Ткач Кошмаров. Книга 2 (СИ) - Розин Юрий

Они не были сильнее, уродливее или больше, но как будто бы действовали не по простым паттернам, а более аккуратно и продуманно. Может быть это было заблуждение, но я решил не рисковать и все-таки передал через нити сигнал готовности стоявшим за воротами бойцам.

А потом вдруг:

— Лейр!

Отчаянный крик Архана выдернул меня из синхронизации. Вот только все, что я успел — это повернуть голову в его сторону.

Облаченная в темный, сливающийся с ночью костюм, фигура, отбросила брата прочь, словно пушинку, прочь за стену, в толпу недобитых монстров, а через мгновение налетела на меня. Последним, что я запомнил, была резкая и острая боль в груди.

А потом мир погрузился во тьму.

Конец Второй Книги.

Глава 23

Сознание вернулось ко мне внезапно, как удар ножом между рёбер. Я открыл глаза — и ничего не увидел. Совсем. Ни бликов света, ни размытых силуэтов, только плотная, удушающая чернота, будто меня закопали заживо.

Я попытался пошевелить руками — тяжёлый металл впился в запястья, заставив кожу гореть. Наручники. Слишком тугие, чтобы провернуться, слишком массивные, чтобы сломать. Ноги… Ну, тут понятно.

Пол подо мной был неровным, покрытым липкой плёнкой — то ли кровь, то ли гниль. Воздух пах сыростью, железом и чем-то кислым, от чего першило в горле.

Где-то в отдалении скрипнула дверь, потом ещё одна, ближе. Шаги. Не один человек — двое, трое? Голоса, приглушённые, обрывистые.

— Ан?

Мысленно потянулся к связи — и тут же ощутил своего проводника. С Ананси все было в порядке.

Вообще, сложно было представить ситуацию, в которой энергетической форме жизни могло стать плохо. Пока я был жив, Ан в любом случае останется целехонек и максимум, что с ним может случиться — это рассеивание, но затем он почти сразу же вернется ко мне обратно.

Однако обстоятельства были настолько экстремальными, что мысль о потенциальном повреждении или даже гибели проводника пришла на ум как-то сама собой.

Хотел было вывести Ана наружу, чтобы в свете его тела хотя бы что-то разглядеть вокруг. Но тут вдруг услышал приближающиеся шаги. Пришлось затаиться.

Ложная тревога. Шаги приблизились, но потом начали удаляться. Значит, пока не за мной.

Хорошо. Плохо то, что я даже не понимал, сколько времени прошло с момента, как меня схватили. Часы? Дни?

Попробовал согнуть пальцы — левая рука слушалась, правая затекла от наручников. Медленно, чтобы не создать шума, провёл ладонью по полу. Камень, швы, следы чего-то засохшего… и вдруг — острый край. Осколок? Нет, слишком ровный. Возможно, кусок металла.

Я замер, когда шаги снова приблизились. На этот раз они остановились прямо за дверью.

Ну вот. Снова не дали оглядеться.

Я успел сделать три глубоких вдоха, прежде чем замок щёлкнул, и дверь распахнулась, ослепив меня на несколько секунд светом масляных ламп коридора.

В проёме стояли двое: первый — широкоплечий, с руками, как дубовые сучья, второй — пониже, с перебитым носом. По тому, как первый переминался с ноги на ногу, я понял — им самим здесь немного не по себе.

И свое напряжение они не преминули выплеснуть на меня.

— О, смотри-ка, проснулся, — хмыкнул перебитый нос.

Широкоплечий молча шагнул вперёд, плеснув из ведра мне водой в лицо. Ледяная вода хлестнула мне в лицо, хлынула за воротник, заставила дёрнуться.

— Ну что, калека, нравится? — перебитый нос пнул меня сапогом в живот.

Воздух вырвался из лёгких, но я лишь прикусил губу. Кровь, тёплая и солёная, растеклась по языку.

— Молчит, — проворчал широкоплечий. — Тащи его.

Они схватили меня под мышки, дёрнули вверх. Наручники впились в запястья, но я не издал ни звука.

— Чёртов урод, — прошипел перебитый нос, когда я сполз по их рукам, ведь ноги не могли ни на что опереться. — Давай без церемоний, хватай его покрепче.

Как мешок они волокли меня по коридору. Колени скользили по мокрому камню.

— Там тебя ждут, — бросил широкоплечий, с силой пару раз ударив в дверь, внешне как будто бы не особо отличавшуюся от той, что закрывала мою камеру.

Дверь с грохотом отворилась, и в проеме возникла еще одна массивная фигура. Шрам мужчины, пересекающий левый глаз, казался белесым при свете ламп. В руках он держал щипцы — простые, без украшений, но отполированные до блеска частым использованием.

— Ну что, калека, — прохрипел он, — будем знакомиться?

Двое охранников втащили меня в действительно похожую, просто бо́льшую камеру, и приковали к металлическому столу. Холодное железо впилось в спину, но я не дернулся.

В углу тлела жаровня, освещая комнату неровным оранжевым светом. Тени плясали по стенам, превращая обычные столярные инструменты на полках в жуткие орудия пыток — впрочем, вполне очевидно, что они и так ими были.

Палач медленно провел щипцами по моей ладони, будто оценивая, с чего начать.

— Знаешь, — сказал он, — у меня правило. Первый палец — для трусов. Второй — для лжецов. Третий… — Он сжал инструменты, и кость среднего пальца хрустнула.

Боль ударила в мозг белой вспышкой. Я стиснул зубы, но не закричал.

— О, — палач усмехнулся. — Терпеливый. Мне такие нравятся.

Он перешел на безымянный палец. На этот раз давление было медленным, мучительным. Я почувствовал, как сустав смещается, связки рвутся. Кровь выступила под кожей.

— Ничего не хочешь сказать? — спросил он, наклоняясь ближе. Его дыхание пахло луком и дешевым вином. — Допрос будет попозже, но мало ли, вдруг у тебя уже есть дельные мысли?

Я посмотрел ему прямо в глаза и сплюнул.

Палач рассмеялся.

— Хорошо.

Он отошел к жаровне и достал раскаленный докрасна прут. Металл светился в полумраке, от него шел жар, искажающий воздух.

— Давай проверим, как долго ты сможешь молчать.

Прут коснулся груди.

Кожа зашипела. Запах горелого мяса заполнил комнату.

Боль была настолько острой, что я на секунду потерял связь с реальностью. Глаза сами собой закатились вверх, но я сжал челюсти до хруста, чтобы не закричать.

— Ничего? — Палач нахмурился. — Интересно.

Он прижал прут сильнее.

В этот раз я не сдержался. Крик вырвался сам, хриплый и короткий.

Палач удовлетворенно кивнул.

— Так-то лучше.

Меня бросили на каменный пол лицом вниз. Грубый удар выбил воздух из легких, а соприкосновение жершавого камня с ожогами — искры из глаз. На секунду мир пропал в белой вспышке боли.

Когда сознание вернулось, вскоре пришел холод. Липкий, пронизывающий холод сырого камня, въевшийся в обожженную кожу.

Я попытался перевернуться, но правая рука не слушалась — плечо было неестественно вывернуто, сломанные пальцы дергались в пустом воздухе, будто пытаясь схватить несуществующее оружие.

Левая, хоть и целая, дрожала так, что не могла толком оттолкнуться от пола. Пришлось перекатиться на бок, используя локти и колени, скрипя зубами, чтобы не застонать.

Кровь. Ее вкус заполнил рот — теплый, металлический, с примесью чего-то горького. Возможно, желчи. Я плюнул на пол, повернув на бок голову. Разбитая губа пульсировала, а язык нащупал трещину в дальнем зубе.

Тишина.

Только капающая где-то вода и далекие шаги за дверью. Охранники ушли, оставив меня с болью и мраком.

Ан шевельнулся под рубашкой.

Настал его черед. Как же хорошо, что, в отличие от обычных пользователей Потока, мне никакие травмы и пытки не помешали бы использовать проводника. Правда, истощение и боль все-таки влияли на уровень контроля. Сейчас я бы даже Даргана не одолел, не то, что Мириа.

Маленькое белоснежное тельце выползло из-под воротника, пробежало по моей шее, остановилось на мгновение, будто оценивая ситуацию, а затем прыгнуло на стену.

Я прикрыл глаза, сосредоточившись на тонкой нити связи между нами.

Паук побежал по стене, внимательно изучая все трещинки и выщерблены. Остановился у самой большой, выпустил нить.