Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина

— Как и у Тимохи. И у меня. И у него, — проворчал я. — Ложись. Нам чуть откатить и остановиться надо бы. А тьма у всех нас. Только тьма — это не значит зло. Как и свет — добро.

Ангел не был добрым.

И злым не был.

Просто другим. Наверное, людям и вправду сложно понять такое.

— Дед говорил, что дети Света ненавидят таких, как мы, а он помог.

— Дед ошибался. Это нормально. Как твои руки?

— Странно. Не больно. И иначе, чем было. Я пальцами шевелить могу, но они какие-то всё равно, как деревянные. Что он сказал про Тимофея?

— Что душа спит.

— Спит⁈ — она тоже поняла всё и сразу. — А…

— Тьма нужна. Может, про детей Света дед и ошибался, но вот про связь души с тенью был прав. Если я правильно понял, нам придётся как-то откормить его тень, а она даст силы душе.

— Тогда, — Татьяна улыбнулась. — Тогда хорошо. Когда есть надежда, всегда хорошо.

И глаза закрыла.

— Я… посплю… как-то… устала.

— Спи, — я подвинулся. Одеяла в машину Мишка, похоже, со всего дома собирал. Ну и отлично. Нам они точно нужнее.

Так и поехали.

Что ещё сказать. Остановились мы, когда уже совсем рассвело.

— Документы надобно выписать, — Еремей опёрся о капот. — А то если военные, то будут вопросы. Хотя… если сунутся, то точно будут вопросы.

Ну да. У нас там пару ящиков икон, хотя на представителей Синода мы никак не тянем, и похищенная девица в беспамятном состоянии. Главное, что хрен докажешь, что мы её спасли, впрочем, как и иконы.

— И что надо?

— Почерк красивый надо, чтоб как у писарчука. Ну и грамотность. А ещё решить, как записываться станем.

Золото на небесах не истаяло, но висело где-то там, над лесом, красиво переливаясь, подкрашивая небеса перламутром.

— Боюсь, я ещё не совсем привыкла к рукам. Почерк будет дурным, — Татьяна задумчиво отщипнула лоскут кожи.

— На меня даже не смотрите, — я и в той жизни писал, что кура лапой, а в нынешней с этими вон финтифлюхами да чернилами вовсе получалось не письмо, а тихий ужас.

— И на меня, — поспешил влезть Метелька.

— Я и вовсе… — Еремей поглядел на Мишку. А тот кивнул.

— В принципе, я могу попробовать. По каллиграфии у меня отлично было.

Полезный он, однако. Я прям уважение испытал немалое.

— От и ладно. Тогда…

— Семьёй нельзя, — я любовался небесами. Это круче фейерверка. На светлом шёлке небосвода медленно расползались золотые змеи. И от прикосновения их, то ли облака, то ли само небо вспыхивало, окрашиваясь, где в алый, где в розовый, а где и вовсе до полуденной белизны.

— Почему?

— Потому что слишком разные мы. И коль будем говорить, что семья, то обязательно вопросы возникнут. А чем больше вопросов, тем больше внимания.

По-хорошему вовсе бы разделиться. Отправить Таньку с Тимохой куда-нибудь к морю. Чтоб там солнце, воздух свежий. Отдых. Да только одну страшновато. С кем? Еремей нам нужен будет.

Мишка…

Вариант, конечно. Но…

Большое такое «но».

Не доверяю я ему. Так вот, чтобы полностью и до конца. Да, он себя неплохо показал. Впрягся. Тянет. Заботу проявляет. В общем, свой насквозь. На первый взгляд. На второй если, то деваться ему некуда. Он сообразительный. Вот и сообразил, что тут или с нами, или тёрну на прокорм. Тем паче, что с нами выбраться шансов больше. А как он себя поведёт, когда варианты появятся — вопрос.

— Смотри, — я глядел на переливы и не только я. — Взять тебя, Танюш, и его вот.

Я указал на Мишку, которому Еремей передал кипу бланков.

— От вас дворянским званием за версту несёт.

— Звучит грубо, — сестрица тоже любовалась небесами.

— Как есть. Даже если тебя в лохмотья обрядить и сажей измазать, крестьянки всё одно не получится. Купчихи, думаю, тоже.

— Согласен, — произнёс Еремей. — Извините, Татьяна Васильевна, тут он прав. Речь у вас правильная. Да и… знающему человеку она не нужна. Хватит того, как вы спину держите, двигаетесь. Как смотрите, поворачиваете голову. Иные повадки опять же.

— Именно. А вот мы с Метелькой — наоборот. У нас прям на лбу пролетарское происхождение написано.

— Чего? Я мылся, — Метелька поплевал на пальцы и лоб потёр. Вот интересно, это он нарочно или вправду не понял.

Татьяна, готовая было протестовать, только вздохнула:

— Думаешь, с дворянством в революцию не возьмут?

— Да нет. Отчего же. Сдаётся мне, что туда всех берут. Просто… ну как оно выйдет, когда один с рожи чисто басурманин, другой — явно русский, но шибанутый. Сестрица дворянка и ещё двое, почитай, с помойки подобранных. Это ж сколько разговоров будет. А надо наоборот, чтоб всё понятно было. Понятно и не интересно.

— Допустим, — Михаил распрямил книжицу и осмотрелся. — Допустим, Татьяна и вправду будет дворянского звания. Скажем, из числа малого или безземельного[2] уездного дворянства. Возможно, даже изначально вполне состоятельной по местечковым меркам семьи, однако разорившейся. Потому она получила неплохое домашнее образование, а вот дальше…

Он задумался.

— Прорыв? Или неурожай? Карты? Долги?

— В принципе, можно и не уточнять, — Татьяна склонила голову. — В конце концов, задавать подобные вопросы неприлично. Можно намекнуть на трагедию, которая унесла жизни родителей и оставила меня в сложной жизненной ситуации.

Она произнесла это почти спокойно.

— А брата лишила разума. Вы похожи, — спокойно продолжил Михаил.

— А ты?

— А я… допустим, я буду кузен, который был в отъезде, а теперь вернулся и застал дела в полном расстройстве. И конечно, не смог остаться в стороне.

Театр по ним плачет.

Хотя легенда вполне живая на первый взгляд.

— Вполне, — согласился Еремей. — Только не говори, что служил.

— Не собираюсь. Скажем, торговлей занимался. Это я знаю. И на специфические темы вполне поддержу беседу. Я теперь отвечаю за благополучие сестры, которая ещё не оправилась от болезни. И брата…

— Который тоже не оправился, — встрял Метелька.

Отлично.

Эту троицу расписали.

— А вот ты, пожалуй…

— Охранник? — предположил Метелька.

— Скорее помощник. Доверенный человек. Среди купцов вполне практикуется. Служишь давно. Сопровождаешь в поездках. Выполняешь всякие-разные поручения…

А я Мишку ещё честным человеком обзывал. Вон как шпарит, прям по-писаному.

— Ну и мальчишки…

— Мои свойственники. Дальние. Троюродной сестрицы сыночки. Она при доме служила, вот и ушла со всеми, помилуй Господи душу грешную…

И все опять на небеса посмотрели.

Зарево упрямо полыхало, нарушая законы физики, астрономии и чего-то там ещё.

— А детишек мы забрали. В помогатые.

— Поместье продали. Или отдали за долги?

— Второе. Это позволит избежать разговоров о том, где оно, за какую сумму продали, — Татьяна опустила взгляд. — Приличные люди подобных вопросов избегают.

— А неприличные?

— А неприличным можно не отвечать. Тогда осталось фамилии. Имена прежние?

— Да, — я поднял с земли шишку. — А вот отчества изменить придётся. Надеюсь, возражений нет?

Возражений не было.

Просёлочная дорога ещё долго вихляла, пробираясь какими-то совсем уж окольными путями. Но в конце концов она сделалась шире, вобрала в себя ещё десяток троп. И приподнявши накатанную уже спину, кое-где украшенную старыми шрамами колеин, выкатила к тракту. Чёрную закатанную в асфальт полосу мы увидели издали сквозь поредевший подлесок. Совсем рядом торчал столб с выгоревшим на солнце указателем: «Бернички».

Значит, не заплутали.

Городок этот Еремей сразу отыскал на карте. А теперь остановился, как и договаривались.

— Всё одно как-то это неправильно, — Мишка вышел из кабины и подал руку Татьяне. — Отпускать детей одних.

— Не одних, а парой, — Еремей подавил зевок. — Тут недалече, версты две. Туда бегом и обратно. Понятно?

Куда уж понятней.

Это мы тоже успели обсудить.

И что заглянуть в эти Бернички стоит, хотя бы для того, чтоб понять, чего в мире творится. А заодно присмотреться к тому, что окрест происходит.