Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав

Огонь развести оказалось сложнее, чем обычно. В Гибельных Землях дерево — не то что в Долине. Здесь оно или сырое до сердцевины и дымит едким, как порох, дымом, или твёрдое, как кость, и при ударе топора звенит, а не трещит. Слуги дважды возвращались с охапками чёрных, словно обугленных ветвей — те тлели, но не горели, и вонь стояла такая, что Волок чуть не блеванул прямо в кострище.

В конце концов Фарид нашёл обломок ствола с золотистыми прожилками, уверил, что он «вполне безопасен», и собственноручно расколол его заклинанием. Щепа горела тихо, почти без дыма, но в темноте тлела зеленоватым светом, от которого лица людей казались бледнее и злее, чем были.

Ночью лошади взвились: ржание и топот в темноте перекрывали ветер. Кто-то метнул заклинание в виде огненной змеи. Вспышка вырвала из мрака искажённую тварь, чьё тело разлетелось от жара, а остатки долго горели в темноте, оставив после себя жирные чёрные следы, словно были из резины.

Я долго лежал, глядя в угольно-чёрное небо, и думал, что надо было повернуть вчера. Это место дышало чем-то недобрым. Хорошо, что овса для лошадей ещё много.

Когда утром мы ели жёсткое сушёное мясо и запивали его вином, Дукат, сияя, развернул свежую шкуру панцирника. Она ещё пахла кровью.

Я смотрел на неё, слушал его очередной хвастливый пересказ и чувствовал, как во мне шевелится зависть — тихая, липкая. Может, оно и к лучшему, что не повернул назад? Может, ещё и я вернусь с трофеем, который будут показывать в залах Итвис?

— В седло, — сказал я. И мы пошли дальше вглубь.

Мы шли недолго. И вскоре охота перестала быть просто моей прихотью. Мы встали на след. На влажной земле в тени голых скал чётко отпечатались следы — человеческие и конские. Свежие, но уже припорошенные мусором из сухих травинок и спор. Шли плотной группой и, судя по глубине отпечатков, двигались налегке.

— Дня два, — прикинул Сперат, присев на корточки.

Я кивнул. Теперь меня вела не только зависть к Дукату, но и любопытство. Что могло загнать сюда людей? Тем более незнакомых, судя по форме подков.

Следы вели нас между холмами, всё глубже в выгоревшие от магии земли. К полудню мы вышли к долине. Солнце здесь казалось бледнее, туман стоял неподвижно, как впаянный в стекло. Долина сплошь заросла низкими кустами — их белые ветви не гнулись и были лишены листьев. Будто высохшие деревяшки. Или сделаны из костей. А между кустами тянулась густая, белёсая паутина.

И в этой паутине висели коконы. Один — лошадиный, по форме и размеру. Другой — человеческий, с виднеющимся под слоем шёлка сапогом. Ещё несколько покачивались внутри белёсой дымки.

— Сеньор… — пробормотал Волок. Не знаю, что он хотел. Если предложить обойти — я бы его даже похвалил за смелость и разумную осторожность. Но было уже поздно.

Кусты дрогнули. Из них, словно вырастающие из земли, выползли гигантские пауки — восемь лап, голова, похожая на сплюснутый череп со жвалами, и белые, под цвет окружения, панцири. Впрочем, на фоне серой земли видно их было хорошо. Но всё это я отметил лишь бегло. Поразило меня другое — они двигались слаженно, отрезая нам путь к отступлению.

Я успел только выдохнуть:

— Копья вперёд!

В первый миг показалось, что всё пошло наперекосяк. Пауки вырвались из кустов рывком — не так уж быстро, человек, пожалуй, смог бы от них убежать. Но подобрались они незаметно, очень близко, и кинулись разом со всех сторон — будто по сигналу. Это испугало людей и лошадей. Один из оруженосцев даже выронил арбалет прямо в паутину.

Но наш отряд был не из тех, кого легко вогнать в панику. В хаосе вдруг проступил привычный порядок — будто само собой всадники заняли свои места. Может, кони добавляют моим парням немного интеллекта, а может, им просто привычнее сражаться верхом. Копья рыцарей тут же рассыпались, превращаясь в отдельные маленькие отряды — по три-четыре всадника. И вот мы уже не окружены: с таким же успехом можно пытаться схватить пальцами ртуть. Пауки растерянно останавливались, словно пытались собрать в кучу свои глаза, разбежавшиеся в разные стороны в попытке уследить за добычей. И некоторые тут же получили свою порцию магии или железа. Рыцари выводили коней в сторону, чтобы взять разгон, слуги стреляли и снова натягивали арбалеты, выбирая цели. Оруженосцы прикрывали сеньоров.

Мы кружили вокруг них, как аквариумные рыбки вокруг крошек. Пауки метнулись к центру чаши — но не успели. Первые же удары копий пробивали панцири, с лёгкостью раскалывая хитин. Они вставали на задние лапы, раскрывая ротовой аппарат — жуткое зрелище. Страшная поза. И очень удобная для удара. Это был неприятный, мерзкий, но удобный противник. Несколько тварей всё же попытались цапнуть коней, но те с лёгкостью отскакивали. Они и так были напуганы и держались подальше от жутких созданий.

Чувство липкого ужаса впервые посетило меня в этом мире. Знакомое — как-то мне близко показали домашнего паука-птицееда. Вот только в теле Магна меня не парализовало, не дёрнуло судорогой мускулы, а наоборот — мобилизовало. Я с отвращением вонзил копьё в одну тварь. Оно вошло легко, заставив огромного паука засвистеть. Я выдернул и воткнул в другого — и надо сказать, этим ударом можно гордиться. Коровиэль гарцевал подо мной, приближаясь к паукам на считанные секунды и тут же шарахаясь в сторону — топтать их ему явно и в голову не приходило.

Несколько пауков всё же добрались до кустов, ловко перемахнули через них и скрылись в зарослях.

— Не пускать! — крикнул я, и в ту же секунду несколько заклинаний ударили в чашу. Среди них были и огненные.

Огонь прошёлся по паутине, как по сухой соломе. Она вспыхнула мгновенно, с оглушительным треском и жаром, от которого стало трудно дышать. Взметнулись языки пламени, отбрасывая золотые блики на кольчуги, и дым густыми клубами пошёл вверх. Как будто плеснули бензином и подожгли.

В тёмных углах чаши ещё что-то шевелилось и визжало, но уже недолго.

Когда жар костра стал слишком невыносим, и я уже решил, что всё внутри чаши сгорит дотла, в пламени что-то шевельнулось. Не просто остатки паука — движение было дёрганым, человеческим.

— Там кто-то есть! — крикнул один из слуг, но уже поздно: огонь лизал кокон, и тонкий дымок потянулся вверх.

Фарид, не говоря ни слова, выдернул из-за пояса свой плоский глиняный сосуд. С резким щелчком пробка вылетела, и из горлышка, будто из пожарного шланга, вырвалась тугая и толстая струя воды. Она закрутилась в воздухе, опала на кокон, зашипела на раскалённой земле, пролилась по бокам, гася языки пламени. Пар ударил в лицо, и стало пахнуть горелым мясом и мокрой шерстью.

— Быстрее! — Фарид подался вперёд, но сам кокон не тронул, только подгонял нас взглядом.

Двое слуг бросились к находке, рубанули по паутине кинжалами. Вязкие чёрные нити тянулись за клинками, липли к пальцам. Наконец оболочка лопнула, и наружу, вместе с клубом пара, вывалилось тело.

Это был человек, но изменённый до неузнаваемости. Лицо распухло, покрыто бурыми пятнами, с губ свисали белёсые паучьи нити. Кожа местами стала полупрозрачной, и под ней что-то плескалось. Одежда — дорогая, но изодранная, под кольчугой прятался подбитый мехом дублет. На поясе — опустевшие ножны, с тиснением в виде дубовых листьев.

— Купец? — предположил Гирен, осторожно отводя мечом ветку от лица мертвеца. — Или мелкий феодал. Не из наших. Смотрите: мойсень, мех — северный.

— И узор на ножнах… — тихо сказал Сперат. — Похоже на герб тех, кто живёт у перевала Забер.

Я заставил Коровиэля подойти ближе, стараясь не вдыхать этот мерзкий, сладковатый запах полупереваренной плоти. Ниже вздувшегося живота, распиравшего дешёвую кольчугу-сведёнку, виднелся пояс с широкими бляхами. Простыми, бронзовыми — даже не серебро. Мёртв он был явно давно. Видимо, огонь что-то сделал с внутренностями, заставив тело дёргаться.

Чудовищный запах распространялся от тела густой, почти физически ощущаемой волной. Хотелось не то что не вдыхать, а умыть лицо.