Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина

А потом он повернулся к стене:

— И они помнят. Вот… эти пять. Хорошая добыча. У старушки одной. Не здешняя, в городе жила, на краю. Вдова. Кулыба ей по дому помогал. Давно, ещё когда сюда не перебрался. А потом украл что-то. За это и судили, и на каторгу спровадили. Забыл, как рассказывал? Хвастался, какой ты памятливый… и про то, как опасался, что сдохнет старуха и ты отомстить не сумеешь? И про то, как Бурого подбивал. Подбил… много тогда добра взяли. А старуху ты сам кончил. Перед её ж иконами. И они видели…

Мал поглядел на меня.

Сглотнул.

— Они хотят, чтобы я помог им. И я помогу. Но ты уходи. Городня. Аптека на перекрёстке Свешниковой и Возничей улиц. Дом в два этажа. Вывеска с медью. Спросить надобно сельтерскую воду с вишнёвым сиропом, духи от фабрики «Ралле» «Царский вереск» и их же помаду для волос, но всенепременно свежего приготовления и три унции порошка из мумий[2]. Всенепременно уточнить, настоящий ли. Тебя пригласят внутрь, чтоб самолично мог убедиться. Тогда и отдашь.

Конспирация на уровне фантастики.

Хотя здесь нет дронов и подслушивающих устройств, кибератак и взломов сети, и многого иного. А сельтерская вода с сушеной мумией — имеется.

Так что нечего нос воротить.

— Только вряд ли он будет там самолично, — завершил Мал и лицо его исказила судорога. — Ты… иди… я больше не могу их держать. И не хочу. А мы поговорим. Правда, Кулыба?

Я разлепил губы.

— Дом уцелеет?

— Дом? — Мал, кажется, не сразу понял, о чём речь. — Уцелеет… дом уцелеет… все… уходи. Ты чужой. Ты не подсуден. Не нам.

И слова эти повторили.

Те, нарисованные иконы, которые пусть и изменившиеся от прикосновения золота, но всё ещё неживые, вдруг ожили.

Я выскочил за дверь и к двери этой прижался, придавил её весом тела.

Сердце колотилось, что ненормальное.

Последнее, что я видел, это как сходит с полотна Богородица, та, в красном платке, и младенец на её руках стремительно преображается, становясь похожим на Светозарного.

Дикий вопль разбил ночную тишину.

Надо было внизу допрашивать. Чтоб вас… значит, сельтерская вода с сиропом. Хотя Мал прав. Иван Иваныч ждать не станет. Но вот наведаться в эту аптеку стоит.

Или не сейчас?

Ладно, сперва отдохнуть, а потом подумаем, как оно лучше.

[1] Реально существовавшая фабрика, известная не только в России. На Парижской всемирной выставке в 1878 году изделия компании были объявлены «выше всякой награды», а на Парижской выставке в 1900 году была получена высшая премия — «Гран-при». После революции фабрика сменила имя и стала называться «Свобода». Думаю, многие читатели вспомнят кремы «Балет», «Детский», зубную пасту «Жемчуг» и многое иное.

[2] Весьма популярное средство в своё время. Универсальное лекарство, которое втирали в кожу, пили и ели. В свое время популярность такого «лечения» привела к разграблению Египта. Многие древние мумии уходили на порошки и примочки. В то же время спрос был огромен. В итоге возникла индустрия подделок от простых, когда за мумии выдавали куски сушеного мяса, до вполне грамотных.

Глава 34

Глава 34

Огурцы лучше солить в дубовых кадушках или бочонках меры на 3–4. Обручи должны быть железные, уторы — крепкие. Кадушки перед солением несколько раз запарить кипятком, отчего они разбухнут. Уложить огурцы в кадушку, врубленную в лёд, рядами. Каждый ряд перекладывать листьями чёрной смородины и вишни, посыпать укропом, а на дно уложить листья хрену и наскобленного хрену. Дать постоять огурцам без рассола во льду два дня. Развести в воде соль (на каждую меру огурцов фунт с четвертью соли) и влить столько рассола, чтоб потопить огурцы. Влить столько вёдер рассола, сколько ковшей топлёной дубовой коры. Наложить кружок и гнёт самый лёгкий. Как наступят морозы, перенести огурцы с ледника в погреб.

Огурцы по-филатовски. [1]

Татьяна сидела, прислонившись спиной к печи и плакала. Нет, не рыдала, а просто вот сидела, но по щекам катились слёзы. Рядом замер Метелька, совершенно растерянный.

— Тань… ты чего, Тань? — я испытал огромное желание сбежать, потому что невыносимо вот так глядеть, когда сделать ничего не можешь. — Больно? Плохо?

Она моргнула.

— Я… воняю.

— Ну, было бы. Мы все слегка пропахли. Лесом. Дымом. Потом. Это ж ерунда. Это пройдёт. Отмоется. Даже тут… тут банька есть, хотя топить, конечно, некогда, но на печке можно воды нагреть.

— Точно! Печка горячая. Её как раз вытапливали! — Метелька подскочил и заметался. — Вода… воды полведра, а я с улицы ещё притащу. Сейчас поставим.

Он с трудом вытащил огромный чёрный котёл.

— Савка, подсобишь?

Вдвоём мы запёрли его на печку, прикрытую толстым железным листом. Сверху на нём виднелись кругляши, которые Метелька ловко подцепил кочергою, сдёрнув в сторону. И уже в дыру мы вставили дно котла.

— Дровишек подкинем и погодим. Оно враз согреется. И тут я одёжи видал. Два шкафа! Женского полно…

— Женское лишним будет. На потом возьмём, — решил я.

— Так и мужского. Тут полк одеть можно.

— Иди за водой.

Он кивнул и сгинул.

— Тимоха где?

— Уснул. В тепло попал и сразу. Михаил с него сапоги стянул и так-то раздел. А потом одеялом. Я же вот… вот…

Слёзы катятся себе дальше, протапливая дорожки на запылённых щеках.

— Я помыться сама не смогу.

— Я помогу.

— Это… это… за что нам оно?

— Не знаю. Ни за что, наверное. Просто вот… получилось так. Виноватых мы найдём.

— И станет легче?

— Нет, — признался я. — Может, разве самую малость. И месть не поможет. Не думай о ней, ладно?

— А о чём тогда?

— Понятия не имею, о чём женщины думают. О платьюшках?

— Ты издеваешься? — и глянули так, свирепо.

— Не. Отвлекаю.

— Спасибо. Я уже почти успокоилась. А думать… о мести думать как-то легче.

Это да. Только вот с таких мыслей и свихнуться недолго.

— Думай лучше о том, как мы вернёмся домой. И сад восстановим. И дом. Земли. Что там ещё из нашего?

— Мечтать?

— Почему бы и нет. Лучше мечтать, чем ненавидеть. Жениха тебе найдём.

— Вряд ли.

— Это почему?

Татьяна фыркнула и, наклонившись, вытерла слезу о моё плечо.

— Кому я теперь нужна? С нестабильным даром, с этим вот, — она подняла руки. — Думаешь, не понимаю? Даже если заживут, не воспалятся, то всё одно шрамы останутся. И пальцы… раньше… надо же, недавно, а по ощущениям вечность назад. Не важно. Мы часто отвозили продукты нуждающимся. Благотворительный комитет. Вещи всякие. Хлеб. Мыло вот и порошки. Вот…

Слушаю.

Ей надо сейчас кто-то, кто просто будет слушать.

— Я видела женщин и мужчин. И детей, которых покалечили фабрики. И безногих. Безруких. Одной вот станком кости перемололо. Руки отняли, а муж прицепил крюки.

— Твои пока на месте, — вот эти мысли мне категорически не понравились.

— Пока. Именно, что пока. Если начнётся воспаление, то придётся отнимать. Но тогда лучше дай мне умереть, а?

Не дождёшься.

— Не начнётся. Тут вон целая лаборатория в подвале. И мази отыщутся. А нет, так сделаем.

Кто сделает — большой вопрос. Я в лекарском деле ничего не понимаю, но, может, Мишка сумеет? Или вот Еремей. Он должен знать какие-нибудь рецепты, чтоб намешать можно.

— Хорошо, — мягко согласилась Татьяна и явно лишь затем, чтобы со мной не спорить. — Но шрамы… со шрамами тоже есть люди. Паровые станки часто взрываются. И тогда достаётся всем. Если близко, то обычно насмерть. А вот когда чуть подальше человек стоит, то и выживают. Только шрамы. Такие, плотные… пальцы не будут гнуться. Кому нужна жена, у которой пальцы не шевелятся? Ни иглу не удержать, ни за рояль сесть.

— Тань, вот реально, ты сейчас голову ерундой забиваешь. А кому нужна — это мы ещё разберемся.

— Хорошо бы Михаил и вправду братом оказался. Иначе не отступится ведь. А… а я не хочу, чтобы он страдал.