Связанные целью (СИ) - Морозова Мария

– Все получилось? – спросил главарь, нетерпеливо подаваясь вперед.

– Да, – скупо ответила я и достала из сумки футляр.

Лис прищурился и осторожно извлек кинжал. Поднес к глазам, проверил баланс, игру света на темном металле и камнях. И удовлетворенно хмыкнул:

– Отличная работа.

– Плата?

– Разумеется.

Он вышел в другую комнату и вернулся с мешочком монет. Я сунула нос внутрь, бегло пересчитывая, и кивнула. Впрочем, Лис никогда не обманывал своих людей в том, что касалось денег.

– Твои вещи лежат там, где ты их оставила, – сообщил вор. – Можешь переодеваться.

Несмотря на то, что дом был совсем не богатым, здесь даже имелся плохонький водопровод и канализация. Поэтому я нашла в шкафу свой дорожный саквояж и отправилась в тесную ванную, избавляться от образа горничной, который жутко надоел за три недели.

Морщась от холода плиток, на которые пришлось встать босиком, я разделась и запихнула одежду вместе с обувью в мешок, чтобы потом выбросить где-нибудь в неприметном углу. Дернула себя за пряди возле ушей, подцепила пальцами невидимые нити, и парик из шевелюры мышиного оттенка открепился. Я сбросила его, распустила тугой узел родных волос и с наслаждением запустила в них пальцы, массируя кожу. Как мало бывает человеку нужно для счастья.

Но времени оставалось немного, поэтому я продолжила перевоплощаться. Отклеила с лица специальные накладки, сделавшие его шире и грубее, обработала кожу, возвращая ей естественный цвет, и смыла изменившую форму бровей краску. Итого пятнадцать минут, и на меня снова смотрит та Сэрли Ванден, которой я была.

Боги, а ведь мне приходится носить столько личин, что я иногда забываю, как выгляжу на самом деле. Иллюзии и грим прячут мои рыжие волосы, светлую кожу и зеленовато-серые глаза. Они меняют возраст, фигуру, осанку, даже походку. А иногда и тембр голоса, не оставляя ничего от настоящей меня. Но по-другому никак. Моя внешность слишком яркая и приметная, чтобы надеяться, будто меня за два года успели забыть. Поэтому личины – залог свободы.

Налюбовавшись на себя, я достала из сумки чистое белье, черную юбку в пол и темно-зеленую блузку с глухим воротом. Оделась, расправила бытовой магией складки. Снова собрала волосы в пучок, пусть и не такой тугой, как раньше. Надела простые, но очень удобные ботинки на низком каблуке. И только после всего нашарила за пазухой неприметный кулон. Одно нажатие на камень, и на меня наползает новая личина, на этот раз иллюзорная.

Ничего особенного. Обычное лицо, светло-каштановые волосы с первыми ниточками седины, тонкие губы и карие глаза. Сейчас в ванной стояла Сильвия Валаскес – мой основной образ. Не для работы, а для жизни, и к нему я уже давно успела привыкнуть. Так что поправила волосы, подхватила саквояж и вышла в коридор.

– Какие планы? – поинтересовался Лис.

– Отдых, – ответила я. – Минимум три недели, как и всегда.

– Оставь старые шмотки, я избавлюсь, – щедро предложил главарь.

Кивнув, я сунула ему мешок и развернулась к выходу.

– До следующего дела, – прилетело в спину.

– Да, – вздохнула тихо. – До следующего дела.

Из дома я вышла под маскировкой. Под ней же добралась до вокзала, по пути не забыв еще раз проверить, нет ли слежки. А дальше сбросила чары и слилась с толпой людей, которые приехали утренним поездом из Пранса. От привокзальной площади прогулялась в сторону реки, чтобы найти экипаж подешевле. И только потом отправилась на Каштановую улицу, туда, где жила Сильвия Валаскес.

Этот район нельзя было назвать ни бедным, ни богатым. Небольшие домики с такими же маленькими садиками жались друг к другу на узких, но чистых улицах. Здесь селились люди простые и не слишком притязательные. Лавочники, мастера с фабрик, ткачи и мелкие чиновники. Меня Каштановая и окрестности устраивали тишиной, спокойствием (соседом слева по иронии судьбы был полицейский) и тем, что такая жизнь вполне соответствовала моей легенде.

– Сильвия, вы вернулись, – всплеснула руками дородная женщина, когда экипаж высадил меня возле домика из буроватого кирпича.

– Доброе утро, госпожа Хорни, – улыбнулась я, расплачиваясь с извозчиком.

Соседка бросила метлу, которой подметала дорожку перед входом, и поспешила ко мне.

– Вас не было целых три недели, дорогая.

– Я ведь предупреждала, что уеду к брату надолго, – напомнила мягко.

– Ох, и любят же они звать вас в гости.

– Меня это совсем не расстраивает.

– Ма-а-ам, – на крыльцо выбежал вихрастый мальчишка. – Я пошел.

Госпожа Хорни отвлекалась на сына, а я отправилась к себе. Дом встретил тишиной и застоявшимся воздухом, который успел пропитаться пылью. Оставив саквояж в тесной прихожей, я распахнула окна, чтобы впустить сюда утреннюю свежесть. Прошлась по гостиной, проверяя хитрые сторожевые заклинания, которые были замаскированы вышитыми панно на стенах. Поставила на огонь чайник на кухне. Но подниматься в спальню не торопилась, потому что хорошо знала свою соседку. И точно. Прошло всего пару минут, и в дверь раздался стук.

– Вы ж только приехали, – заявила соседка, стоявшая на пороге с тарелкой в руках. – Вот печенье. А то вам даже чаю выпить не с чем.

– Да, вы правы, – согласилась я и посторонилась. – Благодарю.

Соседка прошла на кухню, где уже закипала вода для чая, и поставила тарелку на стол. Я разлила горячий напиток по чашкам. И стоило мне только сесть, женщина заговорила:

– Нинелла наконец-то родила. Здоровый мальчишка десяти фунтов весом.

– Ох, это прекрасно, – я искренне порадовалась за пару из дома напротив. – Надо бы зайти, поздравить.

– Она забегает ко мне каждый день, советоваться, – не без гордости похвалилась госпожа Хорни.

– Немудрено, – поддержала ее я. – У Нинеллы это первый ребенок, а у вас их пятеро. К кому, как не к вам, идти?

– А Смолсоны опять ругаются. Старый Смолсон запил, так однажды жена его даже на порог не пустила. Пришлось ему ночевать под крыльцом.

Я осторожно пила чай, слушала и поддакивала в нужных местах. Соседка – заядлая сплетница, и сейчас ей как воздух необходимо поделиться всеми новостями, которые прогремели на квартал в мое отсутствие. С этим бесполезно бороться, нужно просто смириться и немного потерпеть, пока она не вспомнит о домашних делах и не убежит. В остальном же госпожа Хорни совершенно безобидна. От себя никогда ничего не выдумывает и кажется мне даже полезной. По крайней мере, не приходится самой объяснять всем остальным соседям, куда я так часто отлучаюсь.

– А господин Дилтон намекнул мне, что не против снова жениться. – Очередная новость заставила сосредоточиться. – Дорогая, почему бы вам не присмотреться?

– Присмотреться?

– Такой солидный, видный мужчина. С собственной лавкой. Вы стали бы прекрасной парой.

Солидный, конечно. Дом, лавка, громогласный голос, которым он любит строить работников и даже соседей. Наверняка и жене будет доставаться. Уже заранее жаль беднягу.

– Спасибо, – ответила я и прикрыла глаза. – Но вы же знаете, что я не собираюсь больше вступать в брак.

– Вы овдовели уже сколько... – неуверенно проговорила женщина. – Два года назад?

– Пусть даже двадцать. Память о супруге всегда будет жить в моем сердце, – сказала, добавив в голос побольше грусти. – Никто не полюбит меня так, как любил он.

– Любовь – дело хорошее. Но разве же можно все время одной? Вам бы свое хозяйство, деток. А то все по племянникам, да по племянникам.

– Значит, судьба у меня такая, – вздохнула я скорбно.

– И все ж подумайте, – не стала приставать соседка и отодвинула чашку. – Ладно, побегу. Обед пора готовить.

Она ушла, оставляя меня одну. А я наконец закрыла дверь, подхватила саквояж и понесла его наверх.

Да, вот такой была моя легенда. Сильвия Валаскес, почтенная вдова немного за сорок, которая два года назад похоронила господина Валаскеса и переехала, продав старый дом. От супруга ей достался неплохой счет в банке, который позволял жить в столице, и неугасающая любовь. Эта самая любовь была отличной отговоркой для тех, кто, как моя соседка, был бы рад устроить личную жизнь одинокой женщины. Еще легенда включала в себя многочисленную родню в самых разных городах, которую госпожа Валаскес якобы навещала, оправдывая постоянные отлучки. В остальном я вела ничем не примечательную жизнь. Ковырялась в саду, вышивала салфетки, вязала крючком, пекла пироги. И никто не мог догадаться, что под личиной благообразной вдовы скрывается самый хитрый и умелый вор королевства.