Следующие 500 лет: Как подготовить человека к жизни на других планетах - Мэйсон Кристофер

Солнце, согревающее нас ныне, однажды исчерпает запасы топлива и уничтожит все внутренние планеты: Меркурий, Венеру, Землю и Марс. Они обуглятся, как спичечные головки. На этой неизбежной стадии эволюции звезды, когда Солнце станет красным гигантом, на нашей планете не останется ничего, что было нами создано, изучено или постигнуто, и от нас останутся только те радиоволны и прочее электромагнитное излучение, которое мы распространяем во все стороны с начала 1930-х гг. Если мы не найдем способа стабилизировать коллапсирующее Солнце, все наши технические, художественные, научные и культурные творения – в сущности, вообще все, что есть на Земле, – будут уничтожены. Поэтому оставаться здесь нельзя. Необходим глобальный план выхода за пределы этой планеты.

Ни один глобальный план невозможно реализовать без средств, которые обеспечивают глобальную координацию и коммуникацию. Мир стал приобретать нынешний вид благодаря интернету и суперсовременным транспортным сетям лишь совсем недавно. Постоянный и вездесущий обмен информацией между устройствами, подключенными к интернету, – это реальность, сегодня воспринимаемая большинством из нас как данность. Такая связь обеспечила расширение промышленной революции и наступление нового «информационного века», позволяющего быстро строить или разрушать целые города и страны. Мы неожиданно обрели способность влиять на атмосферу всей планеты и экологию целых регионов. Эта способность – порождение дешевой высокоуглеродной энергетики, ныне угрожающей нашей планете. Как бы тревожно ни было наблюдать за ростом уровня CO₂ на Земле, это, возможно, неизбежное следствие прогресса цивилизации. Теперь, когда мы понимаем, как эти технологии вредят нашей планете, а также располагаем средствами контроля и коммуникации, у нас есть возможность не только ликвидировать ущерб, нанесенный Земле, но и сделать цивилизации чище и лучше прежних – как на нашей планете, так и на других. Это позволит нам обеспечить в долгосрочной перспективе выживание себе и другим видам.

Этот ключевой принцип – обеспечение выживания как можно более многочисленным формам жизни и сохранение разнообразных молекул – представляет собой новую этику, молекулярную и генетическую. В рамках такой этики идея «сбережения» приобретает цель и становится обязывающей. Это наивысший (деонтогенный) долг, поскольку от него зависит все остальное.

Деонтогенная этика

Деонтогеника – новая этика, проистекающая из деонтологии (от греческих корней «деон» – долг, обязанность и «логос» – учение) и «генетикос» (от греческого «родовой» или «порождающий»). Деонтогенная этика основана на двух простых допущениях. Во-первых, мы исходим из того, что лишь некоторые виды или существа осознают возможность собственного вымирания. Во-вторых, допустим, что существование – необходимое условие для достижения любой иной цели и воплощения любой идеи. Короче говоря, существование – залог сущности. Следовательно, для достижения какой угодно цели и для воплощения любой идеи мыслящий вид (в настоящее время известен только один такой вид – люди) должен обеспечить собственное существование, а также существование всех других видов, способствующих его выживанию. Соответственно, этичен любой сознательный акт, направленный на сохранение биомолекул (в настоящее время под ними понимаются прежде всего нуклеиновые кислоты), когда бы он ни был совершен. Любой противоположный акт неэтичен.

Деонтогенная этика перекликается с деонтологической (сформулированной Иммануилом Кантом), хотя и отличается от нее. Кант полагал, что моральность деяния зависит от того, является ли правильным или неправильным само деяние независимо от результата. Согласно «категорическому императиву» Канта, людям перед любым поступком следует задуматься: «А что, если бы так поступал каждый? Что, если бы мое действие вдруг стало максимой для каждого? Каким тогда был бы мир?» Распространено мнение, что деонтологическая этика входит в противоречие с утилитарной, такой как у Иеремии Бентама и Джона Стюарта Милля, которые стремились к «наибольшему благу для наибольшего числа людей». В утилитарной этике результат и последствия обычно считаются важнее самого действия.

Но утилитарная этика также сталкивается с проблемами количественной оценки и применения. Что есть благо и как его измерить? Что, если возникнут ситуации, которые в целом ведут к увеличению блага, но среднестатистическому индивиду идут во вред? Дерек Парфит в своей книге «Причины и личности» говорит об «отвратительных результатах» применения некоторых из этих утилитарных систем. Например, теоретически было бы лучше иметь многочисленную, но в целом более несчастную популяцию, нежели меньшую популяцию, представители которой в среднем больше довольны жизнью. Еще один этический принцип требует ответить на вопрос, что было бы «справедливым» для вас независимо от того, кем вам выпало родиться (богатым или бедным, могущественным или угнетенным). В рамках этого принципа Джон Ролз говорил о «завесе неведения». Однако прежде чем вести все эти дискуссии и выдвигать концепции, необходимо существовать. Таким образом, сохранение жизни как таковой является высшим долгом, деонтогенной этикой, предшествующей всему другому.

Деонтогенная этика основана на четырех простых тезисах: 1) чтобы сознанием можно было пользоваться, оно должно существовать; 2) наше долгосрочное выживание зависит от планов выхода за пределы Солнечной системы, где зародился наш вид; 3) долгосрочное выживание зависит от метавида, но касается не только его; 4) потребности метавида и его сохранение могут быть приоритетнее индивидуальных потребностей и желаний. Хотя такая позиция может казаться покушением на свободу – лишением разумного существа права выбора, следует отметить, что мы и так ограничиваем возможности выбора с помощью других «молекулярных вмешательств», включая обогащение пшеницы и муки фолиевой кислотой, йодирование соли, хлорирование воды и обязательные прививки. Во всех этих случаях решение принимается до того, как человек получит доступ к ресурсу, поскольку это делается ради общего блага и выживания остальных людей. Это этичный поступок.

Эта деонтогенная этическая система может принципиально изменить наши представления о многих вещах, организмах, людях и культурах на Земле. Например, в Бразилии и Эквадоре, где есть дождевые леса, по-прежнему сохранились первобытные племена, не вступавшие в контакт с современным миром. Они находятся в первобытном, сакральном состоянии, достойном изучения, сохранения и понимания, а также открывают возможность найти новые практики, языки, культуры и молекулы. Но, оставляя автохтонные культуры в затерянных уголках амазонских джунглей, мы фактически обрекаем их на гибель. Даже если племя и разовьется до идеального, бесконфликтного сообщества, не знающего войн, оно обречено. Если через несколько миллиардов лет, когда планета будет поглощена Солнцем, они все еще будут здесь, то все их знания, культура, язык и история будут навсегда стерты. Да, стремление некоторых культур остаться в изоляции от остального человечества хотя и может быть разумным в краткосрочной перспективе, в более долгосрочном плане ошибочно и, в сущности, ведет к преднамеренному групповому самоубийству.

Такая критика «общества самоубийц» применима не только к изолированным популяциям, но и ко всему остальному миру. Впереди маячит самоубийство, грозящее не отдельному обществу, а человечеству в целом. Это глобальная проблема, которая коснется всех, если рано или поздно мы не улетим с Земли. Следует отметить, что совокупные знания, накопленные нашим разумом, а также факты, известные из геологии и астрономии, подтверждают: это действительно самоубийство, а не то событие, которое можно было бы назвать вымиранием или несчастным случаем, поскольку данная опасность априори известна и предотвратима. Это равносильно тому, чтобы сидеть на рельсах, зная о приближении поезда, и просто дожидаться его. Технологические, интеллектуальные и инженерные вызовы, которые потребуют решения в случае переселения на другие планеты, конечно же, велики, но не непреодолимы. Эти проблемы могут быть решены при наличии воли и ресурсов. Отказ выполнять долг, стоящий перед нами как перед метавидом, – провал деонтогенной этики. Это невыполнение долга перед нашим собственным видом и всеми остальными. Разве может кто-то отказаться от этого?