Затем я натурально вцепляюсь твари зубами в шею.
Поверьте, я не идиот. Просто не бросаю слов на ветер.
В конце концов, все и всегда решает старая добрая драка. Я не помню в своей жизни ни одного существа, которое нельзя было бы хорошенько отзергачить! Нет магии и волшебных мечей? Тебе и пальцев с зубами хватит, тварь!
Холодная тягучая жидкость, которая у твари вместо крови, стекает по лицу, по языку и гортани, попадает в мой пищевод…
«Твоя кровь и Сила послужат благому делу!» — «Приказывайте, повелитель!» — «Да будет так. Я велю тебе принять участие в ритуале, в качестве главной фигуры». Шуйский пренебрежительным взмахом руки отсылает меня прочь.
— Ты предал меня. Ты предал империю. Сбежал, как паршивая крыса. И что получилось? Шуйский в своем чудовищном виде стоит передо мной. В руке у него клинок, с которого капает кровь. Моя кровь.
— Признай! Ты лишь жалкий трус. Ты всегда сбегаешь. Сбежишь и в этот раз. Я уверен в этом.
Я видел, как языки призрачного пламени вздымались почти у самых стен столицы. Никто не думал, что до этого дойдет. Никто не воспринимал этого клоуна-Крафта всерьез. Он ведь Горелый был! И разве это армия была? Сброд!
— Сброд? — Крафт держит в руках извивающуюся боевую плеть. — Они просто хотели, чтобы к ним относились, как к людям. Хотели жить! Не под властью тиранов и их презренных слуг, вроде тебя! Этот мир всегда был несправедлив. Они хотели жить. А я хотел разнести его в клочья! И мир будет разрушен. На его месте возникнет другой. Неужели тебе так понравилось всю жизнь быть цепным псом? Исполнять чужую волю? Ты ни разу не задумывался, чтобы все изменить, не только для себя? Вообще все? Конечно, нет. Ты заботишься только о своей шкуре! Жалкое ничтожество. Ты не смог победить меня тогда. С чего ты взял, что сможешь что-то сделать мне сейчас?
Ритуальный круг, я в центре, а в вершинах октаграммы стоят лидеры кланов-драгоценностей. Восемь человек и я девятый. Алмаз — во главе.
«Сейчас будет принесена Великая жертва для великой победы». — Вещает Шуйский. Взмах кинжалом. Моя кровь проливается на октаграмму. Моя душа должна раствориться, чтобы ритуалу хватило силы. Мне отводилась важная роль. Вместе с Князьями — главами кланов. Но у меня был другой план!
— Все верно. План труса. — Император.
— План предателя. — Крафт.
— Но даже он не сработал как надо, старина. — Маска скалится в тупой усмешке. В руках у него смертоносная Грейс. — И это, между прочим, очень смешно!
«Это проблемы клана Аметиста», говорили они.
«Если Аметист не может справиться со своим быдлом, может он недостоин стоять в ряду восьми великих кланов», говорили они.
А! Что уж тут. Я… Арлекин был так же слеп, как и остальные. Мы не понимали, что происходит, а когда поняли, стало слишком поздно.
— Да ничего мы не поняли, старина. Ничегошеньки. И это очень грустно. Очень!
Каждая их фраза — удар мечом. Рвущая кожу свинчатка хлыста. Болезненные порезы от моей драгоценной госпожи.
Я истекаю кровью.
Я и сам иногда говорил себе эти слова. Трус. Предатель. Убийца.
Я корчусь от боли под ударами этих троих. Я не могу умереть в этом месте. Но я могу испытывать боль!
Я, действительно, явился на бой без оружия. Без магии. Я пошел против силы, которая сожрала миллиарды? Чего я хотел?
Вот что ждало бы Ивана Шереметьева. Попади он сюда четыреста лет назад. Поглощение. Или бесконечная боль. Раны, нанесенные самой душе.
Но я не Иван Шереметьев. Не тот Арлекин, бледная тень которого посмела поднять руку на хозяина. Я, зерг вас твари сожри, Олег Строгов. Я не шут! Я…
Рука обрастает латной перчаткой. Удар плетью соскальзывает с выросшего из моего тела массивного наплечника.
Перчатка сжимает рукоять меча.
Грудь облегается кирасой.
Я встаю. Оказывается, они успели уронить меня, и я лежал в луже собственной крови.
Но я встаю!
Голова прикрыта шлемом. Перед глазами лязгает стальное забрало.
Олег Строгов не шут. Он рыцарь.
Идите сюда, ничтожества.
— Не я сейчас служу силе, пытающейся сожрать наш мир, Шуйский. Ты назвал меня предателем? Взгляни на себя. Ты первым нарушил сделку. Ты мог выбрать другого абсолюта. Но ты решил, что мой род не переживет твое царствование. И ты сейчас жалкая тень самого себя. Раб, а не властелин.
Свист клинков. Мы сходимся в схватке. Мы часто дрались с ним в тренировочных поединках. И он почти всегда выигрывал. Все же мое ремесло было не в честных схватках один на один. А он был алмазом. Но я не Ивашка. Больше нет.
Как там этот прием называл Августович? Крыло журавля?
Шаг, клинки скрещиваются. Еще шаг. Перевод.
Пропустить его клинок под мышкой.
Удар.
Голова Василия Шуйского отделяется от тела.
Я гашу его Суть.
Поворачиваюсь к хлещущему меня в бессильной злобе Крафту. Мои доспехи невозможно пробить этой дрянью, которую он выбрал в качестве оружия.
Прежний я не носил доспехов.
— Ты — мое единственное неоконченное дело. — Говорю я ему. — А я не люблю незаконченных дел. Отправляйся к своему хозяину. Тебя уже заждались в аду.
Еще одна суть гаснет.
Остался еще один. Прячется в тенях. Насмехается и плачет одновременно. Он — моя тень, неуловимая и вездесущая. Но с ним же и проще всего.
Втыкаю меч в землю. Позволяю доспехам покинуть мое тело. И раскрываю объятья.
Пришла пора вернуть заплутавшую частичку моей души.
— Тень. Знай свое место. Иди ко мне.
Его суть сливается с моей.
Вот и все.
Передо мной мигал гаснущий костер. Деревья и кусты вокруг поляны тихо покачивались, словно под порывами ветра. Я огляделся. Исчезла тропинка к воротам замка.
Теперь я чувствую это место совершенно по-другому. Оно стало частью меня. Моя Суть втянула его в себя и перестроила под мой характер.
Когда-нибудь это место изменится. Но не сейчас.
Я сел на бревно возле угасающего костра. Мне нужно немного передохнуть. Слишком много впечатлений за один день. Нашарил на земле обломок ветки. Подкормил костер. И еще.
В языках пламени я вижу камин. Возле него сидит на коврике безобразный карлик в шутовском колпаке. В кресле неподалеку возвышается бледный мужчина в черных одеждах с короной на челе. Привет, Стиви. Как жизнь людей меняет. Они не видят меня. Еще не время. Они ждут.
Веточки не закончатся, пока я не захочу. Еще одну.
Совсем рядом я вижу Бальмонта и Богдана. Слышу их разговор. Жаль, они не смогут меня услышать.
— Мы займемся разбором завалов уже сейчас, Богдан. Теперь, когда столп рассеялся, это возможно. Но сам понимаешь. Он гранд. Или даже абсолют. Если не выбрался сам… Шансы, что мы найдем его живым, минимальны.
К Бальмонту подбегает возбужденный Докучаев.
— Приборы показывают, что окружающая нас хмарь принадлежит к оранжевой зоне! И интенсивность падает!
— Есть шанс, что мы скоро увидим солнце, Василий Васильевич?
— Сейчас в Ожерелье ночь. Если все и дальше будет продвигаться такими темпами, к утру вокруг будет желтая зона. Рассвет мы точно увидим.
И был рассвет. Тонкую, почти невидимую пелену тумана пронзили первые солнечные лучи. Через развалины домов стало видно полосу мертвой земли. И бескрайнюю синь моря до горизонта.
