которого я мог переговорить с Княжеством не выдержал воздействия аномалии и сдох в самый неподходящий момент. Ничего, через несколько дней должен прилететь «Сокол». Вытребую у Олега новый. Пусть снимет со своего дирижабля. Хотя у этого куркуля наверняка есть запасной.