Комары - Фолкнер Уильям

Автомобиль отъехал, а мистер Талльяферро посмотрел ему вслед, раздумывая о юности этой девушки, о ее крепкой, чистой юности, со страхом и бередящим душу горестным вожделением, похожим на застарелую печаль. Неужто дети и впрямь как собаки? Умеют преодолеть твои заслоны, познать тебя инстинктивно?

Миссис Морье села поудобнее.

– Мистер Талльяферро – просто-таки гроза женщин, – уведомила она племянницу.

– Не сомневаюсь, – согласилась та. – Просто-таки гроза.

4

За мистера Талльяферро, тогда еще очень молодого, вышла довольно невзрачная девица, которую он пытался соблазнить. Однако теперь, в тридцать восемь, он уже восемь лет как вдовел. Сам он был итогом некоего вполне случайного биологического эксперимента, проведенного двумя людьми, которым, как и подавляющему большинству, вообще незачем было производить на свет детей. Семья возникла в северной Алабаме и с тех пор неспешно дрейфовала к западу, доказывая тем самым, что у человечества пока еще не угас тот человеческий порыв, который некто Хорэс Грили свел к лозунгу столь убийственно удачному, что ему самому руководствоваться им не пришлось [7]. Братья у мистера Талльяферро отличались разнообразием и достигли – в основном по случаю – всяческого социального положения, в диапазоне от безвременной отправки на небеса посредством чьей-то лошади, веревки и техасского хло́пка до кафедры классической литературы в маленьком канзасском колледже или места в законодательном собрании штата, полученного посредством чьих-то чужих голосов. Этот добрался аж до Калифорнии. Что сталось с сестрой мистера Талльяферро, так и не выяснили.

Мистера Талльяферро воспитывали, что называется, добросовестно: в годы впечатлительной юности его заставляли делать все то, против чего восставали его естественные порывы, и отказываться от всего, что могло принести ему хоть какую-то радость. Со временем природа его сдалась, что и вошло в привычку. Природа отвергла его без зазрения совести – от него как будто отворачивались даже болезнетворные микробы.

Брак погнал его на работу, как засуха гонит рыбу вниз по течению к большой воде, и дела шли неважно все те годы, что он менял одну должность на другую, один курс по переписке на другой, пока не набрался неверных, непрактичных и неглубоких сведений о всевозможнейших достойных приличного человека способах раздобыть денег, после чего неизбежно прибился к отделу женской одежды в крупном универмаге.

Здесь он почувствовал, что наконец-то нашел свое призвание (он всю жизнь лучше ладил с женщинами, чем с мужчинами), и на волне возрожденной веры в себя с комфортом вознесся к желанной должности оптового закупщика. В женской одежде он разбирался и, интересуясь женщинами, полагал, что знание хрупких интимных вещичек, для них предпочтительных, наделяет его пониманием женской психологии, какого не дано ни одному другому мужчине. Однако это оставалось лишь гипотезой, ибо он хранил верность жене, хотя она и была прикованным к постели инвалидом.

А затем, когда успех уже был у него в руках и жизнь потекла наконец-то гладко, жена умерла. Мистер Талльяферро привык к браку, искренне привязался к жене и теперь приспосабливался медленно. Впрочем, со временем он приноровился к новизне зрелой свободы. Женился он так рано, что свобода была для него неисследованной областью. Ему доставляли удовольствие тесная холостяцкая квартирка в пристойном районе, одинокая ежедневная рутина: в сумерках шагать домой пешком ради фигуры, разглядывать девичьи тела на улице и знать, что, если придет охота залучить одну из них к себе, никто, кроме самих девиц, не погрозит ему пальцем; ужины в одиночестве или в обществе досужего приятеля от литературы.

Мистер Талльяферро за сорок один день объехал Европу, где обзавелся умудренностью, россыпью сведений эстетического свойства и прелестным акцентом, и возвратился в Новый Орлеан с ощущением, что теперь он Состоялся. Тревожили его лишь редеющие волосы, беспокоило только опасение, как бы кто не узнал, что он урожденный Тарвер, а вовсе не Талльяферро.

Но вот безбрачие уже давненько его угнетало.

5

Ловко орудуя тростью, он свернул к «Бруссару» [8]. Надежда его не обманула: здесь в компании еще троих мужчин ужинал Досон Фэрчайлд, романист, похожий на добродушного моржа, едва вылезшего из постели и пока не нашедшего времени заняться своим туалетом. Мистер Талльяферро робко потоптался в дверях, где его любезно атаковал розовощекий официант, похожий на усердного гарвардского студента в актерском смокинге. В конце концов мистер Талльяферро поймал взгляд Фэрчайлда, и тот поздоровался через весь зальчик, а затем сказал своим спутникам что-то такое, отчего все трое сидя полуобернулись и посмотрели, как мистер Талльяферро надвигается. В одиночестве войти в ресторан и занять столик было для него делом мучительным, и сейчас он вздохнул с облегчением. Херувим-официант ловко развернул стул из-за соседнего стола и подпихнул мистеру Талльяферро под коленки, как раз когда тот жал руку Фэрчайлду.

– Вы вовремя, – сказал Фэрчайлд, поместив кулак с зажатой в нем вилкой на стол. – Это вот мистер Хупер. Остальных вы, кажется, знаете.

Мистер Талльяферро нагнул голову в сторону человека со стального цвета волосами и помпезным пасмурным лицом, как у директора воскресной школы перед непослушным учеником, после чего не избежал рукопожатия; затем взгляд его отметил еще двоих присутствующих – высокого, призрачного юнца, с бледным цепким ртом и увенчанного облаком светлых волос, и лысого семита с пастозным брыластым лицом и грустными насмешливыми глазами.

– Мы тут обсуждали… – начал было Фэрчайлд, однако незнакомый Хупер бестактно и ничуть не смущаясь грубо его прервал.

– Как, вы сказали, вас зовут? – спросил он, вперив взгляд в мистера Талльяферро.

Мистер Талльяферро посмотрел ему в глаза и тотчас пережил мгновенье неуюта. На вопрос он ответил, но собеседник отмахнулся:

– Ваше имя, а не фамилия. Я сегодня не уловил.

– А, Эрнест, – переполошившись, отвечал мистер Талльяферро.

– Ах да, Эрнест. Прошу меня извинить, но я в разъездах, каждый вторник новые лица… – Себя он оборвал так же бестактно и без смущения. – Что скажете о сегодняшнем собрании? – Не успел мистер Талльяферро ответить, тот снова сам себя перебил: – У вас тут замечательная организация, – сообщил он всем, взглядом понуждая их к вниманию, – и ваш город ее достоин. Все бы хорошо, если бы не ваша южная лень. Вам бы, ребята, впрыснуть каплю северной крови – вот тогда вы расцветете. Впрочем, не критикую – со мной вы обошлись неплохо.

Он сунул в рот кусок и поспешно прожевал, опередив любого, кто надеялся заговорить.

– Я рад, что мой маршрут завел меня сюда – город посмотреть, пообщаться с вами, и что один местный репортер дал мне возможность поглядеть на жизнь вашей богемы – отправил меня к мистеру Фэрчайлду, который, я так понимаю, пишет. – Он снова вперил взор в любезно изумленное лицо мистера Талльяферро. – Приятно видеть, что вы тут не бросаете труды; Его труды, я бы сказал, ибо лишь впустив Господа в нашу повседневную жизнь… – И опять уставился на мистера Талльяферро. – Как, вы сказали, вас зовут?

– Эрнест, – кротко подсказал Фэрчайлд.

– Эрнест. Люди, человек с улицы, горбом своим зарабатывающий себе на хлеб, человек, который тащит тяжкое бремя жизни, – знает ли он, за что мы выступаем, что́ можем даровать ему, даже если он не просит, – забвение тягот повседневности? Ему неведомы наши идеалы служения, он не знает, сколько добра мы приносим себе, друг другу, вам… – он перехватил ражий, насмешливый взгляд Фэрчайлда, – ему. И, кстати, – прибавил он, вновь спустившись с небес на землю, – на эту тему я по некоторым пунктам переговорю завтра с вашим секретарем. – Он снова пригвоздил мистера Талльяферро взглядом. – Что скажете о моем выступлении?