Образ Маркуса в цветущей арке сменился на другой: теперь Маркус выходил из воды, и по его обнаженной груди стекали струйки воды. Вот же чертовы романы!
Лера прижала ладони к горящим щекам.
— Как жарко! Будто все еще во Флиминисе, правда?
В столице оказалось и жарко, и душно, а вот город, рядом с которым было поместье Маркуса, оправдал свое название: Виридис, то бишь Зеленый. Здесь, и впрямь, улицы были столь густо засажены деревьями и кустарниками, что сквозь их листву дома с дороги едва просматривались. И дышалось просто чудесно.
Под стук копыт и колес, под окрики возниц, щебет птиц и вопли уличных зазывал улицы промелькнули, как увитые плющом стены лабиринта, а затем экипаж выехал за ворота и дорога нырнула в море. В зеленое море, по которому шаловливый ветерок гонял зеленые волны. Поля… Куда ни кинь взгляд — поля… С нежной порослью зерновых.
Лера застонала и ладонью закрыла глаза. За последние полмесяца она этих полей навидалась на всю жизнь.
— Не могу смотреть. — Сквозь пальцы она выглянула на сидящих напротив парней. — Заклинание вспушивания почвы сразу хочется сказать.
Шон снисходительно усмехнулся:
— Не переживай, поместье окружено рощей.
Защищаясь от солнца, Лера поставила руку козырьком. На горизонте, действительно, темнела полоса деревьев. А за ними — горный хребет.
— Красиво…
Дилан, молчавший от самой Альтии, вдруг кашлянул и бросил на Леру напряженный взгляд.
— Вэлэри, лэр Маркус не говорил, почему позвал меня?
— Нет. Позвал и позвал…
— А разве не странно? Шон дружит с лэром Маркусом с детства, ты — клиентка, а я… никто.
— Ты наш друг! — отрезала Лера. — И вообще, в зернохранилище вместе сидели. Может, Маркус поблагодарить хочет! Хоть в газетах и не написали, но половина спасения — за тобой.
— И хорошо, что не написали.
Ненадолго воцарилось молчание. Дилан кусал губы и беспокойно сжимал кулаки, потом беззвучно ругнулся и пробормотал:
— Зря я… Лучше бы дома остался. А то, как репейник посреди роз…
— Я похожа на розу? — Лера выпрямилась с довольной улыбкой.
Шон отвел глаза, но Лера успела заметить в них искорки смеха. Дилан же будто не услышал.
— Может, мне вернуться? — Он поднял смурной взгляд. — Вы сойдете, а я — обратно…
Лера перестала улыбаться.
— Дилан, ты сам на себя не похож. В чем дело? Чем патриции лучше нас? Почему это они розы, а мы репьи? Не выдумывай! И не смей возвращаться! Кто от солнца убегает, тот всегда прозябает, понял?
Дилан открыл рот, но не издал ни звука. Выглядел он озадаченным — куда лучше, чем понурым! — и Лера удовлетворенно откинулась на сиденье: то-то же! А то придумал: сойти, репьи…
— Вэлэри, — ровным голосом вдруг позвал Шон. — Ты не могла бы повторить последнюю фразу?
— Про солнце?
Лера осеклась. Черт! «Солнце»… Вместо «светило» она сказала «солнце»!
— Про солнце, — эхом отозвался Шон. Глаза его превратились в узкие щелочки. — Вэлэри, ты кто такая?
