Зодчий. Книга I (СИ) - Погуляй Юрий Александрович

— У меня к тебе будет одна просьба, — сказал я Мстиславу.

— Всё что угодно, ваше благородие. Я вам должен. Да что там, вся деревня вам должна.

— Мне нужно порченое золото.

Глебов нахмурился, осторожно потушил окурок и бросил его в урну рядом.

— Сколько нужно?

— Чем больше, тем лучше.

— Простите, ваше благородие, но зачем оно вам? Оно же мусорное.

— Это моё дело. Сможете?

Сталкер пожал плечами:

— Хорошо, посмотрим, конечно. Так-то обычно сразу отбрасываем. Что-то иногда Тихону в Комаровку привозим, кузнец тамошний, когда он просит для Олежки. Всё сделаем, ваше благородие.

Мстислав задумчиво почесал нос, но с каждым мигом всё больше и больше преисполнялся воодушевлением:

— Делянку пошебуршим, но не в ближайшие дни, ваше благородие. Она у нас в домике одном, в пригороде Влодавы. Там барахла такого порядочно!

Он поник:

— Но идти просто некому сейчас, ваше благородие. Не стоит мужикам пока в Изнанку соваться, сами понимаете. Выйти должна скверна.

— Понимаю. Но рассчитываю, что не забудете.

— О, не переживайте, — просиял он и покачал головой:

— Ума не приложу, для чего это может вам понадобиться. Неужто польза есть какая?

Я не ответил, а сталкер продолжил:

— Так-то Олежка из него иконы красит, но так это же Олежка. Да и отец Игнатий его привечает, такие ведь не все. Вон, в Каменке церква стоит, там от его икон как чёрт от ладана отмахиваются. Местный священник очень не любит их. Один мужик купил у Олежки икону, она ж чудодейственной считается у нас, так беднягу чуть от церкви не отлучили. Мол, не должно быть скверны в облике святых. А золото-то его на образах цвет иной имеет. Нехороший.

Он понял, что уклонился от разговора и торопливо произнёс:

— Услышал вас, господин Зодчий. Притащим, и мужикам скажу, чтобы приглядывали.

— Отлично. Поправляйтесь.

— Спасибо, ваше благородие.

Я кивнул ему и попрощался, проследовав в саму церковь.

Внутри было тесно. Слева и справа тянулись тяжёлые покрывала, занавешивающие ниши, а в конце этого тканевого коридора на алтаре горело несколько свечей, а за ним расположился иконостас. Здесь было десятка два икон, не меньше. От мощи чуть закружилась голова, и я зашагал к источнику, пытаясь просто представить, что можно сделать с таким запасом силы, если дотянуть сюда Конструкт.

Задрал голову, изучая лики святых. Невероятный фон, и чудодейственная аура. Люди в этих двух деревнях нашли оружие против Скверны, и сами об этом не догадывались. Можно только поблагодарить недалёкого церковника из той деревни, про которую сказал Мстислав. Удивительно, что слава о семье мастеров оказалась слабее воли глав соседних приходов. Но мне это только на руку.

Слева за покрывалом кто-то закашлялся, а когда я оказался перед священными образами, то с противоположной стороны появилась женщина средних лет, с подносом в руках.

— Где мальчики? — спросил я у неё, с трудом оторвавшись от икон.

Она не ответила, но взгляд, брошенный ею, я перехватил. Повернулся и пошёл к затянутой нише.

— Ваше благородие, ваше благородие, — испуганно поспешила за мной женщина. — Не надо, пожалуйста.

Я отдёрнул покрывало и уставился на лежащего паренька с выпирающими клыками. Тугие ремни притягивали тело мальчика к доскам, не позволяя тому шевелиться. Кажется, когда я видел его в прошлый раз, зубы, всё-таки, были чуть больше. А значит, шанс есть.

Игнат, если я правильно помню имя мальчика, вдруг дёрнулся. Глаза парня были закрыты, но под веками туда-сюда сновали зрачки. По телу прошла ещё одна судорога.

— Сила Господа излечит его, ваше благородие. Прошу вас, не трогайте малыша, — жарко зашептала перепуганная женщина. — Прошу вас! Ой, что же делается… Господин Зодчий, умоляю. Не сообщайте им!

Я присел у топчана, изучая парня. Скверна была внутри, и это чувствовалось, но её однозначно стало меньше, чем вчера. Значит, выкарабкается. Если бы осталась прежней или, что хуже, увеличилась, то пришлось бы устранять нарастающую угрозу.

С сердца камень свалился от облегчения. Но всё-таки дело шло не так хорошо, как хотелось. И я сразу понял, почему: над топчаном парня висела ещё одна икона. С Эхом, с хорошим Эхом, но совсем без ауры, борющейся со Скверной.

— Чья работа? — кивнул я на неё.

— А? — не поняла женщина.

Я поднялся, бережно взял реликвию. Покрутил в руках изучая.

— Господин Зодчий, — рядом с нами появился один из сталкеров, отдыхавший в соседней отгороженной «келье». — Господин Зодчий, мы выходим его. Пожалуйста, не сообщайте…

— Позовите отца Игнатия, — поморщился я. — Я не собираюсь ничего никуда заявлять.

Женщина тут же облегчённо перекрестилась.

— Я сейчас, сейчас, — пробормотал сталкер, пошаркал к выходу из церкви. И когда встревоженный священник вернулся из своего цветника, я показал отцу Игнатию странную икону.

— Кто автор?

— Ваше благородие, мира вам. Пожалуйста, пройдёмте на улицу. Пусть Господь лечит раны страждущих, бо лишь любовь его…

Я кивнул, но икону забрал с собой. Проследовал за священником, и когда мы оказались на улице, отец Игнатий повернулся ко мне с весьма суровым видом:

— Это место мира и покоя, ваше благородие.

— Я знаю ваш секрет, отец Игнатий, — понизил голос я. — Я знаю силу ваших икон, и мне необходимо понимать, кто автор этой.

Священник бережно взял икону, осторожно протёр её.

— Серафим писал. Дед Олежки. Так мне говорил отец Андрей. Кто был здесь до меня…

— Я бы хотел посмотреть на другие его работы. А над лежаком парня повесьте другую икону. Лучше ту, которая у вас самая нижняя правая на иконостасе.

— Но почему, сын мой? — изумился отец Игнатий.

— Потому что эта не работает.

Священник проводил меня к иконостасу с несколько смущённым видом, а затем указал на другие иконы Серафима. Все с Эхом, все заряженные против Скверны. Но почему тогда та, что была у меня, не обладала нужными свойствами? Я поднял её на вытянутых руках, держа так, чтобы видеть другие работы Серафима. Никакой разницы! Быть того не может, всегда есть система.

— Что-то не так с этой иконой, отец Игнатий, — сказал я.

— Что с ней может быть не так, сын мой?

Он потерял терпение, подошёл и забрал икону у меня из рук. Бережно, но одновременно с нажимом, словно отец у беззаботно заигравшегося ребёнка.

— Одна из первых работ Серафима, — буркнул священник. — Когда никто ещё не понимал, какую силу Господь вложил в руки его семьи.

— Подождите, — я жестом попросил икону назад. Отец Игнатий с тяжёлым вздохом подчинился. Точно. Как я сразу не догадался. Здесь использовалось настоящее золото. Вот же, видно, что нет на позолоченных участках зеленоватого отлива. Лучи святого света просто очень узенькие на образе и потому в глаза не бросилось.

Значит, всё по плану. Фух…

— Благодарю, — вернул я реликвию священнику. — Простите за беспокойство. И повесьте над мальчиком во-о-он ту.

Отец Игнатий повернулся к указанной иконе, нахмурился и машинально кивнул, прижимая к груди работу Серафима, а я направился к выходу. Надеюсь, Игорь уже собрал людей.

Пришло время для нестандартных решений.

— Саша, ты совсем не стараешься, — сипло проговорил лысеющий граф Игнатьев, примериваясь кием к бильярдному шару. Александр Фурсов отстранённо проследил за тем, как шар после сильного удара влетает в соседний и отправляет прямиком в лузу. — У моего нового соседушки дела идут неплохо. Нам ведь не нужно, чтобы так оно и продолжалось. Мы ведь не хотим потерять шанс на эту землю?

— Прошла всего неделя, ваше сиятельство, — ответил, наконец, барон. — Не волнуйтесь, всё под контролем.

— Да что ты говоришь, Саша? Под контролем? — хитро посмотрел на него Игнатьев, натирая кий мелом. — А у меня другая информация имеется. Обманывают людишки, значится.

Фурсов молчал.

— Мне вот сказали, что он лесопилушку запускает. Стройку затеял серьёзную. Конструкт у него вырос невероятно. И всё за неделю. Точно ли под контролем, Сашенька? Мне думалось, что наш контроль подразумевает обнищание этих деревенек и перетекание людей под крыло Скоробогатова…