Хладная рать (СИ) - Командор Анастасия

Из башни наверху послышалась возня, дозорные затрубили сигнал, означающий прорыв обороны, и несколько горящих стрел полетели вниз.

Ночница не обращала на них внимания. Она опустилась на колени у тела стража, выдернула обломок копья из его шеи и припала к ране губами. Вкус чужой жизни, настоящей, а не этого полумертвого существования во тьме, наполнил ее тело, согрел ненадолго черный холод искажённой души.

Пока ночница жадно глотала теплую кровь, недобитый воин слабо скулил от боли. Нежить молчаливой толпой огибала их и текла в город, заполняла улицы и поднималась на стену. Стрелы больше не сыпались с неба, не гудел рог, только раздавались крики со всех сторон, а меж ними — хриплый радостный грай.

Глава 41. В последний раз

В избе было тихо. Так тихо, что можно было услышать, как скребутся мыши в подклете. На миг вспыхнул страх — что, если изба пуста, а план провалился? Но Мера быстро отогнала от себя непрошеные мысли. Стёрла рукавом кафтана остатки кровавых разводов со щек и потянулась к дверной ручке. Замерла. Руки подрагивали слегка, а ненависть, обида, скорбь, что сидели внутри, многократно усилились жаждой крови десятков мертвецов и нечисти.

Их все сложнее было сдерживать. Как она чувствовала каждую призванную тварь, каждого духа, наполненного вечным голодом и тьмой, так и они чувствовали ее. Они хотели чужих жизней — эти жизни были прямо перед ними, и вокруг, безо всякой защиты и преград. Лишь воля Меры стояла между нежитью и полным истреблением города. Мера надеялась, что ее воля выдержит это испытание.

Она собралась с мыслями и распахнула дверь. Навстречу вырвалась темнота покоев и чужой запах. Страх и отчаянное нежелание принимать судьбу.

Булат лежал неподвижный и беспомощный на собственной постели. Глаза его были широко распахнуты и глядели прямо на темную, скрюченную тварь, что сидела на его груди. Он и пальцем шевельнуть не мог, только смотреть в глаза существу, которое умело погрузить разум человека в самый невыносимый из его кошмаров.

Стоило только скрипу двери рассеять застоявшуюся тишину, как оба — мара и Булат — обратили взгляды к двери. В испуганных глазах мужчины мелькнула и тут же угасла надежда, что невероятно позабавило Меру. Она не видела его прежде таким. Немудрено, ведь нечисть, что сидела на груди, могла бы напугать кого угодно. Небольшое тельце сплошь покрывали наросты и корочки, длинные волосы свились в неопрятные колтуны, а крупные, светящиеся в темноте глаза смотрели в самую душу и вытаскивали на свет то, что хочется забыть навсегда.

Кроме них здесь не было никого. Небольшие покои под самой крышей вмещали пару составленных вместе лавок, давно слежавшийся тюфяк и три сундука. В убранстве ещё чувствовался давний след женской руки, о чем говорили и нетронутые после ее ухода вещи. Мера не помнила жену Булата и не собиралась думать о ней. Она вообще ни о чем не могла думать, глядя на него, только представлять мысленно смерть брата. Что это было: удар ножа в спину, пока он бился с врагом, или под ребра, лицом к лицу? Долго ли Булат следил, как гаснут глаза Светозара, прежде чем бросить его в грязи?..

Она ещё немного понаблюдала за выражением ужаса на лице предателя, его беспомощностью под чарами сонного оцепенения. Потом безмолвно освободила проход, и в покои ввалились мертвецы — стражи, которых убила ночница. Мере не было жаль их. Они сделали свой выбор, остались на стороне предателя. И заплатили за это кровью.

Мысленно Мера повелела маре освободить Булата. Тварь спрыгнула на пол и растворилась в темном углу, а Булат с шумом вдохнул всей грудью, немедленно попытался вскочить и дотянуться до оружия. Мертвые стражи с сочащейся изо ртов тьмой скрутили его прежде, чем он встал с постели, заломили руки за спину, а один ещё и ткнул рогатиной в затылок. Заставить упырей держать оружие требовало от Меры постоянной сосредоточенности, как и удерживать их порывы разорвать человека в клочья.

Не произнеся ни слова, колдунья развернулась и двинулась к выходу, а упыри потащили Булата — босого, в ночной рубахе и штанах — следом за ней. Он не дёргался и не просил о помощи. Видно, пытался сохранить остатки достоинства перед неминуемой гибелью.

Никто не встретился по пути через двор, только мертвые бродили тут и там. Мера распахнула двери в пустые тихие хоромы, прошла темными коридорами в трапезную. Зажгла свечу — одну, только чтобы советники видели друг друга.

Отцовский стул во главе стола привычно внушал лёгкий трепет, будто Мера все ещё та маленькая девочка, которая могла лишь глядеть на это почти священное место, гладить свисающую с краев медвежью шкуру, но забраться на него не смела.

Она до сих пор не чувствовала себя достойной — больше, чем когда-либо. Но все же опустилась на мягкое сиденье, провела пальцами по резным подлокотникам и расслабленно откинулась на спинку. Мертвые воины же грубо усадили Булата на скамью на его обычное место и угрожающе застыли за спиной.

— Ну и зачем все это? — хмуро бросил витязь. — Что тебе нужно?

Тут двери вновь распахнулись, и ещё трое упырей втолкнули в трапезную ничего не понимающего, такого же хмурого Возгаря.

Мера проводила его безразличным взглядом и обернулась к Булату.

— Зачем? Собираю совет в последний раз. Хочу сделать объявление.

Время текло предательски медленно. В гнетущем молчании Мера ловила на себе изучающие, угрюмые взгляды советников, которые ничего не понимали. Предчувствие худшего снедало их, как Меру снедала надобность ждать. С каждым мигом вероятность, что защитники города раскроют ее маленький план и вернутся к хоромам, возрастала. А с тем неизбежно возрастала и вероятность массового кровопролития. Но Мера совсем не хотела топить свой стольный град в крови, всего лишь забрать что причитается.

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем упыри привели в трапезную следующего боярина, а за ним и ещё одного. Следовало собрать всех.

В прохладном помещении скоро стало тяжело дышать из-за густого запаха гнилой плоти и свежей крови. Мертвецы вперемешку с навьими духами толпились за спинами советников, заставляя тех потеть и бледнеть, вздрагивать после каждого шороха. Мера оставила по одному на человека, а остальных отослала прочь.

Наконец, в дверях появились союзники. Ормарры молча застыли у входа в ожидании ее слов, только Ратмир бросил полный боли и одновременно злобы взгляд на отца. Булат же ответил презрением. Сплюнул на пол и процедил сквозь зубы:

— Вот, значит, кого ты выбрал! Неблагодарный, неразумный щенок!

— Хочешь поболтать с отцом напоследок, Ратмир? — предложила Мера.

Гридин мрачно покачал головой и отвёл взгляд. Должно быть, сохранять спокойствие сейчас стоило ему больших усилий. Что бы ни сделал отец, он остаётся родителем, и невероятно больно думать о том, что скоро он должен умереть.

Мера смотрела на него и гадала: почему он выбрал ее, а не отца.

Даже стало жаль его. Не хотелось причинять боль преданному гридину и первому другу, не хотелось, чтобы он в тайне возненавидел ее. Но иначе нельзя.

— У меня есть просьба, — обратилась Мера к союзникам. — Я могу поручить ее только живым. Поднимитесь на стену. Скажите воинам, чтобы сложили оружие, иначе я прикажу нечисти убить всех, кто находится внутри стен. Скажите, чтобы потушили огни. Если кто откажется… Пусть Ратмир решает. — Она посмотрела гридину в глаза. — Ты ведь хотел сохранить стену, уберечь людей? Делай что до́лжно. К рассвету я освобожу город.

Его лицо чуть посветлело, он благодарно кивнул, вновь глянул на отца и, так ничего и не сказав, ушел. Мера знала, что для него это важно: знать, что она не станет наказывать всех из-за ошибок одного человека.

Ингвар тоже развернулся к выходу, а Кельда задержалась. Хмуро глянула на Возгаря, потом на Меру.

— Он должен заплатить.

— За что же? — усмехнулся вдруг боярин, обернувшись к воительнице. — За вашу глупость? Я обещал выпустить вас из города, не более.