Язва «униатства» сохранялась и поддерживалась в западных землях с помощью католического золота, воспитывая тысячи отступников от русского народа и Православия. Именно используя «униатство», части русского народа, жившего в западных землях, удалось внушить, что он не русский, а какой-то особый, украинский народ. По своей сути «униатство» было создано западными католиками как антирусская организация. Недаром в годы Великой Отечественной войны оно вошло в тесное сотрудничество с гитлеровским режимом и благословляло массовые убийства русских людей.
Другая струя вредоносного влияния иудизированного католичества шла в Россию из Греции. С потерей государственной самостоятельности многие образованные греки, на которых в России по традиции смотрели как на светочей веры, становятся зависимы от ценностей, складывавшихся в то время на Западе, ибо свое образование и многие культурные навыки они получали именно там. «Греческие учителя, — пишет Г. Флоровский, — обычно приходили с Запада, где учились сами, в Венеции или Падуе, или даже в Риме, или в Женеве, или в Виттенберге, и приносили оттуда не столько византийские воспоминания, но чаще западные новшества. В XVI веке это бывали обычно протестантские симпатии, позже, напротив, прикрытый латинизм.
Внешне католицизм ни на йоту не ущемил формальной, канонической стороны Западнорусской Церкви. Все обряды и каноническая независимость были сохранены, а главный удар католицизма пришелся на духовно-нравственную сферу русского народа, поразив его мировоззрение и язык. Католики были готовы закрывать глаза на религиозно-догматическое расхождение, но за это требовали власти над русским народом. Католики стремились поработить душу народа, что им из-за предательства правящего класса в значительной степени и удалось.
«Внутренняя свобода и независимость были потеряны, и было утрачено и само мерило для самопроверки... Восточные связи были прерваны. Утверждается чуждая и искусственная, неорганическая традиция, и она как бы перечеркивает творческие пути... На опустевшем месте строится латинская и латинствующая школа, и латинизации подвергаются не только обряд и язык, но и богословие, и мировоззрение, и сама религиозная психология, латинизируется самая душа народа» (Г. Флоровский).
Латинизация народного сознания в западных землях имела трагические последствия не только для западнорусского народа. После возвращения западных земель в состав России эта латинизация начинает проникать и в центральные области страны, отравляя национальное сознание правящего класса, хотя практически не затрагивает сознания широких народных масс.
Сочинения Петра Могилы, Мелетия Смотрицкого, а позднее Симеона Полоцкого получают признание среди некоторых представителей образованного слоя в сердце России. Созданная в Москве Славяно-греко-латинская академия повторяла учебные программы, разработанные в Киево-Могилянской коллегии, строившейся по образу католических духовных учреждений, да и преподаватели в Московской академии в значительной части были из западных земель.
Западное влияние затрагивает даже таких выдающихся деятелей Церкви, как Святитель Димитрий Ростовский (1651-1709) и Стефан Яворский (1658-1722).
Главный труд Святителя Димитрия Ростовского «Жития Святых» составлен преимущественно по западным источникам, и в основу его положены латинский сборник Л. Сурия, а также труды кардинала Барония и П. Скарги. Западнический характер носили и его проповеди.
Ректор Киевской духовной академии С. Яворский учился у иезуитов, принял римское послушание и лишь позднее вернулся в Православие. Его книга «Камень веры» — компиляция из многих латинских книг.
Так называемое украинское барокко, часто связываемое с именем предателя Мазепы, несло в себе нерусскую, западническую струю, которая оказала разрушительное влияние на Русскую цивилизацию. Даже в западных землях оно было бесплодно, так как имело заимствованный, нетворческий характер.
Как отмечал Г. Флоровский, <сложилась школьная традиция, возникла школа, но не создалось духовного творческого движения. Сложилась подражательная и провинциальная схоластика, именно «школьное богословие». Это обозначало некую новую ступень религиозно-культурного сознания. Но в то же время богословие было сорвано с его живых корней. Возникло болезненное и опасное раздвоение между опытом и мыслью. Кругозор киевских эрудитов был достаточно широк, связь с Европой была очень оживленной, и до Киева легко доходили вести о новых движениях и исканиях на Западе. И, однако, была некая обреченность во всем этом движении. Это была псевдоморфоза религиозного сознания, псевдоморфоза православной мысли>. [239]
Русская икона, столетиями воплощавшая высшие духовные начала русской жизни, ее цельность и стремление к добру, теряет многие из этих качеств. Мощные глубокие образы Бога и Святых заменяются их описательными изображениями, в которых видишь не Бога или подвижника, а портрет человека-современника! Духовный образ вытесняется рисунком с подробностями. Русская икона, тревожившая духовные начала человека, шедшая к его сердцу через духовные представления о Боге, сейчас ищет этот путь через чувственно-плотские представления о Нем. Бог и Святые на иконах становятся похожими на нарядных бояр или даже немцев, картины мироздания или подвижнической жизни Святых теряют обобщенность и начинают походить на бытовые рисунки.
Вырождение русской иконы — результат разрушения духовных начал Русской цивилизации. Меняется все: и духовные представления, и средства их художественного выражения, хотя я не стал бы рассматривать вырождение русской иконы как абсолютный процесс. На самом деле ему противостояло многое, и даже в образах новой иконописи так или иначе сохранялись элементы прежних представлений.
Власть Церкви в России была духовно-нравственной, отчасти экономической, но почти никогда — политической. До конца XVI века Россия не имела своих патриархов, а Русская Церковь управлялась митрополитами, поставленными Константинопольским патриархом, чаще всего по рекомендации Царя. Эти митрополиты пользовались огромным уважением, но политической власти и влияния на государственные дела не имели. То же было и с введением в России патриаршества (просуществовавшего тогда не более 100 лет). Исключение, может быть, составляли патриарх Филарет, отец Царя Михаила Федоровича, и патриарх Никон, возжелавший политической власти; чем все это закончилось — известно. В России сложилась традиция, что по всем важнейшим вопросам руководители Церкви принимали точку зрения Царя. Царь — Помазанник Божий, его разумом и устами говорит Сам Бог. В лице Царя олицетворялось Русское Православное Государство, значение которого было абсолютно в сознании русских людей.
Царь, Церковь, Государство — неразрывные понятия, и ни у кого из русских людей не могло возникнуть мысли рассматривать их в отдельности. Царь — воля, Церковь — дух, государство — тело, и все это вместе — Православное Государство. Неразрывность этих понятий придавала устойчивость и стабильность могучему организму России, но повреждение одного из этих составляющих вело к глубокому кризису всей целостности, и это хорошо понимали враги России. С ненависти «к царю и попу» (революционный лексикон) начинались все попытки разрушения Российской державы.
Существует мнение, что Царь Петр I своей церковной реформой ввел в Русскую Церковь протестантские элементы, произвел раскол между властью и Церковью (Г. Флоровский). Это чисто формальный и поверхностный взгляд. Напротив, Царь Петр довел до логического завершения целостность «Царь, Церковь, Государство», изъяв из нее все возможности противоречий. Что бы ни говорили о Петре, но он мыслил национально, заботился об интересах Русского государства и если и проводил реформу Церкви, то на основе сложившихся традиций. Введением нового «Духовного Регламента», упразднением патриаршества Петр юридически узаконил уже реально существовавшее положение дел, ведущую роль православного Царя — хранителя государства в церковной жизни. Возвеличивание царской власти, главенство Царя в духовной, церковной жизни не изобретение Петра, а факт национальной жизни, существовавшей задолго до него. Петр придал этому факту юридическую определенность.
