Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина

— В жопу самодержавие, — сказал я, тоже руки протянув. — Точнее мне оно мало интересно. И если что, народное благо тоже.

Помолчал и добавил:

— Тем более не будет никакого блага.

— Почему? — поинтересовался Мишка, заглянув в котелок. — Вода закипает.

— Травки там есть. Лист брусничный, кора. Хорошие. Свежие, — Еремей вытянул из сундука мешочек и, развязав, сыпанул горсть в кипяток. — Сейчас настою выпьем, покушаем и всё-то полегчает.

Тимоха загулил и руку вытянул, чтоб до котелка добраться, но Татьяна сказала строго:

— Сиди смирно.

И Тимоха подчинился. Я ж ответил:

— Почему? Потому что сейчас власть есть одна. Плохая или хорошая, это уже дело третье. Но она есть. А те, которые хотят сковырнуть её, думают, что это просто, быть властью. Что они сядут, начнут законы издавать премудрые, а все восхитятся мудростью и побегут эти законы немедля исполнять. На самом деле они и друг с другом будут не способны договориться. И законы эти. Не бывает таких, чтоб всем нравились. Одни захотят одного, другие другого. А по итогу вместо одной понятной власти появится десять разных. И каждая будет на себя одеяло тянуть. А чем дальше, тем больше хаоса. Ну и из хаоса новая власть родится, такая, которая сумеет прочих под себя подмять. Только совсем даже не уговорами, а кровью. И крови прольётся изрядно. Куда больше, чем сейчас. Как-то вот так.

— Знаешь, а до политики мы с тобой так и не дошли, — произнесла Татьяна задумчиво.

Я ж плечами пожал.

Нет, может статься, в этом мире всё сложится иначе, только… неспокойно оно.

— Тогда зачем нам к революционерам? — она положила забинтованные руки на колени и старательно не смотрела на них.

— Несколько причин, — я запнулся, раздумывая, с чего бы начать. — И первая — документы. Нам они понадобятся. Мы как-то вот на бродяг похожи. А бродяг не любят. Законным образом получить бумаги вряд ли выйдет. А незаконно есть два пути. К бандитам, но там… не стоит. Сдадут. Или полиции. Или своим же.

Про Сургата и его связь с Воротынцевыми я не рассказывал.

И сейчас не буду.

— А вот революция — это другое дело. Нет, там тоже хватает всяких, но всё же друг за дружку они держатся. И документы у них будут. Наверняка делают для своих же. Беглых там. Или чтоб влезть куда, устроить человека в нужное место с чистым паспортом.

— А вторая?

— Вторая… артефактор у них больно хороший, — я вытащил из сумки наши запасы. — Поесть надо.

— Поем. Ты рассказывай, — Татьяна поглядела на руки и поморщилась. — Ничего не чувствую. Смотреть страшно.

— Я могу помочь.

— Спасибо, — оборвала она Мишку. — Я справлюсь.

И пока не начался новый круг светских танцев, я продолжил:

— Не знаю, рассказывал тебе дед или нет…

При упоминании деда Татьяна нахмурилась.

— … но когда мы сюда ехали, то на поезд напали. Применили один артефакт, который убил всех, кто находился в вагоне. Нет, не так, как у нас, но похоже. Типа газа что-то или магии. Там я так и не понял. Но знаю, что штука очень и очень редкая.

— «Туманная погибель», — дополнил Метелька.

— И вы выжили⁈ — Мишка аж привстал.

— Как видишь, — буркнул я. — Не в нашем вагоне эту погибель выпустили. В соседнем. Потом была девица, которая целительница, но из раненых силы тянула, камень заполняя. Там я до конца не понял, как оно устроено было.

— Я понял, — Мишка потёр щёку. Борода у него не пробивалась, даже щетины не было, в отличие от того же Еремея, который зарос по самые глаза почти. — К нам обращались. Из жандармерии. За консультацией. В Петербурге в последнее время было изъято около дюжины подобных изделий. И да, соглашусь, работа интересная. Наши мастера сошлись на том, что работал самоучка, уж очень рисунок нетипичный. И талантливый самоучка. Но всё же это совершенно разный уровень, поглотители и остальное вот. Даже с «Туманной погибелью», если это и вправду она.

— Разный. Просто их несколько.

— Что?

— У тебя мастерские? Есть. И что мешает революционерам свои построить? Смотри, есть кто-то достаточно талантливый…

И в последние дни у меня прям булавкой в мозгах сидит, что одного дюже талантливого по общему мнению я знаю. В теории.

— … чтобы создать эту вот «Погибель». Но на одной «Погибели», даже если применить её где-то там, во дворце или Казначействе, или в Думе. Не знаю. В общем, где-то. Главное, что на ней далеко не уедешь. Для войны одного заряда, даже мощного, мало, а то, что творится, это и есть война. Начало. Так вот, нужно чего-то побольше. Пусть проще, примитивней, легче в изготовлении, но массовое. Понимаешь?

— Кажется, да. Ты прав. На один авторский артефакт мы изготовляем тысячу-две стандартных, а те, которые штамповкой и вовсе без счёта.

— Вот. И что мешает набрать пару десятков одарённых… ладно, худо-бедно одарённых, которые будут сидеть и по выданной схемке ваять бомбы там. Ну или поглотители с накопителями. Там же, может, и посложнее стандарту, но вряд ли настолько, чтобы вовсе не справились. Да, их будут прятать, но…

Того, кто стоит во главе этой затеи, прятать будут куда серьёзней.

Старательней.

— Отец погиб, — Татьяна сложила два и два. — Он ведь погиб?

Только сказала как-то неуверенно, что ли.

— Не знаю, — я глядел, как Еремей разливает отвар в две кружки. Одну Татьяне, а вторую — Тимохе. Мы и котелком обойдёмся. Тут всё одно посуды больше нет.

А вот хлеб, если запивать отваром, то и ничего такой, не очень чёрствый.

— С чего вообще взяли, что он умер? — уточнил я, принимая котелок, обёрнутый тряпкой. Но даже сквозь неё ощущался жар.

— Не знаю. Деду письмо пришло.

— А он и поверил?

— Не знаю! — выкрикнула Татьяна. — Я не знаю!

— Тихо, — я передал котелок Мишке. — Я вот тоже не знаю. Знаю, что к ней его душа не пришла. И не только его. Но к остальным у меня вопросов нет. Может, там пикник в пути устроили. А вот папенька… сама подумай, каковы шансы, что более-менее в одно время в России работали два гениальных артефактора?

— Но… но… почему? Как тогда?

— Это тоже без понятия. Может, опять друзей нажил таких, что проще помереть, чем добром избавиться. Ты вот ныне тоже в покойниках числиться будешь. Я так думаю. И Тимоха. И мы вот все тут покойники.

Собрание, блин.

Мертвецов.

И сундуки имеются, хотя и чужие. Эх, а вот от рому я бы не отказался. Правда тут не одобрят, ибо детям пить неможно.

— Даже если папенька наш окочурился, куда ему и дорога…

Главное, теперь и Танька промолчала, и Мишка, только Тимоха хлебную корку в рот сунул и мусолить принялся.

— … то они всё одно связаны. Тот, кто ныне штуки эти делает. И тот, кто приходил к моей мамке, чтобы мою жизнь на проклятую книгу поменять. Тот, кто внушил Воротынцеву чудесную мысль о нашем родовом подвале…

О котором Сереге и знать-то не полагалось.

— … и жертвоприношении. И «Перо архангела» вон склепал.

— Здесь я с тобой не соглашусь. «Перо» скорее всего было украдено, — Мишка протянул бутерброд с салом Татьяне, и та неловко перехватила. Но стоило братцу дёрнуться, как покачала головой, что, мол, без помощи обойдётся. Гордая.

Ну да ладно. У неё почти ничего, кроме этой гордости, не сохранилось. Так что пускай себе.

— И где такое воруют?

— В сокровищнице Романовых. Или у Синода. В монастырях, говорят, много разных вещей. У Синода, если так-то, собственное производство артефактов имеется. Даже мы… то есть, Воротынцевы, — поправился Мишка, — если и делаем, то лишь заготовки. Медальончики там разные, но без заполнения. А это самый примитив. Штамповка. Что-то более-менее серьёзное они уже сами. Есть монастыри, где ведают плавкой. Говорят, там состав особый, в него добавляют… ну, если в наши кровь тварей кромешных, то там… вроде как… не все светлые…

— Тоже твари, — помог я ему, вспоминая одну из увиденных картинок.

А что, могли ли люди ангелов на переплавку пустить? Скажем так, охотно верю. Мораль, этика? Найдут, как объяснить. Я ещё там, дома, поражался, сколько всего при правильном объяснении в мораль с этикою всунуть можно.