Последняя перспектива казалась мне крайне сомнительной. Если смотреть по цифрам, то общая армия у меня и шаддинцев выходила весомой, но кто пойдет за предателем?
— Отринь этих негодяев, — обратился ко мне Ксерион, явно ожидая ответа.
Мог ли бы я сейчас обмануть его? Солгать, что готов ударить Сандиса в спину? Да, но это не имело бы большого смысла. Ксерион не глуп. Он не станет слишком подставляться, поверив мне на слово.
Имеет ли смысл врать ему, чтобы удержать его войско от отступления? Тоже нет. Значительная часть его армии уже на нашем берегу. Если он попытается переправиться обратно, мы нанесём удар. Да и не станет Ксерион отступать. Слишком он уверен в своей победе и сам хочет сражения.
Сандис назвал его горделивым царьком. Отчасти подобная характеристика верна. Будь Ксерион хладнокровен как Тайкано, он вообще не стал бы переправляться на наш берег. Тогда победа шаддинцам была бы практически гарантирована. Мы, сожрав все ресурсы, выделенные на снабжение, были бы вынуждены отступить, неся небоевые потери. Далее Сенат очень нехорошо воспринял бы подобное нетриумфальное возвращение. По сути это было нашим политическим и экономическим поражением.
Однако Ксерион хотел именно разгромить нас. Политико-экономическая победа без сражения плохо укладывается в рамки легенды о великом царе. Это подпортило бы его имидж в глазах шаддинцев, но главным образом в его собственных глазах. Ксерион уже сотворил, казалось, невозможные вещи. Получил от солнечного жречества сверхъестественные силы, изгнал Империю, столетиями державшую Шадд на привязи, выиграл организованный магами турнир, посадив на трон Сулима лояльного кандидата.
Все эти подвиги не могли не сказаться на самооценке Царя царей. Его соотечественники видели в нём героя. И он хотел оправдывать эти ожидания. Сандис прекрасно понимал всё вышеперечисленное. Ещё с их первого столкновения в Шадде Иворна создавал себе в глазах Ксериона образ бесчестного, злобного, некомпетентного выскочки. Всего самого худшего, что шаддинцы видят в имперцах.
Отчасти Иворна, действительно, был таким, однако компетентностью обладал. Оскорблениями, подначками и демонстрацией ложной слабости, Сандис укрепил веру Ксериона в грядущую победу. Царь царей не отступит, чтобы бы я сейчас не сказал. Поэтому врать особого смысла нет.
— Сандис мне отвратителен, но я не нарушу клятв, данных Империи Рега и её народу.
Ксерион посмотрел на меня снисходительно и даже с некоторым сочувствием.
— Это достойно уважения, — кивнул он. — Трёх человек течение судьбы вынесло на самый верх имперского болота и лишь у тебя есть подобие чести.
Ну тут можно было бы поспорить. Карр тоже имел представления о чести, просто его честь не распространялась на варваров.
— Благодарю, — сухо ответил я. — Если на этом все, то мне пора.
— Встретимся ещё, Михаир. Не сегодня, так завтра, — произнес царь и это прозвучало как угроза.
Совет завершился. Разговор с Ксерионом произвел на меня странное впечатление. Значит шаддинский царь догадывается, что Сандис его провоцирует, но считает, что Иворна сам себя переиграл…
Ладно. О главном нашем козыре он явно знать не может. Я собирался поговорить с Ксигоном. Его временная оболочка находилась в небольшом подземном убежище недалеко от нашего лагеря. В качестве посредника направил к нему одного из цестинских наемников. Вряд ли воин поймёт кто перед ним на самом деле. Воспримет Ксигона как просто очередного колдуна, помогающего армии.
Пока мой посыльный добирался, конные отряды Октана подошли к переправе. Шаддинцы уже перекинули на наш берег около шести тысяч человек. Лучшие всадники, фидаины, тяжелая пехота Сейда в бронзовой броне, полсотни полевых орудий. А на том берегу тянулись многотысячные колонны наступающих войск. Зрелище захватывающее и одновременно пугающее. Восток пришёл по наши души.
Октан повел с собой примерно семь тысяч конных, включая сэйфских союзников и части кавалерии из разных легионов. Теоретически они могли бы попытаться опрокинуть шаддинцев реку, но это было бы слишком рискованно. Выполняя мои инструкции, Октан лишь маневрировал, как бы поджимая вражеский плацдарм и не давая армии Ксериона переправиться слишком быстро.
Иногда с обеих сторон летели стрелы, однако обходилось практически без потерь.
В это время мой посыльный достиг Ксигона. Жрец находился вне своего убежища. Он стоял на пологом холме, центр которого занимал древний плоский камень со следами уничтоженной резьбы. По обеим сторонам от Ксигона в коленопреклоненных позах сидели две керы — крылатые девы-мучительницы.
Цестинец спешился, чуть не упав с лошади. Его животное отказывалось слишком приближаться к холму, встав на дыбы как перед препятствием. Жрец медленно повернулся, смеряя моего посланца презрительным взглядом.
— Место для боя подходящее, — заявил жрец, указывая на камень. — Здесь проливали кровь глупые шаманы, но они подготовили почву для моего искусства. Не волнуйся, пастух стада людского. Твой приспешник не знает языка, на котором я говорю.
«Что вы собираетесь делать?» — спросил я.
— Добыть вам победу.
«А можно как-нибудь поконкретнее? Например, вы способны снести переправу, которую сейчас использует враг».
Ксигон несколько мгновений размышлял. Затем жрец неожиданно рассмеялся. Невероятное презрение чувствовалось в голосе Ксигона. Его мрачное веселье стихло также неожиданно как и вспыхнуло.
— Начинайте битву, — повелел он. — Когда кровавая чаша земли наполнится, я опрокину её, и красная волна смоет ваших врагов. Великие твердыни Шадда падут, а плач достигнет самых небес. Так говорит тебе Ксигон Тарамах, архонт Канртега. А теперь оставь меня, стратег. Отошли своего слугу прочь, ибо людям более не место подле меня. Наступает пора творить таинство.
Ну вот и поговорили.
Однако, когда я уже хотел охренеть и всерьёз задуматься над предложением Ксериона, жрец неожиданно выдал нечто адекватное.
— Добавь вот эту в свое войско, — произнёс он, указывая на одну из крылатых дев. — Через неё теперь будем говорить.
Я добавил себе ещё одно чудовище. Правда сомневаюсь, что кера будет подчиняться моим приказам. Эти твари, кажется, верны только Ксигону. Разве что я на ней силу меча использую.
Так, с Ксигоном разобрались, Октан пока держит Шаддинцев в напряжении, пора уделить внимание своим войскам.
«Ко мне обращался Ксерион», — сообщила Орина.
«Вербовал?»
«Нет. Похвалил за… ситуацию с Сандисом. Выразил сожаление, что Иворна остался жив».
Мне вспомнились слова Ксериона по поводу «священных реликвий». Что если это не блеф? Сандис был готов уничтожить меня в Бер-Шадде. Использовал для этого опасный артефакт, находящийся на орбите планеты. Поэтому не удивлюсь, что сам Иворна или некто другой из имперцев помог шаддинскому восстанию на начальном этапе.
