Костёр и Саламандра. Книга третья (СИ) - Далин Максим Андреевич

— Нет, — сказал Ильк. — Мне приказано держаться середины строя. Вас приказано прикрывать от огня любой ценой. Гинли передаст.

Внезапно лес поредел — и в просветы между стволов стало видно широкое открытое пространство. Эскадрон вышел к широким лугам, чудесному месту, заросшему цветами высотой почти в человеческий рост, с лугов ветер нёс восхитительный, пряный, медовый запах. Здесь было светло, небо широко распахнулось над лугами, но здесь было и опасно: эскадрон, растянувшись, шёл рысью, прижимаясь к кромке леса, прибивая ароматную луговую траву.

Стояла странная тишина, которая действовала мне на нервы. Мне казалось, что должна быть погоня, должны быть засады, а вокруг только шелестела листва под ветром и перекликались птицы, которых не пугали грохот копыт и звяканье сбруи.

Линия фронта проходила далеко, мы перешли старую границу, уже углубились в Перелесье. Эти цветущие луга и страшная лесная чаща — это всё уже было не наше. Ну и где же хозяева? Не видят нас? Не слышат? Неужели церковные символы и наши звёзды так здорово работают… нет, ведь и должны, мы так и ожидали… но всё равно… та засада полулошадей… почти на границе ведь. Если знали про брод, знали про тропу, то почему…

Чем дальше мы продвигались, тем мне становилось тревожнее.

И вдруг откуда-то издалека, из этого солнечного марева, донеслось глухое баханье — выстрелы из пушек. Впереди! Там бой шёл! Я совершенно отчётливо различила жестяной злобный стрекот пулемётов — и снова бахнула пушка и захлопали далёкие винтовочные выстрелы.

Видимо, Майр тоже не мог ничего понять, потому что крикнул:

— Эскадрон, стой!

— Что за дурь! — пробормотал Ильк.

— Там рубиться-то некому… и не с кем, — отозвался кавалерист, остановившийся рядом. Я с завистью отметила, что он-то без каски.

— Там тыл, да…

— Вверх, вверх смотрите! — крикнул кто-то впереди.

Я взглянула в небо — с неба планировал дракон. Он не так сиял, как обычно, на его серебряных крыльях будто сажа осела. Дракон не просто снизился над строем — он опустился на землю, в высокую траву, и встряхнулся, будто хотел очиститься от копоти.

У него не вышло.

Даже в человеческом обличье юный дракон был вымазан сажей, на нём сгорела и висела клочьями рубаха, а обожжённое плечо покрывали пузыри, кое-где лопнувшие и оставившие розовые и багровые раны. Половина лица у него покраснела, будто на него кипятком плеснули, — и мне показалось, что брови и ресницы у него тоже сгорели.

— Хочешь пить? — тут же спросил Ильк.

А я отцепила от тюка флягу.

Дракон взглянул благодарно, взял и отпил, по-моему, сразу половину, долго не мог оторваться. Выдохнул и сказал хрипло:

— Благодарю. Эй, Майр, наши вычислили засаду. Там, впереди, у деревни Чащобье. Альхорн ведёт бой.

— Нужна помощь? — спросил Майр.

— Ты не смеешь, — сказал дракон. — Тебе нельзя пока. Да и…

Он замолчал, прислушиваясь. И я прислушивалась.

Пушка замолчала. Пулемёты ещё стрекотали, потом один захлебнулся, второй коротко огрызнулся раз, два — и стих. Мы услышали ещё несколько одиночных выстрелов — и наступила тишина.

— Всё, — сказал дракон спокойно и устало. — Там уже всё. Открой карту, Майр.

Майр открыл ему планшет.

— Ветер отсюда, — сказал дракон. — Погонит огонь в сторону от Серой Змейки. Поэтому тебе не надо сюда. Идите по этому просёлку. Экхильд отправил туда четверых, они прикроют.

— Там были жруны? — спросил Майр.

— Были, — равнодушно сказал дракон. — Неважно. Чащобье зачищено полностью. Идите по этому просёлку, путь свободен до вот этих хуторов. Они пустые стоят, оттуда перелесцы всех вывезли. У хуторов примут Дорнгхорн и его парни — и будут сопровождать до вашей точки.

— Тебе нужна помощь? — спросила я.

— Я ещё попью? — попросил дракон.

Я кивнула. Он допил, отдал Ильку пустую флягу.

— Мне пора, — сказал он. — Идите по просёлку. Я посмотрю за вами.

— Тебе бы отдохнуть, — сказал Майр.

— Серебро не кровоточит, — ухмыльнулся дракон половиной рта. — В полёте легчает.

— Дым, — сказал кто-то за моей спиной.

Столб дыма, густой и чёрный, громадным клубящимся грибом вырастал из-за леса. Страшно там горело.

— Идите, — сказал дракон. — Сегодня ветрено, плохо, если огонь вас догонит.

Он зажмурился, мотнул головой — и серебро потекло сквозь него, уже чистое до изумления. Поменяв облик, дракон встряхнулся, как птица, подпрыгнул — и нырнул в небо, как в воду.

— Вперёд! — крикнул Майр. — В темпе!

И эскадрон рванулся с места.

Мы вихрем пронеслись по кромке леса — и я почувствовала запах гари и дыма. Ветер гнал на нас запах пожара. По-моему, огонь распространялся быстрее, чем дракон думал, — и Майр торопил эскадрон. Нам надо было двигаться быстрее огня.

Я цеплялась за Илька, который гнал Шкилета вперёд, пригнувшись к его шее, и думала, что Ричарду, наверное, было бы жаль сгоревший лес… и сколько всякого отвратительного и ужасного может сгореть в этом лесу… а может, там не только ужасное и отвратительное… а этот столб дыма за нашими спинами — он же как маяк, его, наверное, видно издалека… интересно, все гады на той стороне уже знают, что драконы сожгли Чащобье, или кто-то ещё не в курсе дела…

Луг пересекал тот самый просёлок — и эскадрон свернул на него, снова оказавшись внутри леса. Лес доводил меня до отчаяния: здесь всё было предельно зловещим, Дар полыхал так, будто мне горящих углей насыпали под сердце.

Становилось немного легче, только когда я видела, как над нами кружит дракон. Но он был один, раненый — и я думала, что с двумя-тремя жрунами ему не справиться… а если жрун атакует эскадрон, как мы отобьёмся?

На просёлке нам внезапно попались беженцы: усталая пожилая женщина, девушка и двое оборванных детей.

Они все вместе катили ручную тележку с каким-то жалким скарбом — и шарахнулись в придорожную канаву. Пропускали эскадрон — и смотрели на нас безумными от ужаса глазами.

Видимо, думали, что видят ад во плоти. А я никак не могла смотреть на этих бедолаг как на врагов, им было порядком хуже, чем мне… и нельзя ничем помочь.

А хотелось — даже при том, что они, наверное, ненавидели нас смертельно, не меньше, чем боялись.

А ещё меня жгло ощущение, что я что-то упустила, недоучла. Что-то очень важное, жизненно важное, — но оно висело на самом кончике мысли, как на волоске, и мне было никак его не поймать. Это было мучительно до нестерпимости.

Вдобавок становилось очень жарко. Мне было неудобно и тяжело в каске, в галифе, в плащ-палатке, под которой уже стало как в кастрюле на плите, я начала уставать от непривычной позы и от лошадиных рывков. День едва перевалил за полдень, а я уже вымоталась и начинала злиться на себя. Подумайте, какая нежная фрейлинка! Кисейная барышня!

Ты же выживала в балагане, Клешня, очнись! Забыла уже?! Привыкла по дворцовым паркетам…

Две жарких и острых мысли резанули наотмашь.

Нас ждут впереди. На этих трижды проклятых хуторах — нас ждут. Там засада.

Я чувствовала её впереди, будто кто-то зажёг там маяк.

Я даже поняла, почему её не заметил дракон.

Это же демоны. Полулошади. Они не дышат, не двигаются, не живут. Ждут.

И вторая мысль: они не нас ждут, нет. Не видят они нас. Не видят они фарфоровых, а костяшки для них и подавно не существуют.

А чего же они ждут?

Сигнала.

Кто-то должен нас видеть, слышать, чувствовать — засечь. И спустить демонов, как адских гончих. Дать им приказ. Как-то нас пометить. Кто-то живой. Кто-то с Даром.

Это я не демонов чую, осознала я — и тут же почувствовала бесплотные пальцы, шарящие во мраке. Дар, сведённый в щупальца тёмного жара. Кто-то там, впереди, делал это лучше меня — и я Даром и всем телом почувствовала, как такое щупальце ткнулось в меня — и отскочило с каким-то болезненным звоном.

От бронзовой фигурки на шнурке у меня под рубашкой.

Не знаю, кто меня защитил, — Вильма, предки, Господь или все они вместе — но они защитили, а я почувствовала себя в силах действовать.