Брак по расчету, или Истинных не выбирают (СИ) - Иконникова Ольга

— Обратите внимание, ваша светлость, — прервал ее размышления сопровождающий, — поместье уже видно в правом окне кареты. Еще один поворот, и мы выедем на центральную аллею резиденции.

Большой дом был весь залит огнями, и на столбах, стоявших по обе стороны дороги, тоже горели яркие фонари.

Но вместо восторга Эвелин охватил страх. Всё было слишком, слишком странно. А если она ошиблась, и Реми не имел никакого отношения к этой карете? А она села в нее, даже не спросив, куда они едут. Повести себя так могла только полная дура!

Эвелин мысленно прочитала молитву и немного успокоилась. Зачем бы кому-то было ее похищать? Запросить выкуп? Но никто из ее родных не смог бы его заплатить. Покуситься на ее честь? Но стоило ли ради этого использовать карету с гербом и устраивать ей экскурсию по городу?

Возможно, это было не более чем недоразумение. В аэропорту могли встречать кого-то другого. Та дама не прилетела (на каждый рейс кто-нибудь да опаздывал), и Эвелин приняли за нее.

И если это действительно так, то ей достаточно будет назвать себя, чтобы всё прояснить. А может быть, даже этого не потребуется. Когда она выйдет из кареты, хозяева и сами увидят, что она — совсем не та, кого они ждали.

Конечно, они расстроятся, а то и рассердятся на нее. Но разве она в чем-то виновата? Там, в аэропорту она не проронила ни слова. Но она готова была извиниться за доставленные неудобства (извиняться ей было не привыкать).

Карета остановилась перед высоким крыльцом, по ступенькам которого уже сбегала молодая девушка.

— Счастлива приветствовать вас, ваша светлость! Надеюсь, поездка была не слишком утомительной? — девушка обняла опешившую Эвелин и расцеловала ее в обе щеки. — Ах, простите, я же не представилась! Вечно я об этом забываю! Я — Джоан! И это на мой день рождения вы прибыли. А можно я буду называть вас просто Дианой? К чему церемонии между близкими людьми? Ну, то есть, пока мы еще не семья, но ведь скоро ею станем, правда? Ах, кажется, я опять говорю не то, что надо! — девушка рассмеялась и, схватив Эви за руку, потянула ее в дом. — Матушка и Арлан ожидают нас в гостиной. А вот папенька, к сожалению, вынужден был уехать в столицу на несколько дней. Он был очень расстроен, что покидает поместье именно тогда, когда вы должны приехать. Но, сами понимаете — дела государственной важности.

Но Эвелин ничего не понимала. Девушка щебетала, не давая ей ни малейшей возможности вставить хоть слово. И Эви ругала себя за нерешительность.

А между тем, они вошли в дом, и у нее пошла кругом голова от той роскоши, что была повсюду. На лестнице лежала дорожка с таким красивым густым ворсом, что Эви было страшно на нее ступить. Но никто не потребовал, чтобы она сняла запылившиеся туфли. А хрустальные люстры под потолком! И огромные, во всю стену, пейзажи в золоченых рамах. Ей показалось, она попала в сказку.

И растерявшись от всего этого великолепия, она совершила ужасную ошибку. Она промолчала! Промолчала тогда, когда еще была возможность всё объяснить.

Нет, она совсем не собиралась никого обманывать. Ей просто захотелось побыть в этой сказке еще чуть-чуть. И провести эту ночь не в городской гостинице (там вообще могло не найтись свободных номеров!), а в спальне герцогского дома. Почувствовать себя принцессой! Когда еще у нее появится возможность испытать что-то подобное? Ответ на этот вопрос Эви знала слишком хорошо — никогда.

А утром она во всём признается. Скажет, что слишком плохо знает верландский, и потому не сумела понять, что ей говорили.

И хотя ее совесть протестовала против такого решения, Эвелин проявила твердость. Ей ужасно хотелось есть, а здесь ее хотя бы накормят. Накормят ту «светлость», за которую ее принимают. А вот в том, что ей предложили бы ей ужин, если бы узнали, кто она такая на самом деле, она была не уверена.

Глава 7

Я проснулась на рассвете, и это было странно. В Деламаре я обычно поднимала куда позднее. Мне запомнилось, что перед самым пробуждением у слышала во сне голос бабушки: «Вставай, лежебока. Ранние пташки росу пьют, а поздние слёзы льют». Сама она всегда вставала с первыми лучами солнца. В ее доме не было тяжелых бархатных занавесей, и солнышко легко пробиралось в спальню.

Вскочив с постели, я отправилась к портье узнавать, как можно добраться до Виллар-де-Лана. Мне следовало съездить туда прежде, чем Кавайоны меня найдут.

Всё оказалось совсем несложным, и сытно позавтракав (к этому меня тоже приучила бабушка), я села в изящную двуколку.

— Сегодня чудесный день, мадемуазель, не так ли? — спросил меня словоохотливый пожилой возница.

День и в самом деле выдался теплым и солнечным, и всё вокруг радовало глаз яркими красками.

Аньер сильно изменился за те десять лет, что я здесь не была. Газовые фонари на улицах сменились электрическими, и я с грустью подумала о том, что вечером тут уже не встретишь фонарщиков, которые делали жизнь людей светлей. Мы проехали мимо булочной, и я почувствовала знакомый с детства аромат аньерских кренделей. Нет, всё-таки кое-что осталось прежним.

Мы выехали за город, и я увидела вдалеке руины старого замка. Раньше замок казался мне огромным и величественным, сейчас же останки каменных стен и башен выглядели просто жалко.

— Прежде это был королевский замок, мадемуазель, — принялся рассказывать возница. — Да-да, именно так. Здесь, в Виллар-де-Лане жил сам король, и всё здесь было наполнено магией. Оттого до сих пор никто и не решается к этим руинам подступиться.

О, сколько славных дней провела я, бегая по этим поросшим мхом камням! Мне нравилось придумывать сказки о похищенных драконами принцессах и о древних кладах, что скрывались в подземельях. Отчего-то мне было совсем не страшно гулять здесь одной.

Впрочем, не гнушалась я и компанией местных мальчишек и девчонок. Тогда я еще не была дочерью князя Деламара и могла позволить себе бегать по улице в простом ситцевом платье с оборками и стоптанных сандалиях. Я умела драться и стрелять из рогатки, а бабушке приходилось каждый день смазывать ссадины на моих руках и ногах соком подорожника.

А в восемь лет я встретила его — вихрастого паренька, умевшего абсолютно всё на свете. Он ловко удил рыбу и скакал на лошади без седла. И знал сотни удивительных историй, которые и рассказывал нам, когда мы сидели вокруг костра на лугу. Я никогда не могла понять, что было правдой в этих историях, а что — его фантазией.

Он был лет на семь старше меня — уже совсем взрослый. И в него были влюблены все девчонки Виллар-де-Лана. А мне казалось, что он выделял меня одну. Сейчас, по здравом размышлении, я понимала, что так думала тогда, наверно, каждая девочка. Но разве можно рассуждать здраво, когда ты влюблена?

Впрочем, у меня, в отличие от них, был повод думать, что я тоже ему не безразлична. Однажды, в последний перед отъездом в Деламар день Робин подарил мне кольцо. Тоненькое медное колечко, которое было слишком велико для моих худеньких пальцев.

Я плакала из-за предстоящего расставания, а Робин меня утешал:

— Мы встретимся на следующее лето! Или через лето. Или через несколько лет. Я непременно найду тебя, где бы ты ни была.

— Когда? — всхлипнула я.

А он уверенно, без тени сомнений ответил:

— Когда это кольцо станет тебе впору. И тогда я женюсь на тебе.

Его слова поддерживали меня в Деламаре — я часто вспоминала их, и мне становилось теплей и спокойней. Хотя уже тогда в глубине души я понимала, что это невозможно.

Отец никогда не допустил бы такого мезальянса. Княжеская дочь и парень из простой семьи — такой союз возможен только в сказке. Но мечтать мне не мог запретить даже отец. И я мечтала и встречалась с Робином в своих снах. Со временем его образ размылся, но теплота в душе, когда я думала о нём, возникала до сих пор.

Я и не заметила, как мы подъехали к маленькому городку моего детства. Теперь он показался мне почти игрушечным. Аккуратные домики, увитые бело-розовыми цветами, высокий тонкий шпиль церкви на Ратушной площади. И мост над синей Гаруной!