Практикантка (СИ) - Абдуллова Екатерина

— Умеешь замораживать воду? Это же не первый курс…

— Второй, — кивнул Дилан. — Но я могу.

— На глазах у всех?

— А что ты предлагаешь? Задохнуться, но не нарушить закон?

Шон нервно обежал взглядом хранилище, покосился на служителя.

— Тебя выгонят из академии.

Дилан хотел усмехнуться, но получилось только неестественно вздернуть край рта.

— Ну и радуйся: избавишься от такого соседа как я.

Шон раздраженно скривился, но ничего не сказал. Протестовать тоже не стал и даже отошел, когда Дилан направил ручеек к стыку плиты со стеной.

Плита была подогнана идеально, и первая же попытка вдавить воду в едва угадываемую меж камней полосу оказалась бесплодной. Впрочем, понадеявшись, что хоть сколько-нибудь влаги все же просочилось, Дилан активировал заклинание заморозки. Ничего. Только корка льда там, где камень намок.

Дилан соскреб лед и повторил попытку. После третьего раза Шон неуверенно окликнул его:

— Может, попробовать одновременно с запуском механизма?

Они растормошили служителя.

— Я пуст, — вяло отозвался тот.

И правда, фиолетовое свечение вокруг него исчезло. Зато Шон сиял, как гигантский куст ирисов, с засунутым внутрь него светляком. Такие всегда ставили вокруг площадей на Праздник урожая.

Поймав на себе оценивающий взгляд Дилана, Шон шагнул назад:

— Я не син, чтобы артефакты напитывать!

Отвечать Дилан на это не стал, а попросил служителя показать «вот этому длиннокосому» точки активации.

— На последней предупредишь, — сказал он Шону, перед тем как вернуться к луже. — Чтобы одновременно…

Механизм сдвинул плиту на волос. Не понятно было, хватит этого или нет, но Дилан, не раздумывая, вдавил ручеек в щель и сразу же активировал заготовленное плетение «заморозки». Повторил. Потом еще раз. Лед поднялся до уровня пояса, однако щель не расширялась.

— Надо внизу морозить, — сказал Шон. — Верхний лед послужит препятствием, как крышка, и тогда нижний раздастся в стороны… Ну-ка, отойди. Готовь пока плетения.

Посторонившись, Дилан забубнил заклинания, а Шон опустился на колени и зажимом, который снял со своей туники, принялся отколачивать ледяной нарост, закупоривший внизу щель. Посыпались прозрачные осколки, и скоро обнажился слой льда между плитой и стеной. Он был столь тонок, что без холодящей его наружной сосульки тут же начал таять. Это было кстати, а то Дилан уже прикидывал, как растапливать его, чтобы протолкнуть новую порцию воды.

— Давай! — Шон смахнул в сторону осколки и отступил.

«Ручей», «заморозка»…

Раздалось потрескивание, а следом свист. Тихий, на грани слышимости, но Дилан различил его совершенно отчетливо. Шон тоже услышал. Они обрадованно переглянулись.

— Воздух пошел!

Так, попеременно замораживая «крышку» и нижнюю часть, удалось сдвинуть плиту на два пальца.

Теперь ветер в щели гудел и звенел, напористо врываясь внутрь холодом и дождем. Дилан губами ловил мелкие капли и дышал, дышал…

Сначала Лера ощутила тепло. Она будто лежала в куче пуха, мягком и греющем, а тело казалось невесомым. Затем осознала темноту и тишину.

Тишина продлилась недолго. Скоро в ней начали проступать звуки: сначала гудение ветра в проводах, затем голоса… И когда они достигли полной громкости, чувство тепла резко пропало. Какой там пух⁈ Она замерзла! Окоченела так, что колотит. Похоже, вечером не закрыла окно. Димка заметит — обязательно подколет, что она улицу отапливает.

Лера открыла глаза.

Вместо белого потолка ее комнаты сверху смотрела тьма. В мягком свете, струящемся сбоку, кружил вихрь пылинок… Смерч! Она бежала от смерча и теперь заперта в зернохранилище! Нет ни дома, ни Димки… И проводов тут нет, негде гудеть ветру… Но гудит.

Она повернула голову на звук: ослепительная полоса прорезывала каменный склеп, и гудело именно там.

Плита была сдвинута.

Лера приподнялась на локтях, с силой зажмурилась и снова посмотрела на выход. Действительно, сдвинута. Не померещилось.

У самой щели, на фоне льющегося из нее дневного света, маячили нечеткие фигуры Дилана, Шона и служителя. А женщины, «ожившие» с притоком кислорода, перенесли детей ближе к выходу и трещали, как стая воробьев по весне. Громче всех слышался бас «гренадерши», ей поддакивала карапузова эсса. Никто не рыдал, не рвал на себе волосы. Все живы.

Лера вдохнула, набирая полные легкие влажного, сладкого воздуха. Лепота! Но холодно. А еще невыносимо хочется есть.

Сев, она повернулась к Маркусу, и в груди остро кольнуло при виде его застывшего лица. Почему он так долго не приходит в себя? Что если мозг поврежден?

— Лиа Вэлэри! — позади раздался звонкий детский голосок, и, шурша зерном, подбежала Алли. — Вы так крепко спали. Крепче всех! Даже я проснулась, а вы все спите и спите. — Она присела и с любопытством уставилась на Маркуса: — А ваш жених скоро проснется?

— Не знаю, — Лера беспокойно нахмурилась. Потом сообразила, как Алли назвала Маркуса. — Эй, ты опять? Говорю же, нет у меня жениха!

— А знаете, что говорит моя мама? — Алли вдруг хитро улыбнулась, отчего на ее пухлых щеках появились ямочки. — Она говорит, что девушка может держать за руку только жениха и мужа.

С этими словами Алли засмеялась и, вскочив, ярким вихрем умчалась к сестре.

Лера опустила взгляд. И правда, она обеими руками обхватила ладонь Маркуса. Даже не заметила когда… И пусть. Она просто проверяет температуру! Кстати, его рука теплая. Или это она сама настолько замерзла? Она прижала пальцы к его здоровой щеке — непонятно, вроде тоже теплая.

— Маркус, хватит валяться. Слышишь? Шон весь извелся, пульс тебе аж до локтя щупал, и даже, вон, девчонка мелкая спрашивает, когда ты проснешься. Ну? Все же волнуются!

Горло сжалось. Лера кашлянула и, глубоко вдохнув, снова заговорила:

— Уж не знаю как, но Дилану и Шону удалось приоткрыть ворота. Скоро вообще выберемся… Или помощь придет — там светло уже, ураган кончился. Ты продержись только…

Под ладонью, которую она так и не убрала с его щеки, почудилось едва ощутимое трепетание. Сердце гулко забилось, руки затряслись сильнее, чем от холода, и Лера, не обращая внимания на вспыхнувшую в ступне боль, торопливо встала на колени и склонилась над Маркусом.

Он поднял веки. Медленно, словно с неохотой, и в упор посмотрел на нее.

Лера замерла. Где-то далеко зависла мысль, что надо отодвинуться, надо спросить, в порядке ли он и где болит, — надо было что-то делать. Но темный взгляд Маруса не отпускал, а все тело охватило огнем, таким приятным, согревающим.

Маркус повел глазами по сторонам. Лера, наконец опомнившись, выпрямилась. В носу защипало, и она неуверенно улыбнулась. Очнулся… Он, правда, очнулся!

— Мы в зернохранилище, — сказала, сглотнув ставший в горле ком.

Маркус вновь посмотрел на нее. Похоже, собирался что-то сказать, и Лера, боясь пропустить хотя бы слово, подалась вперед. Пересохшие губы его разомкнулись, кадык дернулся и вдруг… Он зажмурился, а вместо слов из его горла вырвался болезненный стон.

Вой, надрывный, на одной ноте, проходил сквозь тело, норовя разрушить ледяную корку, сковавшую сердце.

Алерайо нашел взглядом источник воя. Молодая патрицианка. Похожа на его Авилу. Только Авила уже не плачет, она, словно пустая оболочка, сидит там, куда он ее усадил.

Подойдя к остаткам беседки, он поднял расщепленную доску. Под ней лежал пирог. Раздавленный и вмятый в песок. Вылезшая ягодная начинка напоминала кровь.

Он опустил доску обратно и двинулся к горкам.

Дочки наверное катаются со средней… Впрочем, Алли может заглядываться и на высокую, она иногда слишком беспечна, всё на старшую сестру полагается. А Роса и сама еще дитя.

Ноги не поднимались, и, когда путь преградил матрас, лопнувший по шву и вываливший наружу промокший пух, Алерайо остановился. Пух дрожал и колыхался. Вдруг ветер выхватил одно перо и повлек его по песку, закручивая и швыряя то вверх, то вниз. Алерайо медленно поворачивал голову, провожая перо взглядом. Неужели Алли и Росу вот так же?.. Они ведь такие хрупкие…