Право крови - Кнаак Ричард Аллен

Похоже, теперь жители Парты считали его домом Ульдиссиана, но Ульдиссиан собирался прожить здесь всего-навсего день-другой… и то совесть здорово мучила. Вот уедет он, и пусть домом владеют Лилия с остальными, пока не разберутся, как им жить дальше.

К несчастью, с Мендельном, кажется, нужно было разобраться незамедлительно, и Ульдиссиан поднялся с постели, поглядеть, что там стряслось.

– Не задерживайся надолго, – промурлыкала Лилия, играя голосом, снова маня к себе.

Кивнув, Ульдиссиан накинул кое-что из одежды, выступил за порог… и тут же едва не столкнулся с братом.

– Ульдиссиан! Хвала высшим силам! Я опасался самого худшего!

Тревога Мендельна оказалась весьма заразительной.

– Что там? Мироблюстители, или морлу? Или инквизиторы из Собора?

– Нет! Нет! – заверил Мендельн, оглядев Ульдиссиана с головы до пят. – Ульдиссиан, ты в порядке?

С места в карьер рассказывать о своих намерениях старший из братьев не стал. Об этом Мендельн мог узнать и потом.

– В полном. Ну, а теперь объясни, что все это значит?

– Я опасался… думал…

– Что?

Мендельн обескураженно покачал головой.

– Нет, ничего, Ульдиссиан, ничего. Просто кошмар. Дурацкий кошмарный сон, – сказал он, бросив взгляд за спину брата, где, очевидно, отчасти смог разглядеть неодетую Лилию на кровати. – Прости. Прости… Сам не пойму, что это на меня нашло.

– Ты, Мендельн, день и ночь на ногах, – поразмыслив, напомнил Ульдиссиан. – День и ночь без сна – это не дело. Ты очень помог мне в утешении сердец партанцев после убийства мастера Итона. По-моему, тебе просто нужно как следует отдохнуть.

– Может, оно и так…

В голосе брата послышались нотки неуверенности, взгляд его вновь вильнул в сторону, за спину Ульдиссиана.

– Прошу, прости за то, что тебе помешал…

Прежде, чем Ульдиссиан успел хоть слово сказать, Мендельн развернулся и поспешил к себе.

Затворив за собою двери, Ульдиссиан вернулся к Лилии и снова улегся с ней рядом. Лилия томно улыбнулась.

– Что с твоим братом? Не захворал ли?

– Просто совсем обессилел.

Нежные пальцы светловолосой девушки коснулись его груди, принялись играть с волосами.

– А ты?

– А я – ничуть, – парировал Ульдиссиан, заключая ее в объятия. – Дай-ка, покажу…

Минуло три часа. В эти часы он вновь упивался Лилией. В эти часы оба лежали бок о бок.

И вот теперь, к исходу третьего часа, Ульдиссиан как раз закончил седлать коня.

То был единственный выход из положения. Никаких раздумий. Никаких объяснений. Убедившись, что аристократка уснула, он осторожно поднялся, оделся, крадучись – такой мягкой поступью мог бы гордиться даже Ахилий – выскользнул из спальни и вышел на двор. Когда навстречу попались несколько стражников в карауле, поклявшихся служить ему, как и прежнему нанимателю, никто из них его не заметил, однако винить караульных в этом не стоило. На этот раз дар Ульдиссиана подействовал без сучка и задоринки: стоило пожелать, чтоб стражники отвернулись, так оно и случилось.

Одолеваемый угрызениями совести, Ульдиссиан без шума миновал улицы городка и, наконец, выехал за пределы Парты. Партанцы только-только начинали понимать, что с ними происходит. Ему самому обретенные способности тоже были в новинку, однако сын Диомеда знал, что разбирается в них куда лучше любого другого. Вдобавок, это ведь именно он был в ответе за их преображение. Все это значило, что он должен, обязан немедля вернуться в городок и не увиливать от ответственности.

Однако гибель ни в чем не повинных людей, разумеется, перевешивала. Быть может, бросив всех и отправившись в Кеджан в одиночку, он поступил просто ужасно, но…

Пришпорив коня, Ульдиссиан покачал головой. Позволять себе мысли о каких-либо «но» он больше не мог.

Деревья стояли вокруг, точно безмолвные часовые. Ночная тьма казалась чернее обычного. Ульдиссиан снова пришпорил коня, но конь шел вперед робко, нехотя, словно боялся кого-то, таящегося во мраке.

Дорога запетляла, огибая череду невысоких холмов. С Кеджаном Парту соединял оживленный наезженный тракт, но Ульдиссиан не желал облегчать жизнь тем, кто вздумает отправиться за ним следом. Теперь-то, кроме Ахилия, который, конечно, поймет его внезапный отъезд, Диомедова сына вряд ли кто-либо сможет выследить. Вдобавок, здесь, на дороге поплоше, наверняка никто не попадется навстречу.

Большую часть его скромного имущества составляла одежда на плечах, видавший виды, но вполне годный для дела меч и кое-какая провизия, прихваченная по пути из спальни на двор. Еще чем-либо он, за скоропалительностью отъезда, разжиться не успел. Кроме того, имелся при нем бурдючок с водой, наполненный возле конюшен. Запас невелик, однако источник где-нибудь по дороге отыщется наверняка…

Вспомнив о бурдючке с водой, Ульдиссиан вдруг почувствовал жуткую жажду, отвязал бурдючок от седла и вдоволь напился. На вкус вода оказалась чуточку солоноватой, но вполне сносной.

Когда бурдючок опустел, сын Диомеда сощурился, вглядываясь во мрак над тропой. На востоке его ожидали низинная местность, а затем и Кеджан. Не так уж далеко пролегала граница джунглей, и если ехать, никуда не сворачивая, вскоре он окажется в более теплых краях. Когда-то, в прошлом, Кир говорил, что эти теплые края начинаются так неожиданно, будто какой-то могущественный проказливый дух поделил мир надвое по собственной прихоти, не подумавши.

«Сегодня, – рассказывал отец Серентии, – едешь ты, кутаясь в добротную меховую шубу, чтоб уберечься от снега… а назавтра не можешь продохнуть от адской жары, да на каждом шагу отмахиваешься от москитов с доброго воробья величиной!»

Ульдиссиан его россказням не слишком-то доверял, однако, судя по кое-кому из торговцев, заворачивавших в Серам, на востоке вправду было чему подивиться. К примеру, встречались порой среди них люди смуглые, узкоглазые, и, видимо, чем дальше в джунгли, тем больше их, таких, там проживает. Ходили слухи, будто на свете существуют люди еще темнее, черные, как уголь, и даже люди с кожей золотистого цвета.

Поговаривали, что в кланах магов этаких людей из чужих народов полным-полно, а уж Кеджан – вовсе огромный котел, где все расы смешиваются воедино. Взять хоть ту же Лилию: мастер Итон даже сумел догадаться, откуда родом ее семья!

От одной мысли о том, что он, простой крестьянин, едет в огромный город один, Ульдиссиану сделалось очень не по себе. Будь рядом с ним хоть аристократка, куда лучше знающая Кеджан… но нет: если стрясется беда, пусть она лучше окажется где-нибудь подальше. Подвергать опасности Лилию Диомедову сыну хотелось меньше всего на свете. Страх, как бы ее не постигло что-либо ужасное, и послужил самой веской причиной его внезапного бегства.

Перед глазами, заслоняя собой все вокруг, возникло ее лицо. Возможно, когда-нибудь им удастся воссоединиться, но не раньше, чем Ульдиссиан убедится, что встреча их не завершится несчастьем. Как бы там ни было, Лилия останется с ним навсегда – пусть только в памяти да в сердце…

– Ульдиссиан, – внезапно окликнули его сзади. – Ульдиссиан, любовь моя…

Выронив бурдючок, Ульдиссиан, как ужаленный, развернулся в седле и не поверил собственным глазам. Да, то была Лилия, собственной персоной, полностью одетая, верхом на огромном скакуне вороной масти… а ведь на конюшнях такого, помнится, не имелось.

– Лилия?! Что ты здесь делаешь?

От одной ее улыбки решимость Ульдиссиана начала таять, как снег на солнце.

– Сам видишь: следую за тобой.

– Ты должна была в Парте остаться, – собрав волю в кулак, возразил он. – Я ведь оставил тебя со всеми прочими ради твоего же блага…

Тронув коленями бока огромного жеребца, Лилия подъехала ближе.

– Ты можешь бросить всех остальных, Ульдиссиан, но от меня не уйдешь ни за что. Вместе с тобой я все это начала, вместе с тобой и закончу.

Тронутому такой преданностью, ему захотелось обнять ее, но о злодеяниях Малика он отнюдь не забыл. Рядом с ним Лилия навеки останется желанной добычей для людей вроде верховного жреца… или, хуже того, для их хозяев. Как бы Ульдиссиана ни влекло к ней, с Лилией нужно расстаться.