— Не нашёл. Ведьма только про княжну рассказала, а остальные… меня убить пытались уже два раза. И я уверен, что третий будет.
— Зачем мне всё рассказал?
— Твёрд, чтоб его собаки за пятки кусали, сказал, что никому здесь теперь верить нельзя.
— А ты, значит, мне поверить решил?
— У меня выбора нет. Ведьма сказала, где княжну схоронили, да боюсь мне одному не справиться, а верю я только Сияне… да тебе, ещё.
— С чего это?
— С того, что был бы камень у тебя за душой, не стала бы ты с нами пироги есть, да щи хлебать. Умения бы хватило и меня порешить, и Сияну. Не так разве?
— А если я хитростью…
— Оставь! Скажи лучше, поможешь или нет?
Цветава в упор посмотрела на него, и Ждан совсем невпопад подумал, что глаза у неё очень красивые — большие, серые, с зелёными крапинками, будто цветы на камнях.
— Помогу, — сказала она. — У меня тут, кроме вас, никого нет, а может, теперь и не только здесь.
— Тогда завтра выходим пораньше.
— Куда?
— В Волотов лес. Ведьма говорила там схрон.
— Не солгала?
—Думаю, нет. Жизнь свою поганую выторговывала.
Цветава, задумалась, потом сказала:
— Прости.
— За что ещё?
— Никого ты не губил… кроме этой ведьмы. Сами мы, видно, под удар подставились.
— А скажи-ка, знал ли кто-нибудь о том, зачем вы с Радимом сюда идёте.
— О моём разговоре с Твёрдом точно никто проведать не мог. Он даже когда послание передавал, не писал ничего на бересте, кроме значка тайного.
— А Радим? Может, он кому-то рассказал?
— Не знаю даже. Он мне до последнего ничего не говорил. Шепнул только твоё имя перед выходом из поруба, вот и всё. Не думаю, что он разболтал.
— Тогда совсем непонятно.
— Кто-то знал, что придут из Вежи изменников искать, но не, знал кто именно придёт.
— Значит, они на тебя не подумали поначалу.
— А когда я тебя искать начала, всполошились и всех перетравили.
— А где ты была?
Цветава наморщила лоб.
— На базаре со стражниками разговаривала, с сотником, с Горыней, и… там ещё один десятник был.
— Как выглядел? — подобрался Ждан.
— Высокий, всего на три головы тебя ниже, волосы русые, нос набок свёрнут…
— Уйка!
— Не знаю, его по имени не называл никто.
— Зато я знаю. А знаешь, что самое дивное в этом самом десятнике?
— Что?
— А то, что вчера он тебя увидел, а сегодня, после того как твой десяток отравили, срочно умчался не пойми куда, вместе со всем десятком.
— Получается, его ты искал?
— Вряд ли, — покачал головой Ждан. — Слишком мелкая сошка он. Что может десятник? Ну, убить кого-то, ну в бою в спину ударить…
— Ворота врагу открыть.
— А самосветные камни? А где он этих твоих колдунов прячет? Под лавкой, в гриднице? Нет, есть ещё кто-то, вот его и надо искать. Но только после того, как княжну обратно приведём.
— А если не приведём?
Ждан не ответил. Не говорить же ей, что в последние дни его частенько посещала мысль, просто трусливо бросить всё и сбежать из этой ставшей постылой крепости, забиться куда-нибудь в угол поглуше, чтобы слыхом не слыхивать обо всех этих предателях, смертях, ведьмах, губящих чужих мужей и прочей нечисти. Он твёрдо решил, что если не удастся спасти дочь князя-воеводы, то обратно он не вернётся. Пусть думают, что хотят о нём. Хватит. Ему здесь всё равно уже не выжить, так может, где-то в другом месте удастся пусть хоть не прожить жизнь, как полагается, так умереть лицом к лицу с врагом, а не в подворотне от ножа в спине.
— Откуда у тебя обруч? — спросил он.
Отчего-то его вопрос смутил девушку, она нервно провела пальцами по вытертой меди и ответила:
— Давным-давно подарили, ещё там — дома. Теперь это просто память, чтобы не забыть.
— Кого?
Она пожала плечами:
— Хоть кого-то. Пытаюсь припомнить хоть что-то: всё как в тумане. Обруч — единственное, что осталось от той жизни.
— Мечтаешь домой вернуться?
Она лишь грустно усмехнулась в ответ и сказала:
— Пойдём в дом, там Сияна на нас обижается.
[1] Виселицу
Глава 19
Сияна и вправду поначалу обиделась, но, когда узнала, куда они собрались, сразу предложила идти вместе, но тут ей Ждан сказал твёрдое «нет».
— Это ещё почему? — чуть не плача спросила вдова.
— Не буду я тебя в это втягивать, — ответил Ждан. — Пока те, кто Лана и Томицу убил, думают, что ты просто хозяйка дома, а я у тебя просто живу, потому тебя и не тронули, но если увидят, что мы дела вместе делаем…
— Тоже мне беда. Отобьюсь, не маленькая.
— От лиходеев, может, и отобьёшься, а если тебя как Цветаву травить начнут? Нет, сестрица, не позволю я им тебя в могилу свести.
— Ждан прав, — поддержала Цветава. — Кто-то за два дня десять человек убил и глазом не моргнул, и этот кто-то нам сейчас на пятки наступает. Нас порешат, если не убережёмся, а ты причём? Тебя за что убить могут? Только за то, что с нами по улице шла?
— А вы, значит, такие смелые да умелые, что со смертью разминётесь?
— Мы не этого не выбирали… так сложилось. Разве что, двоих убить посложнее будет, чем поодиночке передавить.
— А троих…
— Я же говорю: не выбирали мы такой доли, а тебе такой выбор не нужен. Зато нам нужно место, куда можно вернуться да знать, что нож в спину не воткнут. Сейчас нельзя уже доверять ни страже, ни дружине, ни даже князю воеводе…
— Это ещё почему? — вскинула брови вдова.
— Потому что измена готовится в крепости, Сиянушка, — подал голос Ждан. — Если правда, что армия нечисти в дне пути от стен стоит, то скоро она здесь будет.
