Демон Жадности. Книга 3 (СИ) - Розин Юрий

Спустя двадцать минут я уже пересек границу города. Шум цивилизации постепенно оставался позади, сменившись гулом пригородных дорог, а затем и вовсе уступив место тишине полей и редких перелесков.

Я шел, не замедляя темпа, ноги сами несли меня по знакомой, хоть и заросшей за семь лет, тропе. Расстояние в несколько десятков километров для тела ранга Хроники было сущей ерундой.

Вскоре впереди, в ложбине между холмов, заблестела вода небольшого, почти круглого озера. Воздух здесь был чище и холоднее, пах влажной землей, хвоей и тиной.

Я обошел озеро и нашел то, что искал: на самом краю берега, в тени старой, склонившейся к воде ивы, в землю были врыты два просмоленных деревянных колышка. Между ними на толстой медной цепи висел колокол.

Он был размером с человеческую голову, отлитый из темной, почти черной бронзы, покрытой патиной времени. На его поверхности угадывались стершиеся от непогоды руны.

Я замер перед ним, слушая тишину. Это место казалось застывшим во времени. Здесь ничего не изменилось.

Я поднял руки к лицу. На костяшках пальцев, под кожей, мерцали сложные золотые узоры — татуировки, в которые превратились те самые два кольца из моего тайника. Я никогда не использовал их в таком виде, после того как Маска поглотила их. Сомнение шевельнулось во мне: сработает ли ритуал, если исходные артефакты теперь были частью меня?

Выбора не было. Я сконцентрировался, чувствуя, как мана устремляется в татуировки. Из-под кожи на костяшках моих пальцев выступили призрачные, но плотные напоминания тех самых колец — энергетические кастеты, сияющие холодным золотым светом. Они были легкими, как воздух, но я чувствовал их неумолимую твердость.

Я глубоко вдохнул и нанес короткий, отточенный удар по боку колокола.

Раздался звук, непохожий ни на один другой колокольный звон. Он был не громким, а глубоким, вибрационным, словно удар гигантского сердца где-то в самых недрах земли.

Звуковая волна не разошлась по воздуху, а словно сконцентрировалась в одну точку перед колоколом. Воздух затрепетал, и я увидел, как из колокола вырвался сгусток чистой, плотной маны. Он помедлил мгновение, словно выбирая направление, а затем рванул прочь со скоростью мысли, исчезнув в направлении Баовальда.

Сигнал отправлен.

Я отпустил концентрацию, и золотые кастеты растаяли, снова став всего лишь узором под кожей. Оставалось только ждать. Я обошел колокол и опустился на влажную, прохладную землю у самой кромки воды. Скрестил ноги, выпрямил спину, положил руки на колени. Закрыл глаза.

Медитация давалась тяжелее обычного. Новое восприятие мира, дарованное «Хроникой четвертой башни магии», не выключалось. Я видел с закрытыми веками токи маны в окружающем мире — слабые нити в траве, более мощные потоки в воде озера, древнюю, дремлющую силу в самом колоколе.

Это было похоже на попытку уснуть посреди шумной комнаты. Но я заставил себя дышать глубже и ровнее, отсекая лишние ощущения, погружаясь в себя. Мне нужно было сохранять силы.

Часы медитации текли медленно, как вода сквозь камень. Я погрузился в состояние глубочайшего покоя, отслеживая токи маны в собственном теле, пытаясь привыкнуть к новому, оглушительно яркому восприятию мира.

Внезапно — тихий шелест шагов по мокрой траве. Негромкий, осторожный, но для моих обостренных чувств — громкий, как выстрел.

Я не открыл глаз сразу. Замедлил дыхание, сконцентрировался на ауре приближающегося человека. Она была… знакомой. Теплой, почти домашней, но с горьким, едким привкусом старой обиды и безумия. Я медленно поднялся, отряхивая с колен влажную землю, и повернулся к гостье.

Она остановилась в паре шагов, ее силуэт вырисовывался на фоне темнеющего неба. Женщина чуть старше тридцати, в простом, но дорогом дорожном плаще, с капюшоном, откинутым назад. Ее лицо было бледным и уставшим, но в глазах горел знакомый, колючий огонек.

— Гильом, — произнесла она тихо, и в ее голосе прозвучала смесь надежды, насмешки и чего-то нездорового.

По моей спине пробежала холодная волна. Я сжал кулаки, чувствуя, как золотые узоры на груди вспыхивают в такт сердцебиению.

— Назови меня так еще раз, — мой голос прозвучал низко и опасно, — и я разозлюсь. Сильно.

Она вздрогнула, но не от страха, а скорее от разочарования. Затем ее губы тронула кривая, печальная усмешка.

— Как хочешь. Макс. Давно не виделись.

— Давно не виделись, Сабина.

Глава 22

Она подошла ближе и опустилась на берег, сняв плащ и подложив его под себя. Я после короткой паузы сел рядом, оставив между нами дистанцию в полметра. Молчание повисло тяжелым грузом, нарушаемое лишь плеском воды и стрекотом ночных насекомых.

Я смотрел на ее профиль, освещенный лунным светом, и воспоминания нахлынули волной. Та самая смесь ностальгии и гадливости.

Когда меня только призвали, еще до того как безумие поглотило всю королевскую семью, мы сблизились куда сильнее, чем полагалось. Молодая, живая, не по-придворному искренняя.

Наш роман был для меня глотком свежего воздуха в этом золотом заточении, попыткой ухватиться за что-то настоящее. Мне казалось, что и она испытывает нечто подобное — привязанность, симпатию, страсть.

Когда сначала королева, а потом и король начали пытаться лепить из меня погибшего сына, я надеялся, что найду в ней спасение и отдых для закипающих мозгов.

А потом она, как и остальные, начала называть меня Гильомом. Сначала в шутку, потом все чаще. А когда я попытался поговорить с ней всерьез, она посмотрела на меня с улыбкой и сказала: «Но разве не в этом смысл? Я всегда была в него влюблена. А теперь ты снова со мной, и нам не нужно бояться последствий кровной связи. Это же идеально!»

Это было как удар обухом по голове. Я был для нее не собой, а удобной куклой, заменой ее мертвому брату, на которой можно отработать все извращенные фантазии.

Я тут же разорвал все отношения. Ее реакция была мгновенной и яростной. Она кричала, что я предатель, что я отнимаю у нее единственную радость. А однажды попыталась заколоть меня за обедом ножом для фруктов.

Конечно, у нее ничего не вышло — я был Артефактором Эпилога Сказания, а она — лишь на Завязке Истории, едва способна использовать базовые артефакты.

После этого ее ненависть постепенно перегорела, сменившись ледяным игнорированием. Мы избегали друг друга до самого моего побега.

И вот теперь она здесь. А кольца из тайника, наши старые условные сигналы, намекали, что она хочет говорить. И мне, если честно, это было на руку. Узнать из первых уст, что творится во дворце, прежде чем идти на встречу с Риленом, было бесценно.

— Кольца, Сабина, — начал я, мои слова прозвучали как удар хлыста, резко и без предупреждения. — Зачем ты их оставила? Это была ловушка? Надежда? Или просто еще один каприз?

Она вздрогнула, словно я плеснул в нее ледяной водой, и опустила глаза.

— После твоего… исчезновения, — она с трудом выговорила это слово, — прошло несколько месяцев, прежде чем у всех, наконец, открылись глаза. Мы поняли, что Гиль… что он действительно мертв. И что ты был всего лишь… его тенью. Меня выдали замуж за сына герцога Элдрина. Это был хороший брак. Удобный.

Она замолчала, собираясь с мыслями.

— Но я… я начала чувствовать вину. Не так, как другие. Они просто махнули рукой — мол, туда ему и дорога, все равно он был ненастоящим. А я… я помнила, как использовала тебя. Как пыталась слепить из тебя его призрак, чтобы удовлетворить свои больные фантазии. Мне стало противно от самой себя.

Она подняла на меня взгляд, и в ее глазах, к моему удивлению, не было привычного безумия — лишь усталая, выстраданная искренность.

— Из-за этого чувства вины я начала собственное расследование. Тайком, через старых слуг, через друзей за границей. Улики были косвенными, но для меня убедительными. Слишком много совпадений, слишком аккуратно подстроенная смерть. Я поняла, что ты жив. И что ты, наверное, ненавидишь нас всех. И я оставила кольца в тайнике… на всякий случай. Надеясь, что однажды ты их найдешь и дашь мне шанс. Шанс извиниться.