Наш новый учитель – Дракон (СИ) - Корсарова Варвара

– Нет, Эмма, Адриана меня не интересует. А вот ты – очень даже.

– Вот как? Интересую? Только как ученица? Как материал для хорошего боевого мага?

Магистр шагнул ближе. Немного наклонился, пристально уставился на меня сверху вниз.

– Нет, Эмма. Ты интересуешь меня не только как ученица. Думаю, ты об этом уже догадываешься, верно?

Меня как огнем опалило с ног до головы.

Догадывалась ли я? Конечно. И теперь получила подтверждение своей догадке.

Мы стояли так близко, что я чувствовала каждый его вздох, каждое естественное движение его мышц – и мое тело отвечало на них. Горло пересохло, щеки горели, в животе подрагивало.

Кайрен ждал моего ответа. А я смотрела на него и думала, как легко преодолеть последние дюймы между нами, встать на цыпочки, потянуться к нему, подставить губы для поцелуя.

Или поцеловать первой.

Но не двинулась с места и ничего не сказала. Госпожа Бонтон учила нас, как вести себя, когда мужчина признается тебе в романтическом влечении.

Воспитанная девица благородных кровей остается невозмутимой, никак не проявляет своих чувств. Она не показывает радости, если признание ей льстит, и не показывает отвращения, если мужчина ей противен. Ведет себя сдержанно и благожелательно. Конечно, если мужчина не преступает границу. Если же преступит, нужно твердо его осадить.

Советы старушки Бонтон никуда не годились. Вряд ли я смогла бы им последовать, вздумай магистр Шторм... дать себе волю.

Но вот беда: воли он себе не давал, и ничего не добавил к сказанному. А сказано было не так уж много. Не было ни страстных излияний, ни ласковых слов.

Он оставался спокойным, лишь его дыхание чуточку участилось. Но его взгляд был красноречив: не первый раз Кайрен смотрел на меня вот так, с откровенным желанием!

Совершенно непонятно, что я должна теперь сделать или сказать.

Поэтому лишь прерывисто вздохнула, заставила себя отвернуться, чтобы не показать растерянности, подошла к краю берега. Ботинок увяз в сырой глине, пальцам ноги стало мокро и холодно. Что немного помогло прийти в себя.

– Кажется, озеро глубокое, – сообщила я глупым голосом. – Интересно, тут можно купаться?

Мне хотелось дать себе затрещину. Избежать ответа, уйти от непонятной ситуации – это так жеманно, по-девчоночьи! Теперь Кайрен точно во мне разочаруется.

– Да, можно, – ответил он любезно. – Сейчас, конечно, не стоит – вода уже холодная, у нас с собой нет ни сменной одежды, ни полотенец. Ты умеешь плавать, Эмма?

Я помотала головой, завороженная образом: вот Кайрен стягивает сюртук, развязывает шейный платок, расстегивает и снимает рубашку... и я вижу его... нагим. У него развитая, атлетичная фигура. Ох…

От стыда за такие мысли я даже зажмурилась.

– А воды ты не боишься? – он подошел ко мне и встал плечо к плечу.

– Думаю, нет. Не проверяла. Никогда не купалась в открытых водоемах.

– Хотела бы попробовать?

– Да! – ответ вырвался словно сам по себе.

– Тогда летом нам нужно выбраться в залив и попробовать, – в голосе Кайрена не было ни тени насмешки или игривости. Просто утверждение – описание фрагмента будущего, которое обязательно состоится.

Я повернулась к нему.

– Если бы я и боялась воды, то сумела бы побороть свой страх. Теперь я знаю как. Вы меня научили. Ни огонь, ни острые лезвия меня больше не пугают.

– Это твоя заслуга, Эмма. То, что выделяет тебя из остальных и показывает твой талант к боевой магии. Ты умеешь управляться с собственным Хаосом. Не изгонять его в дальние уголки сознания, не подавлять. Ты признаешь, что он есть, что он часть тебя, учишься жить с ним, делаешь его своим другом. Твои страхи – это и есть проявление Хаоса.

– А как проявляется Хаос в вас, магистр Шторм? Чего вы боитесь?

Он отвернулся.

– Я уже говорил тебе, Эмма. Боюсь подвести тех, кто от меня зависит. Не суметь их защитить. Как случилось тогда, во время последнего моего сражения. Я знаю, что не всесилен и не все в моей власти. Поэтому хочу, чтобы те, кто мне дорог, и сами могли справиться с опасностью. Не жили, полагаясь за защиту других, часто равнодушных к ним людей. Ведь порой они, чтобы обеспечить свое спокойствие, просто прячут близких в тюрьму, лишают их воли. Объясняя свои действия заботой. Но на самом деле превращают близких в беспомощных марионеток.

Магистр говорил метафорами, но я поняла, на что и на кого он намекает. На тех мужчин – наших отцов, братьев, мужей, начальников, – которые диктуют нам, как жить.

– А я хочу дать тебе свободу, Эмма, – угрюмо продолжил Кайрен. – Ты научишься постоять за себя и за других. Хочу вытащить тебя из клетки.

– В мир, полных опасностей и хищных птиц...

– Да. Но ты сможешь дать им отпор. Не будешь слабой и зависимой от прихотей хозяина, который сунул тебя в эту клетку.

– А военная академия – разве не другая клетка?

– Клетка, но с открытой дверцей. Даже, скорее, не клетка, а вольер, где тренируют боевых соколов. Я предложил тебе этот путь, потому что он тебе подходит. Эмма, что мне сделать, чтобы убедить тебя? – он повернулся, подался вперед, почти соприкоснувшись со мной носом, прищурил глаза, у уголков появились смешливые морщинки. Кайрен произнес заговорщицким шепотом:

– Только подумай, какие красивые пуговицы будут на твоем мундире. Сможешь пополнить коллекцию.

Он выпрямился и многозначительно провел пальцами по пуговицам на своем сюртуке. Я уставилась на верхнюю – она как раз находилась вровень с моими глазами.

– Это серьезный аргумент, – я улыбнулась и коснулась кончиками пальцев выпуклого серебряного черепа. И не удержалась: распластала ладонь, приложила ее к груди магистра, полностью закрыв пуговицу.

Твердая грудь мерно поднималась и опускалась, под моей ладонью глухо и часто билось сердце мужчины. Я затаила дыхание, когда магистр накрыл мою руку своей и прижал.

Я подняла голову, встретилась с Кайреном глазами. Его взгляд стал темным и пронизывающим. И тут я совершила еще один немыслимый поступок: подняла вторую, свободную руку к его лицу, приложила пальцы к шраму у его рта и медленно, осторожно обвела его.

Пальцы кольнула щетина, которая покрыла его щеки к вечеру. Сам шрам был гладкий, с небольшими бугорками. Кожа на подушечках вспыхнула, по руке пробежала горячая искра – в самое сердце!

Впервые я прикоснулась к лицу мужчины. Его очертания совсем не такие, как у девушек. Плотная кожа. Твердые выступы скул. Шершавые волоски...

У меня закружилась голова. Я зажмурилась. Почувствовала, как магистр наклоняется, но я не смела открыть глаза.

А потом... горячее прикосновение к моим губам. Давление мужских груб, твердое, уверенное. Теплое пряное дыхание на моих щеках.

Я сдавленно ахнула. Отшатнулась, отпрыгнула. Вытянула руки, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, и только потом осмелилась разлепить веки. Мои колени дрожали, в груди полыхал пожар.

Магистр смотрел на меня исподлобья, склонив голову.

– Ты все понимаешь, Эмма, – сказал он глухим, низким голосом. – Ты все прекрасно понимаешь.

Я молчала, не в силах ни кивнуть, ни отрицать.

– Отведите меня в Академию, магистр Шторм, – выдавила я. – Мне нужно подумать.

В Академии было тихо и темно. Время отбоя давно наступило.

Меня пробрала дрожь. На ночь открыли узкие окна, толстые стены замка вытягивали тепло, в здании стоял тюремный холод. Привычные запахи показались удушающими – краски, суконных одеял, капустного супа и тяжелый, приторный аромат розового масла, который сочился из парфюмерного класса. Остро захотелось вернуться наружу, в ночной сад.

– Эмма, ты хочешь подумать, и я даю тебе это время, – негромко сказал Шторм, когда мы поднимались в крыло со спальнями. – Думай не только головой, но и сердцем. Верь в свои желания и инстинкты. Представь свое будущее. А не то, к которому подталкивает тебя семейный долг.

– Хорошо, – обронила я угрюмо.

В тот момент думалось лишь о ближайшем будущем, которое ждет меня через несколько минут. В виде нашей классной наставницы Розги.