Император Пограничья 7 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Михаил? — выдохнула она.

— Он погиб как герой, защищая товарищей, — сказал я, глядя ей в глаза. — Если бы не он, мы бы потеряли больше людей.

Женщина медленно осела на порог. Из-за её спины выглянули двое детей — мальчик лет десяти и девочка помладше.

— Папка? — тихонько спросил мальчишка, и в его голосе уже звучало понимание.

Я присел на корточки перед ними. Подбирать слова в такой ситуации было мучительно. В сотню раз хуже, чем если бы меня пырнули ножом, но такова ноша лидера.

— Твой папа больше не вернётся. Это больно, и будет болеть долго. Он был хорошим человеком, и спас жизнь своему товарищу, прикрыв его от чудовища.

Мальчик кивнул, стиснув зубы. Пытался быть мужчиной.

— Я не дам вам пропасть, — произнёс я с железной уверенностью. — Клянусь.

Анна подняла на меня покрасневшие глаза.

— Он… он не мучился?

Я качнул головой.

— Нет.

Следующей была вдова Ивашина — Марфа. Пётр оставил после себя беременную жену и трёхлетнего сына. Когда я сообщил ей о гибели мужа, она не заплакала. Просто стояла, прижимая к себе округлившийся живот, и смотрела куда-то сквозь меня.

— Он знал, на что шёл, — наконец произнесла она. — Говорил, что воевода дал ему шанс защитить семью. Что здесь у нас есть будущее.

— И это будущее останется вашим, — пообещал я. — Жильё, еда, всё необходимое — обо всём позаботимся. А когда ребёнок подрастёт, если захочет учиться ремеслу или военному делу — двери для него будут открыты. Мы не возьмём с вас ни копейки.

Покинув дом Ивашиных, я направился в лазарет. Георгий Светов склонился над одним из раненых, его руки светились мягким зелёным светом исцеляющей магии. Рыжая борода целителя была забрызгана кровью, под глазами залегли тени усталости.

— Как они? — спросил я, остановившись рядом.

Лекарь выпрямился, потирая поясницу.

— Пятеро тяжёлых, но выкарабкаются. У Семёна рваная рана живота — Стрига полоснула когтями. Час назад думал, не дотянет, но сейчас стабилизировался. Андрею повезло меньше — раздроблено бедро, даже с магией хромать будет. Остальные — рваные раны, переломы, ничего смертельного.

— Магический резерв? — уточнил я.

— На нуле, — честно признался целитель. — Но справлюсь. Альбинони хороший помощник, знает, где магия бессильна, обычная медицина выручает.

— Я велю прислать тебе Эссенцию из наших запасов.

Решив больше не отвлекать его от работы, я направился прочь. Егора я нашёл в кузнице. Парень сидел на старой отцовской наковальне, уставившись в пол. При моём появлении вскочил.

— Наставник, я…

— Тимур рассказал, как ты помог одному из бойцов с щитом, — перебил я. — Хорошая работа.

Юноша покраснел.

— Я просто… просто сделал, что смог. Но ведь люди погибли! Если бы я был сильнее, если бы умел больше…

— Стоп, — я положил руку ему на плечо. — Ты сделал то, что мог, с тем уровнем силы, который у тебя есть сейчас. Если будешь думать иначе, сожрёшь себя заживо. Помни, благодаря тебе жив человек. Это не мало, Егор. Это очень много.

— Но я даже клинок метнуть не могу! Только вот эти… фокусы с изменением формы.

— Помнишь, что я говорил о терпении? — я присел на соседний ящик. — Сегодня ты применил свои «фокусы» в бою и спас человека. Это больше, чем делают многие маги-аристократы за всю жизнь. Гордись этим, учись на этом опыте, но не вини себя за то, чего пока не можешь.

Егор поднял на меня глаза.

— А вы… вы себя не вините? За тех двоих?

Вопрос попал точно в цель. Я помолчал, подбирая слова и глядя на мальчишку. В его глазах читалось что-то большее, чем простое любопытство. Егор искал оправдание собственной боли, пытался понять, как жить с тем грузом, который навалился на его юные плечи.

— Виню? Нет. Но несу ответственность? Да. Это разные вещи, парень. Вина — это когда ты корёжишься от мысли, что мог поступить иначе. Когда проигрываешь в голове сцену за сценой, ища момент, где всё пошло не так. Вина парализует, заставляет сомневаться в каждом решении.

Егор слушал, не отводя взгляда.

— А ответственность… — я потёр переносицу, — ответственность говорит: «Их смерть — это цена твоих решений. Какой урок ты извлечёшь?» Она не ищет виноватых. Она ищет способы стать лучше, чтобы в следующий раз потерь было меньше.

Мальчишка помолчал, переваривая сказанное.

— Но ведь больно же? — тихо спросил он.

— Больно, — кивнул я. — И должно болеть. В тот день, когда смерть твоих людей перестанет причинять боль, ты перестанешь быть командиром. Станешь просто мясником.

Я вспомнил слова своего отца из далёкого прошлого: «Каждая потеря должна оставлять шрам на душе. Эти шрамы — твоя плата за право командовать.»

— Михаил и Пётр погибли, выполняя свой долг, — продолжил я. — Я мог принять другое решение, послать других людей, выбрать иную тактику. Но с той информацией, что у меня была, в тех обстоятельствах — я принял лучшее из возможных решений. И если завтра возникнет похожая ситуация, я снова буду действовать, основываясь на том, что знаю сейчас.

Оставив задумавшегося Егора, я отправился в лабораторию. Александр Зарецкий склонился над рабочим столом, раскладывая собранные травы. Серебристые стебли Лунного покрова мерцали в свете ламп.

— Как улов? — спросил я.

Алхимик обернулся. Его обычно взволнованное лицо было серьёзным.

— Отличного качества. Полторы сотни полноценных стеблей, ещё полсотни повреждённых, но годных для экстракции. Из этого можно сделать достаточно зелий для всех магов и ещё останется сверху.

— Сколько времени потребуется?

— Если работать без перерывов — дней пять. С помощниками — дня два-три.

Я кивнул и повернулся к выходу, но голос Зарецкого остановил меня:

— Воевода… Эти травы стоили жизни двух человек.

— Знаю.

— Я сделаю всё идеально. До последней капли экстракта, до последнего листка. Они не должны были погибнуть зря.

— Спасибо, Александр.

Попрощавшись, я отправился к себе.

Ночь опустилась на Угрюм. Я лежал в постели, глядя в темноту потолка. Сон не шёл. Перед глазами стояли лица Михаила и Петра, их жён, детей.

«Всего двое», — пытался убедить себя я. — «Могло быть хуже. Намного хуже».

Но от этого не становилось легче. Я знал, что будут ещё потери. Гон только начинался, и это была лишь первая проба сил. Скоро Бездушные придут тысячами.

Закрывая глаза, я надеялся на сон без сновидений. Без той длинной череды призраков — всех, кто погиб под моим командованием в прошлой жизни. Сотни лиц, имён, историй. Они являлись не каждую ночь, но, придя, просто смотрели, не обвиняя, но и не прощая.

«Пусть хотя бы сегодня их не будет», — подумал я, проваливаясь в тяжёлую дрёму. — «Пусть Михаил и Пётр не присоединятся к этой безмолвной процессии. Не сегодня».

Утро пришло слишком быстро. Встав с первыми лучами солнца, я не мог вспомнить, что мне снилось. Может, это и к лучшему.

Магофон затрезвонил как раз когда я собирался покинуть комнату.

— Слушаю.

— Доброе утро, Прохор Игнатьевич, — раздался знакомый баритон.

Отец Полины. В голосе графа слышалась некоторая неловкость.

— Надеюсь, не слишком рано для разговора?

— Нет, Германн Климентьевич. Чем обязан?

Пауза. Слышно было, как Белозёров прокашлялся.

— Я хотел… принести извинения. За тот отряд, что прислал вам в помощь. Северные Волки и их командир — люди с характером, особенно княжна Засекина. Знаю, что она может быть… сложной в общении.

— Ярослава Фёдоровна действительно обладает сильным характером, — нейтрально ответил я, — но её профессионализм не вызывает сомнений.

— Да, да, конечно, — поспешно согласился граф. — Просто других специалистов такого класса уже не было, а я не мог не помочь. Вы же сами понимаете.

— Понимаю. И ценю вашу помощь, граф.

— Это меньшее, что я мог сделать. — В трубке снова повисла пауза, а затем голос Германна стал жёстче. — Боярин, раз уж Полина решила остаться в Угрюме…