Ночные кошмары: Нарушения сна и как мы с ними живем наяву - Вернон Элис

Постель – место, где вы отдыхаете и чувствуете себя защищенным, в безопасности, но только если у вас спокойный сон. Для тех, кто не может заснуть, это место мучений, а для страдающих парасомниями – склеп с привидениями.

Впервые я испытала паралич сна во время учебы в аспирантуре. Я вновь вспомнила о Мередит, и в течение нескольких месяцев меня терзало неодолимое беспокойство. Казалось даже, что я вернулась в те времена, когда мне было пятнадцать. Все мои мысли были только о Мередит – настолько ужасающе отчетливым был ее образ в моих снах. Когда примерно половина диссертации была написана, я вдруг поняла, что сон меня интересует не столько из-за бессонницы, которой у меня, в общем-то, никогда не было, сколько из-за странных сновидений и галлюцинаций, которые я видела на протяжении всей жизни. Наверное, я всегда хотела писать о сне, но, работая над диссертацией, была не совсем готова так пристально изучать свой собственный случай. А ближе к защите уже только об этом и мечтала. И задумалась об этой книге.

Мы коснемся современных методов диагностики и лечения расстройств сна, но в этой книге вы не найдете рекомендаций, как от них избавиться. В фокусе нашего внимания будет прежде всего влияние парасомний на общество и то, как объясняли, зачастую неверно, суть этих явлений в прошлом. На примере историй о ведьмах, пришельцах и сомнамбулах-убийцах мы рассмотрим, как развивались представления о расстройствах сна и как люди научились проводить грань между сном и потусторонним миром. Изучая эти истории и обращаясь к собственному опыту, мы, возможно, лучше поймем природу сна.

Книга начинается с самого первого вида нарушений сна из тех, с которыми я когда-либо сталкивалась. Это лунатизм. Известный также как сомнамбулизм, он встречается часто и варьирует от небольших движений до изощренных злодеяний, совершаемых спящим. В этой вводной главе мы рассмотрим ряд любопытных примеров лунатизма в истории и культуре, начиная с развлекавших окружающих ночных прогулок молодых женщин до убийств.

Далее я расскажу о более мрачной проблеме. Первое, что произошло с моим сном из-за Мередит, – это галлюцинации: я стала видеть в постели пауков. Когда я открывала глаза, паук копошился возле подушки или спускался с потолка прямо мне на лоб. После секундной паники я понимала, что это галлюцинация. Такие фантастические образы, возникающие при пробуждении, называются гипнопомпическими галлюцинациями. Они бывают яркими настолько, что их легко принять за нечто реальное. В главе 3 мы обсудим примеры гипнопомпических галлюцинаций, и в частности их влияние на истории о привидениях, написанные в Викторианскую эпоху.

Я часто вижу то, чего на самом деле нет, но иногда я это чувствую. Просыпаюсь с ощущением тяжести и оцепенения в теле, и мне кажется, что кто-то держит меня за шею или стаскивает за ноги с матраса. Раньше про паралич сна говорили, что человека «оседлал» инкуб или суккуб – коварное призрачное существо, стремящееся высосать из жертвы жизненные силы. Отсюда возникали подозрения в колдовстве, одержимости демонами и общении с призраками. В главе 4 мы рассмотрим, чем объясняли паралич сна в прошлом и как его власть над телом и разумом человека отображена в художественной литературе и искусстве.

Что касается ночных страхов, при них, в отличие от гипнопомпических галлюцинаций и паралича сна, зачастую отсутствуют ясность сознания и ощущение, что ты не спишь. Эта парасомния, получившая название pavor nocturnus, часто встречается у детей, но может поражать и взрослых. Спящего внезапно охватывает страх, настолько сильный, что люди кричат или причиняют боль себе и окружающим в неистовой попытке убежать от источника страдания. В главе 5 рассматриваются описания этого состояния в науке и культуре, а опыт таких страдальцев, как моя кузина, придает ему жизненности.

В главе 6 мы исследуем неослабевающий интерес людей к сновидениям и ночным кошмарам. В книге «Толкование сновидений» (1901) Зигмунд Фрейд подчеркивал нашу потребность в понимании этого феномена, однако в основу его теорий легло множество более ранних и ныне во многом забытых текстов. В этой главе мы отдадим должное исследователям сновидений дофрейдовской эпохи и рассмотрим, как их идеи предопределили ряд недавних открытий в области сна. Однако сновидения – это не только бесконечные научные и психологические загадки, но также ценный источник вдохновения для творчества. Роберт Льюис Стивенсон, например, брал приключенческие сюжеты из своих снов.

Мне всегда снятся яркие сны – красочные, захватывающие драматические сцены, под впечатлением которых я затем хожу весь день. Если сон был счастливым или вдохновляющим, у меня теплеет на душе. Если сон был тревожным, я почти физически ощущаю груз, которым он лег мне на плечи, а если в нем меня ранили, часто чувствую легкое покалывание в месте травмы. Детские кошмары мучили меня больше, чем что-либо еще, – до такой степени, что я не могла уснуть в своей комнате. В моем представлении сновидения не просто побочный продукт хорошего ночного сна. Они сильно на меня влияют. Я их записываю, анализирую, как картины или стихи, не спеша обдумываю. Если бы мои сны вдруг стали бессодержательными и скучными, я утратила бы что-то важное. Хорошо это или плохо, но они по-прежнему ценная составляющая моей жизни.

Но когда в подростковом возрасте я угодила в сети, расставленные Мередит, в моих сновидениях будто распахнулись ворота в старый заросший сад. Раз за разом мне снилось, как я иду по коридору к синей двери и оказываюсь в ее классе. Однажды ночью я поняла реальное положение вещей: я не съеживаюсь под пристальным взглядом Мередит, а просто сплю в своей постели. Прямо во сне я осознала, что вижу сон. Этот феномен, известный как осознанное сновидение, описывают уже несколько столетий, но, поскольку это исключительный и крайне необычный опыт, до недавнего времени он оставался на задворках исследований сна. Его обсуждали скептически; до современных экспериментов, подтверждающих его существование, единственным доказательством осознанного сновидения были личные свидетельства тех, кто его испытал. Работы Стивена Лабержа в 1980-х гг., их трактовка в фильмах «Паприка» Сатоси Кона (2006) и «Начало» Кристофера Нолана (2010), а также недавний положительный опыт погружения в это состояние способствовали тому, что в наши дни в психологии осознанный сон стал популярной темой исследования. В главе 7 мы рассмотрим удивительный феномен осознанных сновидений, приведем примеры из истории и современности и обсудим, как его можно использовать в терапевтических и творческих целях.

Ночь приносит мне страх и одновременно умиротворение. В раннем детстве я боялась ее наступления; дом будто замирал, спальни становились мрачными и таили в себе опасность. Возникало гнетущее впечатление, что за мной наблюдают невидимые чудовища. Когда я стала старше, мои отношения с ночью изменились: оказалось, она может не только пугать, но и успокаивать. Она больше не олицетворяла корчащийся, бесформенный ужас и превратилась в нечто теплое и знакомое, похожее на большую храбрую собаку, свернувшуюся вокруг меня.

Именно поэтому, по крайней мере на данном этапе моей жизни, я тоскую по темным осенним и зимним вечерам. Кое-что мне нравится в лете: цветы, интересные жучки, невероятное удовольствие от холодного пива. Но жаркое вездесущее солнце и беззвездные синие ночи на западном побережье Уэльса вызывают ощущение, что я не там, где мне следует быть, – как тропическая рыбка в аквариуме.

Незадолго до введения карантина из-за коронавируса, в начале 2020 г., я впервые попала в Музей науки в Лондоне. В тот день мой внутренний ребенок вновь проявил себя, и я вспомнила, какой потрясающей может быть наука, особенно космонавтика. И все долгое, тревожное лето того года воспоминания о поездке придавали мне бодрости, когда бывало особенно тяжело. Осенью, когда ночи стали длиннее и темнее, я купила астрономический бинокль. Возможно, это прозвучит немного грустно, но, впервые взяв его на улицу и посмотрев вверх, я едва не расплакалась.