Незваная (СИ) - Скворцова Ксения

Мстиша не могла произнести ни слова, в горле стоял ком слёз. Как она хотела, чтобы Ратмир прикоснулся к ней, как мечтала ощутить его горячие губы… Но мысль о том, что он сделает это, пока она находится в Незваниной коже, поднимала волну дурноты.

Узнает ли он её когда-нибудь?

Вместо ответа она отняла одну руку и положила на его щёку. Ратмир затаил дыхание и несколько долгих мгновений вглядывался в Мстиславу, прежде чем прикрыть глаза, разрешая себе насладиться скупой лаской, скреплявшей их неписанный договор.

***

Грязь тихо чавкала под копытами усталых лошадей, на дорогу то тут, то там торжественно и печально опускались мокрые жёлтые листья. Голоса дружинников негромко журчали, словно ручей, лениво просачивающийся между камнями.

Пахло приближающейся зимой.

— Ратша! — досадливо окликнул его Хорт, и княжич встрепенулся. Он понял, что уже давно не слушает друга, погрузившись в собственные мысли.

— Да, ты прав, заставу следует укрепить ещё одним нарядом, — невпопад ответил Ратмир, но воевода лишь поморщился:

— О заставе мы закончили говорить версты с три назад. Понимаю, что тебе неприятно слушать, но кто-то ведь должен сказать.

Ратмир повернулся к другу, мерно покачивавшемуся в седле, и недоумённо нахмурился:

— О чём ты?

Хорт шумно втянул воздух и резко выдохнул.

— О том, что ты забываешь приличия. Слуги болтают. — Он раздражённо цокнул языком. — Хочешь, чтобы и до жены твоей дошли вести?

— Какие же? — бесстрастно спросил Ратмир. Ещё немного, и Хорт начнёт злиться.

— Не знаю, что происходит между тобой и этой девушкой и знать не хочу, но ты хотя бы потрудился это скрыть!

Ратмир улыбнулся. Интересно, а способен ли был сам Хорт хоть что-то скрывать? Но улыбка княжича тотчас померкла: его друг никогда бы не оказался в таком положении.

— Скрывать мне нечего, — пожал он плечами. — Мы детьми прожили с ней в одном доме семь лет, и разве преступление иногда проведывать её?

Ратмир почти услышал, как Хорт скрежетнул зубами.

— Моё дело предупредить. — Он помолчал, играя поводьями. — Только в толк никак не возьму, Ратша. Тебя дома жена-красавица поджидает, а ты от неё к какому-то потрёпанному воробышку сбегаешь.

Княжич улыбнулся. Что ж, пожалуй, Хорт был прав. Только не к воробышку, а к каржёнку.

Неожиданно прямо на дорогу из кустов с возмущённым криком вылетела сорока, и Ратмир обомлел, точно его ударили обухом по голове. Разрозненные осколки, царапавшие до крови душу, стали вдруг собираться в единое целое.

Каржёнок.

Перед внутренним взором зарябило от вереницы воспоминаний, обрывков снов, разговоров, взглядов. Столько странного происходило за последнее время, что всё трудней было чему-то удивляться. Но когда перед самым его отъездом Мстиша вскользь бросила, что распорядилась отменить приезд своей старой няни, о котором только и было разговоров до того, как всё случилось, он почувствовал что-то неприятное. Словно его погладили против шерсти.

Но если — только если! — предположить, что то, что он боялся облечь в слова даже в уме — правда… Тогда все несоответствия и нелепости получали объяснение, как и раздрай в его душе. Но от мысли, что Мстиша…

Руки сделались холодными и мокрыми. Думать, даже просто допускать мысль о том, что всё это время… Отец Небесный…

Ратмира затрясло. Хотелось немедленно бросить всё, позабыть о наказе отца и развернуть отряд домой. Он должен был сейчас же увидеть её, потребовать объяснений… Но ведь Ратмир столько раз смотрел в глаза им обеим, разве мог он не заметить подлога, если тот на самом деле произошёл? Шуляк умел обратить его волком, и Ратмир не сомневался, что способности волхва простирались гораздо дальше. Но зачем? Как Мстиша могла пойти на такое?

Голова норовила лопнуть от разом навалившихся вопросов, но как бы Ратмир ни стремился всем сердцем домой, он не мог вернуться, не исполнив княжеской воли, и ему не оставалось ничего иного, как держать свои мысли при себе и продолжать поход.

***

С тех пор, как Ратмир снова стал приезжать, Мстиша воспряла духом. Надежда, совсем было угасшая, разгорелась с новой силой, и пусть Мстислава всякий раз умирала от неутолённого желания прикоснуться к нему, почувствовать вокруг плеч кольцо его рук, она научилась ценить то, что имела: редкие короткие встречи, полуулыбки, взгляды украдкой. Ратмир больше ни разу не прикасался к ней, не говорил ничего, кроме пустяков и ничего не обещал. Но Мстислава странным образом довольствовалась и этим. Она верила, что её терпение окупится и морок спадёт с его глаз. Иногда Ратмир так смотрел, что ей казалось, ему не хватает самой малости, чтобы всё понять. Мстиша чувствовала, что долгожданный миг неумолимо близится.

Несмотря на то, что Ратмир не давал настоящих поводов для пересудов, Кислица только сильнее возненавидела Мстишу. Она не понимала, что происходит между княжичем и странной «ворожейкой» и, сколько бы ни пыталась уличить их в чём-то предосудительном, у неё не получалось. Ключница даже пробовала пожаловаться Векше, но кроме того, что княжич иногда заходил проведать девушку, с которой как с сестрой прожил семь лет у старика-колдуна, ей не в чем было обвинить Мстиславу. Поэтому Мстиша особенно удивилась, когда вместо того, чтобы сослать во двор, Кислица отправила её прислуживать на застолье. Впрочем, всё быстро объяснилось: в гости к Векше пожаловала Незвана.

Как ни пыталась Мстислава остаться спокойной, безразлично смотреть на неё не получалось. Теперь, по прошествии времени, она удивлялась, как другие не замечали, что перед ними самозванка: движения, слова и ужимки, всё принадлежало ей, Незване. И даже вся Мстишина красота не могла скрыть что-то потёртое и тусклое, что составляло истинную суть ведьмы.

Мстиславе не позволяли разносить блюда и касаться еды, только убирать посуду и вытирать грязь. Она старалась не смотреть на Незвану, не прислушиваться к разговору. Поначалу княжна думала, что та попытается унизить, указать на её место, и это не страшило: едва ли можно унизить человека, и без того оказавшегося на самом дне. Но, вопреки ожиданиям, Незвана словно не замечала Мстиславу. Всё внимание гостьи было обращено на Векшу, они шутили и смеялись, сетуя лишь на то, что их мужья снова были в отъезде.

Но застолье продлилось недолго. Векша, положение которой уже не скрывали даже свободные одежды, в последнее время, как выражалась Кислица, «чудила»: то вовсе не могла есть, а то без конца просила какого-то странного кушанья, то не могла и шагу пройти, а то хлопотала по дому без устали. Поэтому никто особенно не удивился, когда, едва подали калачи и яблоки в патоке, их госпожу начало клонить в сон. Векша так уморилась, что чернавки едва успели довести её до покоев.

Когда Мстиша заканчивала убирать со стола, её подозвала к себе ключница.

— Тебя под свои очи княжна требует, — с ядовитой ухмылкой объявила она и отвела Мстиславу в ту самую горницу, где та когда-то очнулась.

На лавке сидела Незвана и с рассеянным видом глядела в окно. Низко поклонившись, Кислица, бросив на Мстишу полный презрения взор, попятилась и бесшумно затворила дверь, оставляя их наедине.

Когда ключница вышла, Незвана взглянула на стоявшую посреди горницы Мстишу. Глаза ведьмы были полны холодного спокойствия, и Мстише вдруг стало не по себе под бездушным, каким-то змеиным взором. Она зябко поёжилась. В руках Незвана держала вышитую ширинку — свадебный подарок Стояны.

— Садись, в ногах правды нет, — устало проговорила она, кивая на скамейку у стола. Мстислава с трудом отвела очи от платка и, сглотнув, опустилась, не сводя с Незваны настороженного взгляда. — А ты настырная, — усмехнулась та, и Мстиша подивилась, откуда в её голосе успела появиться эта бархатистая уверенность. — Никак не смиришься, значит?

— Почему я должна смиряться?

— Потому что ты сама согласилась! — не вытерпела Незвана, и за напускным спокойствием проступила снедающая её тревога. — Таков был уговор!