Княжич Юра V (СИ) - Француз Михаил

«Боевое» — это то, когда уплотнённая вода не прячется под слоем одежды, как обычно, а покрывает всё моё тело, включая голову и лицо целиком.

И «волевой покров». С тем ещё проще: он же не просто так «волевой» — название отражает его суть. А суть эта — воля. И, значит, стоило мне напрячься в ожидании неизбежного удара, как и «покров» усилился. Многократно усилился.

В результате… плотность моего «кокона», моей «оболочки», оказалась выше, чем плотность обрушившейся на меня породы. Да — её были неисчислимые тонны. Да — была кинетическая энергия удара. Но… «оболочка» выдержала. И просто «влипла», «впечаталась» в породу, как орех впечатывается в массу теста, которым по нему хлопнули… какой бы огромной эта масса не была, она равномерно распределилась по поверхности, в которую ударилась. Энергия удара ушла в поверхность и рассеялась: частично на деформацию и разрушение самой горы, частично на деформацию поверхности, частично на нагревание места соприкосновения.

Я упал, но не умер. Я оказался погребён, но не раздавлен. Вот только… лучше бы умер. По крайней мере, это было бы быстро и без мучений. А так: я теперь лежу в полной, совершенной темноте. Один. Придавленный так, что не способен пошевелить даже пальцем. Не способен нормально дышать. Не способен встать…

Да, даже, если бы и мог — что дальше? Ведь это же была ЦЕЛАЯ ГОРА!!! Вокруг, надо мной, подо мной — километры камня!!! Его не поднять, не сломать, не раскопать…

Только лежать. И медленно сходить с ума от всего этого… Лежать и мечтать о смерти…

Глава 31

— Так и не вмешаешься? — спросил высокий светловолосый мужчина с короткой «военной» стрижкой, ухоженной «северной» бородой и глазами, голубыми настолько, что они казались крутым киношным спецэффектом, но никак не настоящими глазами живого реального человека.

Одет он был в тёмные штаны, тёмно-зелёную футболку без принта и подбитую белым овечьим мехом куртку. На ногах его были кожаные полуботинки, а возле бедра со специальной перевязи свисал прямой «северный» меч в простых видавших виды кожаных ножнах.

Стоял мужчина на краю небольшого горного плато, с которого открывался совершенно сюрреалистично-потрясающий вид на гору… какой-то невероятной силой опрокинутую набок. Словно, детская игрушка-пирамидка или конус, которую, вместо того чтобы позволить спокойно стоять на основании вершинкой вверх, к небу, свалили на одну из граней, и теперь её подошва торчит вверх, открытая удивлённым взглядам наблюдателей. Только размер у этой пирамидки совсем не детский. Или же «ребёнок», сотворивший с горой такое, должен был быть просто исполином. В любом случае, смотрелось это совершенно противоестественно и дико, ведь в природе нет, не бывает и не может быть процессов, которые смогли бы сотворить такое: не умеют горы падать! Не умеют опрокидываться… оставаясь целыми.

— Нет, — легко и равнодушно ответила блондину на этот вопрос женщина, сидевшая на капоте красной дорогущей спортивной машины в нескольких метрах позади него и подравнивающая пилкой ноготок. Высокая, почти-что неприлично, красивая женщина, одетая в тёмный брючный костюм и тёплую кожаную куртку, тоже подбитую мехом. А что вы хотели — горы, в горах прохладно даже самым жарким летом не то, что поздней весной, как сейчас. Женщина же была стройна, ухожена, держалась уверенно, расслаблено и даже вольготно, словно, происходящее её никак не напрягало и не касалось.

При этом, никакого оружия у неё при себе не имелось. Ни на поясе, ни в каких-либо «скрытых» кобурах или креплениях. Не считать же оружием ту самую пилочку, которой она лениво подправляла свой ноготок? — Я учитель ему, а не нянька.

— Видимо, мы с тобой очень по-разному понимаем долг и задачу Учителя, Катья, — хмыкнул другой мужчина, который расположился в раскладном «дачном» или «кемпинговом» кресле на том же плато на несколько метров левее от здоровяка-блондина и самоуверенной красотки, сидящей на капоте машины. Мужчина с выраженными азиатскими чертами лица и мечом «Дзянь» в ножнах, прислонённым к подлокотнику кресла.

— И это исключительно твои собственные проблемы, Ли, — хмыкнула женщина. — И прекрати уже коверкать моё имя — раздражает.

— Продолжаем, — прервал грозившую начаться пикировку ещё один мужчина: не высокого роста, но коренастый и широкоплечий, черноволосый, бровастый, хмурый и бородатый, стоявший правее высокого голубоглазого блондина, сложив руки на навершии рукояти своего меча, не извлечённого из ножен и упёртого острым концом в землю. Меч был двуручным, тяжёлым, длинным и широким. Настолько длинным, что сложенные на его навершии руки коренастого покоились прямо под его подбородком, который он на них опустил сверху, слегка примяв свою колючую чёрную бороду. Притом, что мужчина не сутулился и не наклонял голову. — Не отвлекайтесь! Дело ещё не закончено.

— Не душни, Душан, — лениво бросил тот, кого назвали Ли. — Но, всё ж, Катья, — намеренно продолжил коверкать имя женщины он. — Если помогать ты ему не собираешься, то, может, поможешь нам?

— Ещё чего, — фыркнула она. — Я — девушка! Существо нежное. Я создана для любви, а не для работы!.. — после чего добавила уже нормальным тоном. — Сами справляйтесь. Зря, что ли, вы аж впятером на одного несчастного Витязя навалились? Да ещё и исподтишка, из засады.

— Парень доказал, что к нему нельзя относиться несерьёзно, — прозвучал глубокий мужской голос сзади. Оттуда, где на возвышающемся камне, в неестественно ярких лучах солнца, прямо на этом камне, сидел ещё один представитель «сильного пола». Высокий, внушительный, одетый в жёлтый, отливающий золотом деловой костюм и с непонятного вида замысловатой золотой то ли короной, то ли тиарой на голове.

Ещё один мужчина, что стоял рядом с камнем и хмурился, промолчал и только сильнее поджал губы, глядя в сторону опрокинутой горы. Этот был одет, как классический испанский Гранд и вооружён рапирой с затейливой гардой-рукоятью, в завитушках и изгибах которой угадывалась скрытая до времени дага, парная ей.

— Вот и трудитесь, мальчики, — ухмыльнулась женщина. — А я посмотрю. Полюбуюсь работой «Великих».

— Почему Долгорукий не здесь? Или Борятинский? — хмуро спросил черноволосый «гном». — Мы одни, что ли, должны работать⁈

— А хо-хо тебе не хе-хе, Душан? — хмыкнула та, которую азиат называл «Катья». — Отец тебе сам должен родного сына закапывать? Или тесть?

— Но решение…

— Скажи спасибо, что Пётр хотя бы в сторону отойти согласился и не мешать, — бросил светловолосый, не поворачиваясь. — А то сейчас бы не ты на него, а он на тебя гору переворачивал.

— Нет, ну а что? — не сдался черноволосый. — Ему же двух младших сыновей оставили? Оставили — мог бы и поработать в благодарность…

— Хорош болтать, дави давай! — недовольно проговорил азиат со своего раскладного кресла.

— Давлю-давлю, — проворчал «гном». — Сам тоже дави! А то разлёгся тут, раскомандывался…

И, словно только и дожидалась этих слов, та самая гора с глухим, противным, пробирающим до костей скрипом-гулом, начала… проваливаться, складываться внутрь себя, как складывается алюминиевая банка в атмосфере, из которой начали выкачивать воздух. Уплотняться, спрессовываться… давить. Зрелище было пугающее.

Правда, на людей, собравшихся на этом плато, оно не произвело никакого впечатления.

— Как он там? Не выполз ещё? — поинтересовался блондин.

— Откуда мне знать? — поморщился Ли. — Он, по-твоему, единственное крупное живое существо на этой горе… был? Это ж ГОРА! Сам бы попробовал в грозовом фронте отдельный маленький воздушный шарик найти и почувствовать.

— Да куда он денется? — хмыкнул Душан. — У меня и мышь не проскочит!

— Мышь… а вода? — уточнил блондин.

— Не волнуйся, мы помним, — успокоил его азиат. — Ни ручей, ни лёд, ни даже отдельные капли и пар не пройдут через толщу прессованной, уплотнённой породы. Не просочится. Не успеет.

— Внимательнее будьте: пацан умеет удивлять, — не остался доволен таким ответом блондин. — Увеличьте площадь воздействия.