Наперегонки с ветром. Идеальный шторм (СИ) - Виннер Лера

– Где Эмери? – на попытку заговорить потрескавшаяся кожа отозвалась болью.

Или это просто давали себя знать его вечерние укусы.

Кайл застыл, а потом огляделся по сторонам так, словно только теперь сообразил.

С того момента, как я облегчила нам задачу, позволив книге прикончить Джеральдину, ни один из нас ее не слушал.

Мы оба были уверены, что она выберется.

Она сама сказала это, предлагая поступить именно так:

«Заткнитесь и не лезьте, разберусь без вас».

И всё же я её не чувствовала.

Зелёное пламя продолжало бушевать, пламя плавило одержимый кинжал, чтобы земля могла впитать и надёжно запечатать ставший жидким метал.

Даже на некотором расстоянии от него было так жарко, что пот ручьями стекал по шее, и свет начинал становиться ослепительным, но Эмери мы увидели одновременно.

Раскрытая книга лежала на земле страницами вниз, под завернувщейся юбкой мёртвой Джеральдина.

Она была там, в своей физической оболочке, но молчала, хотя не могла не понимать, что от огня её отделяет в лучшем случае минута.

Та минута, за которую её не станет.

Это не был обычный костёр, разведённый мальчишками, тот, который она, пусть и с трудом, но смогла пережить. Это пламя действительно уничтожало, и за ним для неё не было ни небытия, ни вечности, ни надежды однажды вернуться. Только конец.

И она не пыталась спастись.

Не хотела вынуждать Кайла делать это.

Не хотела остаться без него и брошенной им.

Я скинула куртку, чтобы не зацепиться порванной подкладкой, и бросилась вперёд.

Контролировать огонь мне было некогда, пришлось оставить это Кайлу, хотя я и знала, что ему придётся непросто.

Костёр уже жил своей жизнью, ревел и стенал, метался на ветру.

Я упала на одно колено, не решаясь опускаться на землю полностью, и всё равно обожглась. Огонь не успел в меня вцепиться, но опалил жаром, и я выругалась сквозь зубы, хватаясь за уголок кожаного переплёта.

Эмери зашипела досадливо и зло. Она успела приготовиться к единственно возможному исходу, а я так бесцеремонно вторглась её планы.

– Заткнись, сука бешеная, – воспользовавшись прекрасным поводом, я сорвала раздражение на ней.

Жар и рокот пламени продолжали нарастать. Кайл не давал ему прикоснуться к нам, но даже его власть была не безгранична.

Пригнувшись и прижав книгу к животу, я побежала обратно, а тварь, которая осталась погибать, издала за моей спиной последний мучительный рёв.

Глава 22

Проводить бывшего мэра Готтингса в последний путь, казалось, пришёл весь город. Огромная толпа, которой на старом кладбище не хватило места, собралась на дороге.

Кто-то шептался, кто-то тихо плакал, но слезы эти скорее были следствием испуга и простого человеческого сочувствия к Самуэлю.

Все жители Фьельдена так или иначе знали о том, что Райан не слишком любил старшего сына, но потерять в одночасье всю семью любому было бы тяжело.

Сам Сэм стоял над раскрытой могилой и смотрели только в неё, прямой и молчаливый.

Бледная Женевьева стояла рядом с ним.

Она ничего не помнила о позапрошлой ночи. Её память обрывалась в тот момент, когда я бросила в Джеральдину книгой, и на вопрос Самуэля о том, стоил ли помочь ей вспомнить, Кайл ответил коротким отрицательным кивком.

Присутствовать на этих похоронах нам всё же пришлось. В какой-то мере, потому что не явиться было бы неприлично. В гораздо большей степени, – потому что Сэм об этом попросил.

Он видел всё, что случилось на той поляне, и минуты, в которые сгорела его жена, отпечатались не только в его душе, но и на лице.

Нет, он не поседел от ужаса и не стал жёстче от пережитого отчаяния, но что-то в нём переменилось.

Как могло измениться лишь в том, кто окончательно понял и осознал, какая власть ему дарована.

Ответственность, сила, обязательства.

Постепенно познавая себя, он с момента своего рождения всей душой любил Фьельден, был частью его.

Но теперь что-то стало между ними по-другому.

Город доверился ему настолько, что пропустили в святая святых, показал свою оборотную сторону.

Обгоревшие останки казначея и его вдовой дочери закопали так же, как в той далёкой деревне похоронили Агнис – суетливо, с суеверным страхом зарыли где пришлось.

Люди не знали, что случилось, но чувствовали кожей – ничего хорошего, ведь ни голову Миголя, ни её остатков так и не нашли.

Лес принял от Кайла кровавую жертву, пусть и обещанную не им. Взял её и переродился, умывшись этой кровью.

Даже теперь, когда Тёмное время наступило и зима стояла у порога, он не казался страшным.

Словно та ласковая улыбка, с которой Женевьева пожертвовала собой, спасая его от огня, до сих пор блуждала между деревьями.

Как будто он запомнил её и пытался воспроизвести на свой лад.

И всё же застывшая над кладбищем тишина, почти противоестественная для такой церемонии, не была его работой.

Чтобы скоротать время я прощупывала толпу и находила, что в действительности о Райане Готтингсе и его безвременно почивших родственниках скорбели не многие.

Кто-то пришёл поглазеть на историческое для города событие.

Другие хотели лично удостовериться в том, что всё закончилось. Не будет больше ни грабительских поборов, ни взяток, которые нужно было давать за всё то, что власти обязаны делать и так.

Сам Фьельден остался для них прежним. Погасшие фонари и свечи люди с готовностью списали на непогоду, а изуродованные трупы в горах – на несчастный случай, разведённый по глупости и разбросанный ветром костёр.

Они не знали о том, что Райан попытался стереть их город с лица земли.

Не имели представления о планах, которые строил на этим руины Гарри Миголь. Восстановить то, что можно, накормить тех, кого удастся спасти, – и он стал бы новым отцом-основателем, его потомки, рождённые Джеральдиной от кого угодно, стали бы править этими землями.

Инстинктивно растирая обожженное в ту ночь, но зажившее ещё до наступления рассвета предплечье, я думала о том, что они оба были смехотворны. И Готтингс, и его казначей.

А впрочем, настоящее зло никогда и не выглядит устрашающим.

Когда всё закончилось, мы с Кайлом вместе заглянули к мадам Мод, чтобы выпить кофе.

Наш корабль отплывал на рассвете, каюта и места для трёх лошадей были оплачены, а основную часть вещей мы отправили в порт еще вчера. При нас оставались только кони и седельные сумки, и ни я, ни Кайл не хотели ни с кем прощаться.

Слишком бессмысленными были такие сцены, слишком много времени забирали.

– Как насчёт пива? Или вина? За упокой заблудшей души, – вдова быстро и озорно подмигнула нам.

Так бы мимолетно и понимающе улыбнувшись ей в ответ, Кайл согласился на вино.

Первое потрясение ещё не прошло, и будущее не стало очевидным, но город уже начинал праздновать. Напуганные и смущенные своей радостью, которая неизменно порицалась Церковью и обществом, люди соединяли свои кружки и бокалы украдкой. Кое-кому хватало приличия и изобретательности делать вид, что пьют они за здоровье Сэма Готтингса.

Как и полагалось хорошему Хозяину, он остался ни при чем, никоим образом не был связан с событиями той долгой и мрачной ночи. И тем не менее, все от мала до велика знали, что без него не обошлось.

Фьельден праздновал своё освобождение, конец незримой войны, которая велась за него.

На обратном пути к дому на глаза мне попалась старуха Мюррей. Она стояла на пороге своего дома, тяжело оперевшись о дверной косяк и смотрела перед собой отсутствующими взглядом.

Кайл глубоко и учтиво поклонился ей. В ответ старая ведьма презрительно фыркнула и скрылась внутри.

Она всё ещё не терпела возможных конкурентов.

Последнее оставшееся у нас дело было намечено на вечер. На тот час, когда люди устанут и начнут успокаиваться, мирно съедят свой ужин, и после всех переживаний их непреодолимо поклонит в сон.